Павел флоренский у водоразделов мысли. История создания цикла «у водоразделов мысли. Черты конкретной метафизики

22.10.2019

Смотреть что такое "«У ВОДОРАЗДЕЛОВ МЫСЛИ" в других словарях:

- “У ВОДОРАЗДЕЛОВ МЫСЛИ (Черты конкретной метафизики)” неоконченная книга П. А. Флоренского, части которой он писал с 1917 по 1926, но включил в нее и некоторые ранние работы. Флоренскому удалось опубликовать лишь несколько частей книги:… … Философская энциклопедия

- «Из истории отечественной философской мысли» книжная серия, выпускаемая с 1989 года российским издательством «Правда» в качестве приложения к журналу «Вопросы философии». Состав серии Аксаков И. С. Отчего так нелегко живется в России? М., 2002… … Википедия

Павел Флоренский Имя при рождении: Павел Александрович Флоренский Дата рождения … Википедия

АНТРОПОДИЦЕЯ - [от греч. ἄνθρωπος человек, δίκη справедливость], учение об оправдании человека в рус. религ. философии нач. XX в., близкое по темам к религ. и философской антропологии. Вопрос об оправдании принадлежит к основным вопросам христ. жизни, он был и… … Православная энциклопедия

ВЕРА - один из главных феноменов человеческой жизни. По своей природе В. разделяется на религ. и нерелиг. «Все, что совершается в мире, даже людьми, чуждыми Церкви, совершается верою... весьма многие дела человеческие основаны на вере; и этому не одни… … Православная энциклопедия

Антроподицея - (от греч. anthropos человек и dike справедливость, букв, оправдание человека) содержание нек рых религиозно философских учений, пытающихся объяснить противоречие между боготворением, богоподобием человека и наличием несовершенства и зла в нем… …

ВОЗМОЖНОСТЬ И ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТЬ - основополагающие философские и богословские категории, обнаруживаемые уже в первых попытках познания Бога, мира и человека в культуре разных народов. Специальному анализу категории В. и д. были подвергнуты в античной философии. Лат. actus et… … Православная энциклопедия

- (9(21).01.1882, Евлах Елисаветпольской губ. (ныне Азербайджан) 8.12.1937) религиозный мыслитель, ученый. Детство Ф. провел в Тифлисе и Батуме, где его отец, инженер путей сообщения, строил военную Батумо Ахалцыхскую дорогу. Учился во 2 й… … Русская философия: словарь

ФЛОРЕНСКИЙ Павел Александрович - (9(21).01.1882, Евлах Елисаветпольской губ. (ныне Азербайджан) 8.12.1937, Ленинград) религиозный мыслитель, ученый. Детство Ф. провел в Тифлисе и Батуме, где его отец, инженер путей сообщения, строил военную Батумо Ахалцыхскую дорогу. Учился… … Русская Философия. Энциклопедия

АНТИЧНОСТЬ - [от лат. antiquus древний], классическая древность, традиц. обозначение древней греко рим. цивилизации, в среде к рой происходило распространение раннего христианства и становление форм христ. культуры (так что для заключительной стадии,… … Православная энциклопедия

Книги

У водоразделов мысли Черты конкретной метафизики Том 1 , Флоренский П.. Цикл статей «У водоразделов мысли» стал одним из базовых трудов отца Павла Флоренского, посвященных «антроподицее» («оправданию человека»). Тема эта пришла на смену теодицее, которой был…

Аннотация

Второй том фундаментальной работы Флоренского "У водоразделов мысли". Подзаголовок "Черты конкретной метафизики" принципиален. Флоренский, как и вся русская религиозная философия (а с ней и вся западная философия XX века), пытался вывести философию из ложного тупика материализма и идеализма, в который ее загнало Просвещение. И материализм и идеализм, эти два зеркальных близнеца, оба игнорировали конкретный опыт, прежде всего экзистенцию. Оба убивали реальность своими обобщениями. Оба, поэтому не знали Бога.

