Кого принимали в гимназию до революции. Закон божий в дореволюционной гимназии. Система образования в дореволюционной России

Образование в 19 веке имело ступенчатую форму. Сначала ученику предстояло окончить начальное общеобразовательное учреждение, потом среднее общеобразовательное и последний этап – поступление в университет.

Начальные общеобразовательные учреждения состояли из приходских, уездных и городских училищ, воскресных школ и школ грамотности. При этом ученику следовало сначала отучиться в приходском, а затем в уездном училище и лишь потом он имел право поступать в гимназию.

Средними общеобразовательными учреждениями являлись гимназии и пансионы. Различались классические, реальные, военные гимназии. Гимназии по значимости представляли собой современную среднюю школу, которую необходимо закончить перед поступлением в вуз. Обучение в этих учреждениях занимало семь лет.

Поступить в образовательное учреждение имели право представители всех сословии. Однако в школах и училищах учились дети низших сословий, а в пансионах и лицеях – дети высокопоставленных людей. Такая форма образования была заложена Александром I, позже изменена Николаем I, и вновь восстановлена Александром II.

Предметы изучения

План обучения на протяжении века часто изменялся. Это касалось как гимназии, так и училищ.

Приходские и уездные училища официально имели программу обучения такую же обширную, как и в гимназиях. Но на деле не выходило выполнять установленный план. Начальные общеобразовательные учреждения были отданы под попечение местных чиновников, которые в свою очередь не стремились заботиться о детях. Не хватало кабинетов и учителей.

В приходских училищах учили чтению, письму, простым правилам арифметики и основам закона Божьего. В уездных учреждениях изучали более широкий курс: русский язык, арифметика, геометрия, история, геометрия, чистописание и закон Божий.

В гимназиях преподавались такие предметы, как математика, геометрия, физика, статистика, география, ботаника, зоология, история, философия, литература, эстетика, музыка, танцы. Ученики помимо русского языка изучали немецкий, французский, латинский, греческий. Некоторые предметы носили факультативный характер.

В конце 19 века уклон в образовании стал делаться на прикладные дисциплины. Стало востребовано техническое образование.

Процесс обучения

В 19 веке в гимназиях и училищах время обучения делилось на уроки и перемены. Ученики приходили на занятия к 9 часам или ранее. Заканчивались уроки в 16 часов, в некоторые дни в 12. Обычно раньше всего обучение завершалось в субботу, но в некоторых гимназиях такими днями была среда. После уроков неуспевающие ученики оставались на дополнительные занятия, чтобы подтянуть оценки. Также была возможность остаться на факультативные курсы.

Более тяжело приходилось тем ученикам, которые жили в пансионах. Их день был расписан буквально по минутам. Распорядок дня в разных пансионах немного различался. Примерно выглядел он так: подъем в 6 утра, после умывания и одевания ученики повторяли уроки, затем шли завтракать и после начинались уроки. В 12 часов был обед, после которого снова начинались уроки. Заканчивались занятия в 18 часов. Ученики немного отдыхали, перекусывали, делали уроки. Перед сном ужинали и умывались.

«Летидор» рассказывает, чем жили, какие предметы изучали, что за форму носили и сколько денег отдавали за образование ученицы Арсеньевской гимназии в конце XIX века в Москве.

О гимназии

В конце 1860-х годов в Москве открылось сразу несколько частных учебных заведений. Одним из самых заметных стала женская гимназия, которой руководила Софья Арсеньева - дочь известного российского архитектора Александра Витберга.

Гимназия находилась в самом центре Москвы, в бывшем особняке Дениса Давыдова (по современному адресу - улица Пречистенка, 17).

О программе

Девочек принимали в гимназию в возрасте 8-9 лет. Обязательным условием для поступающих к началу учебного года в подготовительный класс были требования:

• по «Закону Божьему»: молитва Господня, молитва перед учением и после учения;
• по «Русскому языку»: умение читать без большого затруднения и списывать с книг по двум линейкам;
• по «Французскому языку»: знание всей азбуки - печатной и письменной, а также умение написать её;
• по «Арифметике»: умение писать цифры.