"У водоразделов мысли" - своеобразное продолжение "Столпа и утверждения истины". В "Столпе" Флоренский занимался "теодицей", т. е. философской проработкой пути человека к Богу. В "У водоразделах мысли" Флоренский занялся "антроподицеей" - оправданием человека и мира. Надо сказать, что работу "У водоразделах мысли" Флоренскому закончить не удалось. Она существует в виде отдельных записей, планов, конспектов. Только отдельные части завершены.

"У водоразделов мысли" - не система, скорее череда медитативных, импровизационных размышлений над тем или иным узловым вопросом философии. В этом томе читатель найдет блестящие как и в литературном, так и в философском смысле размышления о взаимосвязи истории, родословия и наследственности, об идеализме (как считал Флоренский идеализм - не течение в философии, а мировосприятие человечества как такового) - две программные статьи Флоренского "Смысл идеализма" и "Общечеловеческие корни идеализма"; об имени (знаменитая работа Флоренского "Имена") и имяславии; об ориентировке в философии; о жизни христианства в истории и в культуре.

Флоренский пишет о своеобразном построении "У водоразделов мысли": "Связи отдельных мыслей органичны и существенны; но они намечены слегка, порою вопросительно, многими, но тонкими линиями. Эти связи, полу-найденные, полу-искомые, представляются не стальными стержнями и балками отвлеченных строений, а пучками бесчисленных волокон, бесчисленными волосками и паутинками, идущими от мысли не к ближайшим только, а ко многим, к большинству, ко всем прочим. [...] Да, здесь не дано никакой системы… Но есть много вопросов около самых корней мысли. У первичных интуиций философского мышления о мире возникают сначала вскипания, вращения, вихри, водовороты — им не свойственна рациональная распланировка, и было бы фальшью гримировать их под систему, — если только и вообще-то таковая не есть всегда vaticinium post eventum, вещание после самого события мысли; но, не будучи упорядоченно-распределенными, исчислимо-сложенными, эти вскипания мысли, это "…колыбельное их пенье, И шумный из земли исход" настоятельно потребны, ибо суть самые истоки жизни."

Павел Флоренский

Павел Александрович Флоренский(1882-1937)

Русский религиозный философ и ученый, родился в местечке Евлах на западе нынешнего Азербайджана. По отцу его родословная уходит в русское духовенство, мать же происходила из старинного и знатного армянского рода. Флоренский очень рано обнаружил исключительные математические способности и по окончании гимназии в Тифлисе поступил на математическое отделение Московского Университета. По окончании Университета он не принял предложения остаться при Университете для занятий в области математики, а поступил в Московскую Духовную академию. В эти годы он вместе с Эрном, Свенцицким и о.Брихничевым создал "Союз христианской борьбы", стремившийся к радикальному обновлению общественного строя в духе идей Вл.Соловьева о "христианской общественности".

Позже Флоренский совершенно отошел от радикального христианства. Еще в годы студенчества его интересы охватывают философию, религию, искусство, фольклор. Он входит в круг молодых участников символического движения, завязывает дружбу с Андреем Белым, и первыми его творческими опытами становятся статьи в символистских журналах "Новый Путь" и "Весы", где он стремится внедрять математические понятия в философскую проблематику.

В годы обучения в Духовной Академии у него возникает замысел капитального сочинения, будущей его книги "Столп и утверждение истины", большую часть которой он завершает к концу обучения. После окончания Академии в 1908 году он становится в ней преподавателем философских дисциплин, а в 1911 году принимает священство и в 1912 году назначается редактором академического журнала "Богословский вестник". Полный и окончательный текст его книги "Столп и утверждение истины" появляется в 1924 году.

В 1918 году Духовная Академия переносит свою работу в Москву, а затем закрывается. В 1921 году закрывается и Сергиево-Пасадский храм, где Флоренский служил священником. В годы с 1916-го по 1925 Флоренский пишет ряд религиозно-философских работ, включая "Очерки философии культа" (1918), "Иконостас" (1922), работает над своими воспоминаниями.

Другое направление его деятельности в этот период - искусствоведение и музейная работа. Одновременно Флоренский работает в Комиссии по охране памятников искусства и старины Троице-Сергиевой Лавры, являясь её ученым секретарем, и пишет ряд работ по древнерусскому искусству.