От тех, кто хотел присоединиться к классу в середине учебного года, требовалось знание материала, на данный день уже изученного в этом классе. Девочки, которые посещали занятия, принадлежали к дворянскому сословию. К поступлению в школу их готовил целый состав преподавателей.

Что знала выпускница гимназии после выпуска

После семилетнего образования каждая ученица знала:

• «Закон Божий»: молитвы. Священная история Ветхого и Нового Завета. История христианской церкви. Катехизис. Учение о богослужении христианской православной церкви. Чтение Священного писания;
• «Русский язык и литература»: чтение и рассказ. Выразительное произношение наизусть. Орфографические упражнения. Грамматика: русская и церковно-славянская этимология, русский синтаксис. Стилистика. Упражнения в изложениях и сочинениях в связи с элементарной логикой. Изящные переводы с иностранных языков. Изучение русских прозаиков и поэтов. История русской литературы;
• «Французский, немецкий, английский» (от обучения английскому языку освобождались те воспитанницы, для которых изучение трёх иностранных языков было признано затруднительным): чтение, рассказ, выразительное произношение наизусть, орфографические упражнения, грамматика и стилистика, изучение прозаиков и поэтов, история литературы; умение владеть языками устно и письменно;
• «Математика»: арифметика, алгебра до логарифмов включительно, геометрия со стереометрией; приложение алгебры к геометрии; тригонометрия;
• «История», «География», «Физика»: в объёме курса мужской гимназии;
• «Естественные науки»: в низших 4-х классах - как предмет наглядного обучения, в 7-м классе - подробнее;
• «Из искусств»: рисование, хоровое пение, гимнастика, танцы, музыка; а в первых 3-х классах и чистописание.

Сколько стоило образование

Цены на обучение в 1878 году были следующие: плата за приходящую ученицу (в год) - 150 руб.; за полупансионерку - 400 руб., за пансионерку - 500 руб. За ученицу подготовительного класса: приходящую - 100 руб.; полупансионерку - 350 руб.; пансионерку – 450 руб. Кроме того, единовременно вносилось за каждую пансионерку 30 рублей.

Для сравнения: в те годы килограмм картофеля стоил 2 рубля, килограмм говядины - 27 рублей, килограмм сливочного масла - 61 рубль.

Что носили гимназистки

В гимназии были строгие порядки в отношении внешнего вида девочек. Правильной одеждой считалось коричневое шерстяное платье и черный шерстяной передник.

В те времена пренебрежение к внешнему виду каралось строже, чем незнание предмета. Ученица, явившаяся на занятия в растрепанном виде, получала выговор, представление родителям. Также девочку отчитывала классная дама или больше - сам директор гимназии Софья Арсеньева, чей осуждающий взгляд, по воспоминаниям школьниц, был худшим наказанием для каждой из них.

О быте учениц

Благодаря сохранившимся мемуарам выпускниц гимназии, известно не только формальное устройство школы, но и особенности её быта. Занятия начинались ровно в 9. Одна из гимназисток, Татьяна Аксакова-Сиверс, вспоминает:

«В низкой просторной передней усадьбы меня встречал швейцар Александр, маленький толстый старичок, топтавшийся на месте, как медвежонок, и его жена, дельная, быстрая старушка Наталья, ведавшая более 30 лет и вешалками, и кипячёной водой, и подаванием звонков.

Мой класс насчитывал около 40 человек, учился хорошо, но был какой-то разношёрстный. Менее блестящий, чем предыдущий…

Учение мне давалось без всякого труда и никогда не составляло предмета забот моих родителей. Начиная со 2-го класса и до самого конца я шла на круглых пятёрках, но должна признать, что пятёрки по физике и математике доставались только за счёт хорошей памяти, тогда как гуманитарные науки проникали несколько глубже.

В 4 классе мы сдавали экзамены по естествоведению, причём отметка, полученная на этом экзамене, входила в окончательный аттестат. Так как я уже метила на золотую медаль, четвёрка по естественной истории могла мне испортить всё дело, и я, снедаемая честолюбием, твердила наизусть «лютиковые» и «крестоцветные», которые могли меня подвести.

Учительницей по этому предмету у нас была Анна Николаевна Шереметевская, родная сестра знаменитой актрисы Марии Николаевны Ермоловой, женщина очень нервная, от которой можно было ждать всяких сюрпризов. Однако всё обошлось благополучно, и полученная отметка не закрыла мне путей «к славе».

Первоначально Закон Божий не входил в ряд основных предметов, преподававшихся в гимназиях. Он даже не был упомянут в Высочайшем указе от 5 ноября 1804 года, учреждавшем систему гимназического образования в Российской империи.

Указ 1804 года предусматривал обязательность его преподавания лишь для школ низшей ступени – церковно-приходских, где обучались дети податных сословий. Возможно, это был сознательный шаг Александра I, сделанный под влиянием Великой Французской революции, наэлектризовавшей консервативную атмосферу старой Европы. Показательно, что вводившаяся в империи система многоступенчатого образования и набор предметов, предназначенных для изучения в российских гимназиях, во многом совпадают с программой переустройства системы народного образования во Франции, изложенной видным философом-просветителем Ж.А. Кондорсе в Конвенте в апреле 1792 года.

Однако уже в 1811 году, согласно Высочайшему распоряжению, Закон Божий, как «заключающий главную и существенную часть образования», был введен как обязательный и основной предмет в средних учебных заведениях России всех ступеней.

Можно назвать круг людей, непосредственно повлиявших на решение императора. Это попечитель Санкт-Петербургского учебного округа граф С.С. Уваров, разработавший альтернативную программу гимназического образования, в которой большое внимание уделялось Закону Божиему, древним языкам и словесности. Это обер-прокурор Святейшего Синода князь А.Н. Голицын и митрополит Московский Филарет (Дроздов), отстаивавшие необходимость устройства системы среднего образования на основах христианской духовности. Да и для самого императора после Отечественной войны 1812 года преимущества христианского вероучения перед разрушительным безбожием революционной Франции стали очевидными. «Пожар Москвы освятил мою душу, – признавался Александр I, – и я познал Бога…»

В 1812 году императорское распоряжение об обязательности преподавания Закона Божиего было подтверждено. Спустя семь лет член Библейского общества Н.С. Стурдза, известный к тому времени как автор “Записки о настоящем положении Германии”, где, в частности, содержалась критика германских университетов как рассадников идей революции и атеизма, по поручению Александра I составил инструкцию для учебных комитетов, в которой доказывалась необходимость изучения Закона Божиего в средних учебных заведениях. Тогда же по благословению митрополита Филарета в гимназиях было введено ежедневное чтение Нового Завета, помимо уроков Закона Божиего.

Правда, не все гимназии согласились с включением этого предмета в число обязательных учебных дисциплин. Так, педагогический совет Костромской губернской гимназии лишь в 1819 году согласился с тем, что знание Закона Божиего не мешает благовоспитанному человеку, и этот предмет наконец-таки получил свое место в учебном плане. Причем, на педагогический совет этой гимназии не было оказано никакого административного давления, и решение об обязательности его преподавания оказалось результатом свободного волеизъявления учительского коллектива.

В 1823 году был опубликован Православный катехизис, составленный митрополитом Филаретом, – основное учебное пособие по Закону Божиему в средних учебных заведениях всех ступеней. Он стал основой для составления программы по этому предмету.

Обязательность преподавания Закона Божиего была подтверждена в новом Уставе о средних учебных заведениях, изданном 8 декабря 1828 года, в царствование Николая I. В основу Устава легла уже упомянутая учебная программа графа С.С. Уварова, к тому времени министра народного просвещения. Так в Российской империи была установлена система классического образования.

По этому Уставу программа Закона Божия в гимназиях включала: изучение Священной истории Ветхого и Нового Завета – в 1-м и 2-м классах гимназий, Пространного катехизиса – в 3-м и 4-м, Церковной истории и Священного Писания в 5-м и 6-м. В 7-м, выпускном, классе, изучались обязанности христианина. В 1851 году программа была изменена. В 1-м классе, помимо Священной истории Ветхого Завета, давался краткий курс Катехизиса, повторялись и разъяснялись основные молитвы. Курс Пространного катехизиса приходился на 3–5-й классы, а в 7-м классе вместо обязанностей христианина преподавалось учение о богослужении и повторялся весь курс Закона Божия. С этого времени можно считать, что этот предмет получил окончательное оформление.