Комиссия по охране Лавры приняла на учет и под охрану памятники Вифанского монастыря и Гефсиманского скита, имений Абрамцево, Мураново, Царь-Дар, сел Благовещенье, Воздвиженье, Подсосенки, Тимофеевское, Шеметовское, деревни Рязанцево, городов Александрова, Переславля-3алесского, Пушкино, Сергиева Посада, Софрино, Хотьково.

П.А. Флоренский много сделал для организации охраны памятников в окрестностях Сергиева Посада и других культурных центрах, в особенности в Абрамцеве, куда неоднократно сам выезжал. Абрамцево было дорого и близко П.А. Флоренскому не только как исторический памятник, но как средоточие живых культурных сил России на протяжении многих десятилетий. Еще до Октябрьской революции отец Павел призывал А. С. Мамонтову приложить все силы к охране имения в письме 30 июля 1917 года:
"Все то, что происходит кругом, для нас, разумеется, мучительно. Однако я верю и надеюсь, что, исчерпав себя, нигилизм докажет свое ничтожество, всем надоест, вызовет ненависть к себе и тогда, после краха всей этой мерзости, сердца и умы уже не по-прежнему, вяло и с оглядкой, а наголодавшись, обратятся к русской идее, к идее России, к святой Руси (...) Я уверен, что худшее еще ВПЕРЕДИ, а не позади, что кризис еще НЕ миновал. Но я верю в то, что кризис очистит русскую атмосферу, даже всемирную атмосферу, испорченную едва ли не с ХVII века. Тогда “Абрамцево” и Ваше Абрамцево будут оценены; тогда холить и беречь каждое бревнышко Аксаковского дома, каждую картину, каждое предание в Абрамцеве, в абрамцевых. И Вы должны заботиться обо всем этом ради будущей России, вопреки всяким возгласам и крикам (...) Скажу худшее. Если бы Абрамцево уничтожить физически, то и тогда, несмотря на это великое преступление уничтожения пред русским народом, если будет жива идея Абрамцева, не все погибло."

Во второй половине двадцатых годов круг занятий Флоренского вынужденно ограничивается техническими вопросами. Летом 1928 г. его ссылают в Нижний Новгород, но в том же году, по хлопотам Е.П.Пешковой, возвращают из ссылки. В начале тридцатых годов против него развязывается кампания в советской прессе со статьями погромного и доносительского характера. 26 февраля 1933 г. последовал арест и через 5 месяцев, 26 июля,- осуждение на 10 лет заключения. С 1934 г. Флоренский содержался в Соловецком лагере. 25 ноября 1937 г. особой тройкой УНКВД Ленинградской области он был приговорен к высшей мере наказания и расстрелян 8 декабря 1937 г.

В Библиотеке представлены книги авторов, жизнь или творчество которых связано с Хотьковом или окрестностями.

Добавить книгу в Библиотеку . Если вы писатель, или у вас есть материалы, соответствующие правилам размещения книг, и вы хотите помочь развитию этого раздела, пожалуйста,

Черты конкретной метафизики

ПУТИ И СРЕДОТОЧИЯ

(вместо предисловия)

Сочинитель не есть надежный толковник своего труда, и сказать, чтó именно написал он, нередко может с меньшей уверенностью, нежели любой из внимательных его читателей. Ему, как и читателю, приходится извне подходить к своей книге, предварительно забыв возможно полнее и свои радостные волнения, и объединенные ими мысли. Бесцельно вопрошать о сочинении того, кто уже все сделал, от него зависевшее, чтобы замысел был воплощен соответственно. И мудрено объяснить в двух словах то, чему, чтобы раскрыться, потребовались, по крайнему убеждению писавшего, сотни страниц: пусть же они толкуются тем, кто будет их и судить, — читателем.