Эпоха Великих реформ, начатая Александром II Освободителем, коснулась и средней школы, и Закон Божий вновь был исключен из числа обязательных предметов.

Однако при Александре III Миротворце Закон Божий вновь возведен в ранг основного предмета, а его объем был увеличен за счет курса нравственного и догматического богословия, читавшегося в 7-м и в впервые созданном 8-м классах. Составные части курса распределялись с учетом возрастных и психологических особенностей учащихся.

Закон Божий не был изолирован от других предметов. Он имел обширнейшие межпредметные связи с курсами русского языка, литературы, отечественной и зарубежной истории, философской пропедевтики, которая включала в себя логику и психологию. Собственно говоря, Закон Божий не потому был основным предметом, что стоял на первом месте в программе, и даже не потому, что с него начинались переводные и выпускные экзамены. Он цементировал весь процесс преподавания в гимназии. Даже учебный год и продолжительность каникул зависели от годового круга православных праздников, сущность которых, кстати, объяснялась на уроках.

Хотя гимназии признавались христианскими учебными заведениями, то есть не сообразующимися с мусульманскими и иудейскими принципами веры, ни одна из гимназий не была узкопрофильной. Ни к учителям, ни к ученикам не предъявлялось ограничений по поводу их вероисповедания. Равным образом, не существовало самого понятия «православная гимназия». Напротив, Высочайшее повеление от 17 января 1829 года предписывало назначать законоучителя в зависимости от вероисповедания учеников.

Руководство гимназий в ряде случаев даже считало необходимым искать общий язык с наиболее гонимыми официальной Церковью старообрядцами. Например, ввиду многочисленности старообрядческих семей в Гомеле педагогический совет местной гимназии ходатайствовал перед попечителем учебного округа об освобождении детей-старообрядцев от вступительного экзамена по Закону Божиему и посещения этого предмета в гимназии с правом домашнего обучения по этому предмету. Удивительно то, что такое разрешение было получено.

Все эти факты свидетельствуют о достаточно гибком подходе в вопросах свободы вероисповедания при обучении Закону Божиему, хотя в российском законодательстве сама постановка этого вопроса отсутствовала вплоть до Манифеста 17 октября 1905 года, который впервые провозгласил свободу вероисповедания как неотъемлемое право подданных Российского императора.

Александр Авдеев

С. Соловейчик

Ранее рассказывалось, как школа стала немножко похожей на школу. Прежде ученики занимались сами по себе. В комнате (ее и классом назвать трудно) стоял гул: каждый зубрил свое, учитель по очереди спрашивал, остальные ребята продолжали заниматься своим делом. А в самом конце восемнадцатого века появились классы, общее учение и одна общая классная доска на всех. Учитель стал похож на дирижера, который руководит занятиями сразу всего класса: он рассказывает – все слушают. Он пишет на доске – все открывают тетради и пишут то же самое. Во всех тетрадях одни и те же задачки. Почерки разные, и решения разные (у одних правильные, у других неправильные), но задачки одни и те же.
Если сравнить нынешнюю школу и гимназию самого начала девятнадцатого века, то окажется, что у них довольно похожие очертания – рисунки можно наложить один на другой, и они примерно совпадут. Но только очертания общие! А подробности, а краски, само содержание рисунка – все разное.
Целых сто лет – весь девятнадцатый век – школа сама училась быть школой.
Многие вещи, которые сейчас кажутся совершенно простыми, приходилось мучительно изобретать.
Например, чему учить в школе? Сегодня расписание уроков привычно: литература, математика, физика, химия, география, история, иностранный язык, обществоведение, биология, рисование, пение, уроки труда.
Но ведь и сегодня спорят, какие предметы надо изучать, а какие не надо. И на какие предметы больше отводить уроков, а на какие меньше.
Ну, например, уроки физкультуры – два раза в неделю. А может быть, нужно проводить их каждый день, а уроки математики сократить? Или ввести совсем другие предметы, скажем, уроки логики – науки о законах мышления, или уроки психологии – науки о душевной жизни человека...
Так спорят сегодня; а что творилось в XIX веке, когда вся система предметов еще не устоялась!
Тогда многим учителям казалось, что главными предметами в школе должны быть не литература, не математика, не биология, а латинский и древнегреческий языки.
Им говорили: "Да зачем же учить латинский язык, если сегодня никто на этом языке не разговаривает? "
"Ну и что же,– отвечали сторонники "классического" образования, то есть такого образования, в основу которого положено преподавание древних, уже умерших языков, – ну и что же? Зато латинский язык – строгий, красивый, на этом языке написано много прекрасных книг и научных сочинений. Латинский язык сам по себе, конечно, не нужен, но зато он развивает ум и память...
И вот гимназисты каждый день учили латинский и греческий. Почти половина всего их времени (точнее 41 процент) уходила на уроки древних языков!
Родители возмущались. Латынь – очень красивый язык, но нельзя забивать головы одной латынью! Однажды в Москве, в Малом театре, артист Музиль спел такие куплеты:

У нас сильное внимание
На одно обращено,
Чтобы наше воспитание
Ведено было умно.
И теперь уж есть надежда,
Что чрез несколько годов
Выйдут круглые невежды
Из классических голов...

Когда артист Музиль пропел эти куплеты, в зале поднялось что-то невообразимое: все повскакали, затопали ногами, стали кричать:
"Браво, браво, бис, бис!" Оркестр хотел было продолжать, да его заглушали криками – пусть артист еще раз повторит свой куплет про круглых невежд из классических голов... Почти целое столетие шла борьба: изучать или не изучать латынь и древнегреческий? Латынь то отменяли, то вводили вновь, да еще больше уроков давали ей, но постепенно "мертвые" языки вытеснялись "реальными" науками: физикой, химией, биологией, географией, астрономией. Только после Октябрьской революции от древних, "мертвых" языков совсем отказались, и расписание уроков (тоже, конечно, не сразу) стало похожим на нынешнее.
А отметки? Отметки ведь тоже не всегда были, как сегодня. Михаил Васильевич Ломоносов предлагал, например, ставить такие отметки:

В. И. – все исполнил.
Н. У. – не знал уроки.
Н. Ч. У. – не знал части урока.
З. У. Н. Т. – знал уроки нетвердо.
Н. З. – не подал задачи.
X. З. – худа задача.
Б. Б. – был болен.