Но если бесцельно вопрошение сочинителя о смысле его книги, то, может быть, не бесполезно спросить его об его самочувствии при сформировании книги. Как ощущает он, изнутри, творческие силы, образовавшие ткани словесного целого, — да, силы, стремившиеся выразиться вовне, но, быть может, проникнувшие стихию слова столь невнятно, что посторонний взор и совсем не разглядит их тусклого мерцания. Не содержание книги скажет нам ее написавший, а наметит смысловые ударения и тем проявит более отчетливо ритмику ее формо-образующей схемы.

На этот-то вопрос о своем писательском самоощущении считает полезным ответить и писавший о водораздельных областях мысли.

Вот каковым просилось его сочинение в слово:

Это — не одно, плотно спаянное и окончательно объединенное единым планом изложение, но скорее — соцветие, даже соцветия, вопросов, часто лишь намечаемых и не имеющих еще полного ответа, связанных же между собою не логическими схемами, но музыкальными перекликами, созвучиями и повторениями.

Это — мысленных, мыслительных
...струй кипенье,
И колыбельное их пенье,
И шумный из земли исход, —

мысль в ее рождении, — обладающая тут наибольшею кипучестью, но не пробившая еще себе определенного русла.

Связи отдельных мыслей органичны и существенны; но они намечены слегка, порою вопросительно, многими, но тонкими линиями. Эти связи, полу-найденные, полу-искомые, представляются не стальными стержнями и балками отвлеченных строений, а пучками бесчисленных волокон, бесчисленными волосками и паутинками, идущими от мысли не к ближайшим только, а ко многим, к большинству, ко всем прочим. Строение такой мысленной ткани — не линейное, не цепью, а сетчатое, с бесчисленными узлами отдельных мыслей попарно, так что из любой исходной точки этой сети, совершив тот или иной круговой обход и захватив на пути любую комбинацию из числа прочих мыслей, притом, в любой или почти любой последовательности, мы возвращаемся к ней же. Как в римановском пространстве всякий путь смыкается в самого себя, так и здесь, в круглом изложении мыслей, продвигаясь различными дорогами все вперед, снова и снова приходишь к отправным созерцаниям. Эта-то многочисленность и разнообразность мысленных связей делают самую ткань и крепкою, и гибкою, столь же неразрывною, сколь и приспособляющеюся к каждому частному требованию, к каждому индивидуальному строю ума. Более: в этой сетчатой ткани и промыслившему ее — вовсе не сразу видны все соотношения отдельных ее узлов и все, содержащиеся в возможности, взаимные вязи мысленных средоточий: и ему, нежданно, открываются новые подходы от средоточия к средоточию, уже закрепленные сетью, но без ясного намерения автора.

Это — круглое мышление, способ мыслить и прием излагать созерцательно, называемый восточным, — почему-то. Ближе многих других к нему подходит мышление английское, гораздо менее — немецкое, хотя Гёте, Гофман, Новалис, Баадер, Шеллинг, Бёме, Парацельс и другие могли бы быть названы в качестве доказательств противного; но во всяком случае ему глубоко чужд склад мысли французской, вообще романской. Напрасно было бы искать в настоящей книге esprit de système . Читатель не найдет здесь никакой système и пусть не спрашивает таковой; кому же этот дух дороже самой мысли, тому лучше немедленно отложить в сторону книгу. Поистине, — повторим с Ваккенродером, — «кто верит какой-либо системе, тот изгнал из сердца своего любовь! Гораздо сноснее нетерпимость чувствований, нежели рассудка: Суеверие все лучше Системоверия — «Aberglaube ist besser, als Systemglaube» .

Да, здесь не дано никакой системы... Но есть много вопросов около самых корней мысли. У первичных интуиций философского мышления о мире возникают сначала вскипания, вращения, вихри, водовороты — им не свойственна рациональная распланировка, и было бы фальшью гримировать их под систему, — если только и вообще-то таковая не есть всегда vaticinium post eventum , вещание после самого события мысли; но, не будучи упорядоченно-распределенными, исчислимо-сложенными, эти вскипания мысли, это

...колыбельное их пенье,
И шумный из земли исход
настоятельно потребны, ибо суть самые истоки жизни.