У других учителей были свои обозначения, и, в общем, можно сказать, отметки ставили кто как хотел и кто какие хотел. Но в 1835 году было введено единообразие: появились оценки "5", "4", "3", "2", "1".
Страшно даже подумать, сколько "пятерок" и "единиц" поставлено за прошедшие годы. Миллиарды, наверно!
Может, кому-нибудь это кажется утешительным: что, дескать, моя маленькая "двойка" в таком огромном море отметок?
Но лучше поговорить о "пятерках". Вы заметили, что человека, у которого все "пятерки", не называют "пятерочник" (как, например, "двоечник"), а говорят "отличник". Это потому, что еще перед войной и в начале войны отметки в школе были другие: "отлично", "хорошо", "посредственно", "плохо" и "очень плохо". Отсюда – "отличник", это слово осталось. В некоторых школах говорят еще "хорошист" (человек, у кого одни "пятерки" и "четверки", а "троек" нет). Но это слово звучит ужасно, и лучше его не употреблять.
Кроме плохих отметок, прежде существовали и другие наказания. Мы уже знаем, что розги в русской школе были полностью отменены в 1864 году. А вот карцер – особые комнаты, куда нерадивых учеников запирали после уроков "без обеда", – оставался до самой революции. Особенно строго наказывало гимназическое начальство тех гимназистов старших классов, кто читал "запрещенную" литературу. В XX веке сочинения В. Г. Белинского изучали в старших классах, читали статьи Добролюбова, Писарева, Герцена. А прежде существовало негласное правило: за чтение Белинского – шесть часов карцера, за чтение Добролюбова – в первый раз двенадцать часов, а если снова попадешься, то целые сутки. А за Писарева или Герцена – "аминь!" Так гимназисты называли исключение из гимназии с "волчьим билетом" – без права поступить в другую гимназию.
За гимназистами вообще следили очень строго; им ни в коем случае нельзя было появляться, например, на улице позже установленного времени. Специальные надзиратели следили за этим. В городе Немирове перед первой мировой войной произошел такой случай: два гимназических надзирателя спрятались за забором и оттуда через щелочку выслеживали запоздавших гимназистов. Вдруг видят: один гимназист на велосипеде едет. Не положено! В карцер его! Выбежали, догнали, налетели – оказалось, что это не гимназист, а студент, да еще и бойкий: он подал на надзирателей в суд – зачем к людям пристают на улице? И суд стал на сторону студента!
Прилежных и успевающих учеников и прежде награждали подарками – книгами, а при выпуске – золотыми медалями. С 1872 года в школах появилась еще "Красная доска", или, как сейчас сказали бы, "Доска почета". На этой доске вывешивали таблички с именами лучших учеников. Кстати, в этом же, 1872, году вместе с учебниками гимназисты стали носить в ранцах и дневники для записи уроков на дом и для отметок учителя: школа стала регулярно сообщать папам и мамам своих учеников, как идут занятия. До того времени школа к родителям обращалась только в самых крайних случаях, когда дело шло об исключении. А еще позже, во время революции 1905 года, в гимназиях стали создавать родительские комитеты – родители начали принимать участие в жизни школы. Педагогические же советы, педсоветы, появились, конечно, гораздо раньше – в 1827 году. Вернее, вышло такое распоряжение – создавать педагогические советы. А на самом деле советов не было, и директор гимназии правил единолично до середины XIX века, когда великий русский педагог Николай Иванович Пирогов добился, чтобы они работали. О старой, дореволюционной гимназии есть очень много воспоминаний. Наверно, все читали интересную книгу Корнея Ивановича Чуковского – она так и называется: "Гимназия". И во многих других книгах описывается, как трудно было учиться прежде, какие бездушные были порядки. Один из прежних гимназистов пишет, например, что дружбу между учителем и учеником в гимназии было так же невозможно представить себе, как невозможно увидеть лилию, выросшую у берегов Ледовитого океана.
Но, конечно, было и много очень хороших учителей и очень хороших гимназий.
В школе до революции было много плохого, но не надо забывать, что в этой же самой школе выучились многие выдающиеся люди нашей страны, большие ученые и писатели. Иногда рассказывают, что тот или другой из знаменитых людей учился в школе плохо. Верно, так бывало. Отметки не всегда были хорошими, не все получали золотые медали. Но все очень много занимались. И в конце концов без учения ни один великий человек на свете не стал бы великим!

Рисунки Ю. Владимирова и Ф. Терлецкого.

Венцом среднего образования для Киева царских времен была так называемая классическая гимназия. Ее воспитанники, пройдя восьмилетний курс, вместе с аттестатом зрелости автоматически получали право на поступление в университет.

Классическую систему тщательно курировали чиновники Министерства народного просвещения. В гимназическом уставе много говорилось о том, как важны порядок и дисциплина. Характерным проявлением этого стала принятая в казенных мужских гимназиях Российской империи единообразная форма. (Девушки того времени не могли учиться в университете и относились к среднему образованию более свободно.)

Уставные требования предусматривали, что «одежду учеников гимназии составляют:
- полукафтан - темно-синего сукна, однобортный, не доходящий до колен, застегивающийся на девять посеребренных гладких выпуклых пуговиц, с четырьмя такими же пуговицами сзади по концам карманных клапанов, воротник (скошенный) и обшлага прямые одного сукна с мундиром, по верху воротника нашитый узкий серебряный галун, а у обшлагов, где разрез, по две малые пуговицы;
- шаровары - темно-серого сукна;
- пальто - серого сукна, двубортное офицерского образца; пуговицы такие же, как на мундире; петлицы на воротнике одинакового с полукафтаном сукна с белою выпушкою и с пуговицею".

Заменой пальто могла быть «шинель серого сукна, по образцу военных, с воротником того же сукна, но без клапанов (петличек)». В холода под пальто надевали «блузы из серой шерстяной материи того же цвета, из которого делаются брюки, с низким стоячим воротником, застегивающимся на две пуговицы, с черным кожаным кушаком». Под «кушаком» подразумевался пояс с пряжкой. А в теплые месяцы переходили на «летнюю форму одежды»: парусиновые блузы с черным кушаком и парусиновые брюки.

Гимназисту полагалось носить головной убор «по образцу военных фуражек» - зимой торчащие из-под него уши укрывали башлыком. Самой характерной деталью фуражки был прикрепленный на околыше, над козырьком, металлический знак (его часто называют гербом). Он состоял из двух лавровых листьев, перекрещенных стеблями. Между ними помещались заглавные буквы названия учебного заведения и цифра порядкового номера. К примеру, для Киевской 1-й гимназии на знаке стояло «К1Г», для 2-й гимназии - «К2Г». Делали герб из жести, посеребренной по методу Фраже.

Ученик 1-й киевской гимназии Михаил Булгаков.

Таким образом, школьная униформа в старой гимназии состояла из трех комплектов одежды. Цены едва ли были заоблачными - в начале прошлого века даже хороший костюм из шевиота (плотная шерстяная ткань) для подростка стоил рублей пятнадцать. Но все же на сборы ученика в гимназию уходило несколько червонцев: ведь нужно было еще приобрести ранец, писчие принадлежности, комплект учебников.

Между тем тогдашний бюджет подавляющего большинства семей укладывался в 50 рублей в месяц, чиновники среднего звена получали рублей 100-150.

Среднее образование было платным, причем стоимость постепенно увеличивалась. Если в начале 1880-х годов обучение в казенной гимназии стоило для юных киевлян 45-50 рублей в год, то к началу ХХ века - в два раза дороже.
Роль в этом сыграл пресловутый «циркуляр о кухаркиных детях», подписанный в 1887 году министром народного просвещения Иваном Деляновым. Циркуляр требовал оградить гимназии «от поступления в них детей кучеров, лакеев, поваров, прачек, мелких лавочников и тому подобных людей, детей коих, за исключением разве одаренных необыкновенными способностями, вовсе не следует выводить из среды, к коей они принадлежат» . Повышение платы за обучение было одним из инструментов откровенной сегрегации.

И все же во многих небогатых семьях родители согласны были идти на лишения, чтобы их дети учились в гимназиях. Писатель Корней Чуковский, бывший одесский гимназист, вспоминал: «Цена герба - тридцать копеек, но мама готова отдать за него несколько лет своей жизни, лишь бы он блестел у меня на фуражке. Мама знает, что тот, у кого на фуражке есть герб, может сделаться важным адвокатом, доктором или знаменитым профессором» .

Бережливое отношение к форме и ранцу позволяло снизить расходы на обучение. Хотя растущие дети стеснялись носить тесные курточки-«полукафтаны» и шинели с короткими рукавами. Порой власти шли навстречу родителям. Так, во время Первой мировой войны, в августе 1915 года, Министерство народного просвещения разрешило малоимущим гимназистам носить любое пальто, но при условии, что фуражка будет форменной.

С другой стороны, практически при всех государственных гимназиях Киева были созданы особые «общества вспомоществования нуждающимся воспитанникам». Их члены вносили посильные суммы, чтобы оплачивать нескольким десяткам подопечных учебу, покупать им школьную одежду, учебники и разные принадлежности.

Особой формой материальной поддержки стали стипендии. Общий принцип их учреждения был прост: инициатор-меценат вносил на специальный счет гимназии определенную сумму в ценных бумагах, дававших, как правило, 4,5-5 процентов годовых. Этот фонд составлял от одной до пяти тысяч рублей. Он оставался неприкосновенным, а проценты с него покрывали расходы за право обучения избранного гимназиста.

Если ежегодная рента превышала гимназическую плату, то излишек мог быть зачислен на особый счет, чтобы выплатить премию стипендиату после успешного окончания гимназии. Учредителями стипендий в киевских гимназиях выступали не только видные филантропы, но и благотворители с более скромными возможностями.

Так, в 1872 году для создания стипендии при 2-й гимназии поступил капитал в четыре тысячи рублей, завещанный титулярным советником Людвиком Станзани - бывшим городским архитектором. Он долгое время работал в Киеве и решил оставить после себя добрую память у наших земляков. Дополнительные возможности позволяли многим способным юношам преодолеть на пути в гимназию жесткий имущественный барьер.

К сожалению, дети не всегда ценили усилия, предпринятые родителями ради их образования. Не все подростки считали нужным беречь школьную форму. Писатель Константин Паустовский рассказывал в своей «Повести о жизни»: «Как только мама купила мне фуражку, я, подражая старшим братьям, вытащил из нее маленький железный обруч и вырвал атласную подкладку. Такова была традиция - чем больше потрепана фуражка, тем выше гимназическая доблесть. „Только зубрилы и подлизы ходят в новых фуражках“, - говорили братья. На фуражке полагалось сидеть, носить ее в кармане и сбивать ею созревшие каштаны. После этого она приобретала тот боевой вид, который был гордостью настоящего гимназиста» .

Мальчишки, склонные к авантюрам, непременно выламывали из «гербов» на фуражках обозначения своих учебных заведений. В случае какой-нибудь неприятной истории это позволяло сбивать с толку надзирателей, которые повсюду выслеживали нарушителей порядка. А в самой гимназии дети оправдывались перед педагогами, что якобы эмблема только что случайно сломалась…

Первоклассник. Карикатура В. Кадулина, 1910-е гг.

Еще одним предметом, страдавшим от слишком вольного обращения, был кожаный ранец.
Украинский писатель и общественный деятель Максим Славинский написал в воспоминаниях о том, как ученики 2-й гимназии, жившие на Подоле, зимой устраивали по Андреевскому спуску и Боричеву Току что-то вроде бобслея верхом на ранцах. Они вихрем слетали от Андреевской церкви и доезжали до бокового входа во Флоровский монастырь.
«Нам часом докоряли чернички, - писал Славинский, - що ми „зірвиголови“, що „псуємо ранці“, а це батьків гроші… Та ми на те не зважали, бо говорили вони все те зовсім не грізно… Але ранці - ті таки здорово страждали ».

Как и сегодняшним ученикам, каждому киевскому гимназисту нужно было приобретать тетради, альбомы для рисования, дневник. Однако в начале ХХ века покупка школьных принадлежностей имела еще и благотворительный характер.

С 1900 года в Киеве действовало Общество лечебниц для хронически больных детей, которых одолевали тяжелые недуги - туберкулез, золотуха, ревматизм, нефрит, паралич. Это общество собирало средства на бесплатное лечение маленьких страдальцев из неимущих семей.
Благодаря помощи меценатов на Парковой аллее, в уютном уголке над Днепром, в 1904 году соорудили красивое здание для стационарной детской больницы. Но ее работа требовала непрерывного финансирования, и одним из источников дохода стали школьные принадлежности.

При поддержке руководства учебного округа и директоров гимназий Общество лечебниц для хронически больных детей заключило договор с известным издателем и владельцем типографии Стефаном Кульженко.
Он получил монопольное право на продажу школьных принадлежностей в учебных заведениях, а за это выплачивал в пользу общества полкопейки с каждой проданной тонкой тетради, копейку с альбома и дневника, две копейки с общей тетради. Гимназисты были рады возможности поучаствовать в добром деле, и торговля шла довольно живо. Поступления от фирмы Кульженко со временем достигли 1800 рублей в год.

Бесплатное годовое содержание одной больничной койки обходилось обществу примерно в 400 рублей. Таким образом, отчисления с тетрадок и дневников могли полностью обеспечить длительное лечение четырех-пяти маленьких пациентов. Всего в больнице было 57 мест.

Михаил КАЛЬНИЦКИЙ, специально для «ФАКТОВ»