Это из них вымораживаются впоследствии твердые тезисы — надлежит изучить возникающие водовороты мысли так, как они есть на самом деле, в их непосредственных отзвуках, в их откровенной до-научности, до-системности. Без них, без источных ключей мысли, струящихся из до-мысленных глубин, все равно не понять, больших систем, как не поняли бы мы и самих себя. Может быть, наброски, подобные предлагаемым, впоследствии и срастутся в более плотное, более твердое, более линейное объединение, хотя и ценою отмирания некоторых из живых ныне связей; однако начальное брожение мысли навсегда имеет свою ценность, а сопоставления возникающие не теряют и в будущем способности служить ферментами знания. Но, как бы ни было в будущем, а пока, во всяком случае, мы не должны подрисовывать соединительные протоки мысли там, где они не выступили сами собою, — хотя навести их было бы, бесспорно, и соблазнительнее и легче, нежели оставить, иметь мужество оставить, общую картину недопроработанной, в ее первоначальной многоцентренности, в ее не перспективном, не приведенном к единой точке зрения пространственном несогласовании. Но это не значит, чтобы она существенно исключала всякий порядок. Порядок мыслей органически всасывается; однако автору кажется насилием над жизнью ума и философской неискренностью вымучивать схему там, где она не выступила сама собою в его понимании, как равно не выступила она и в понимании его современников. Не придумывать же какой-никакой порядок...

Итак, тут не дается единого построения, а закрепляются лишь некоторые узы конкретного философского разумения, конкретной метафизики, которая есть философская антропология в духе Гёте. Когда возникнет она, потаенно зреющая под шелухою позитивизма, то, может быть, кое-что из предлагаемых заметок не останется излишним. До, приблизительно даже, законченности еще очень далеко, — если впасть в слабость — уверовать в возможность полноты знания, далее непревосходимой. В настоящее же время не учесть, в какие именно объединения придут впоследствии отдельные ракурсы, пока остающиеся несогласованными логически и как будто чуждыми друг другу. Наше дело — бережно собирать конкретную мысль, сгоняя в один затон подмеченные нами водовороты первичных интуиций: верность факту. Это накопление — путь к философской антропологии наших внуков, когда плотно сомкнется цепь ведения с преданием седой древности и всецело оправдается общечеловеческий опыт.

Но там где нет логического единства схемы, может слышаться и иное единство, несравненно более связное, жизненно более глубокое, чем гладкий план, наложенный поверхностно и своим лоском прикрывающий убожество внутренних невязок и рассыпающихся представлений.

Как шум отдаленного прибоя, звучит автору его ритмическое единство. Темы уходят и возвращаются, и снова уходят, и снова возвращаются, так — далее и далее, каждый раз усиливаясь и обогащаясь, каждый раз наполняясь по-новому содержанием и соком жизни.

Темы набегают друг на друга, нагоняют друг друга, оттесняют друг друга, чтобы, отзвучав, уступить потом место новым темам. Но в новых — звучат старые, уже бывшие. Возникая в еще не слыханных развитиях, разнообразно переплетаясь между собою, они подобны тканям организма, разнородным, но образующим единое тело: так и темы диалектически раскрывают своими связями и перекликами единство первичного созерцания. В сложении целого, каждая тема оказывается так или иначе связанной с каждой другой: это — круговая порука, ритмический перебой взаимопроникающих друг друга тем. Тут ни одна не главенствует, ни в одной не должно искать родоначальницу. Темы не нижутся здесь последовательным рядом, где каждое звено more geometrico выводится из предыдущего. Это — дружное общество, в котором каждый беседует с каждым, поддерживая, все вместе, взаимно научающий разговор. Связующие отношения тут многократны, жизненно-органичны, в противоположность формальным, исчислимым и учитываемым связям рациональных систем, причем самые системы напрашиваются на уподобление канцелярскому механизму, с внешними и скудными, но точно определенными заранее отношениями. Напротив, та ритмика мысли, к которой стремится автор, многообразна и сложна множественностью своих подходов; но во всех дышит одно дыхание: это — синархия.

Просится еще подобие: русская песня. В музыке раскрыты доселе два многоголосных стиля: гомофония Нового времени, или гармонический стиль, с господством главного мелодического голоса над всеми остальными, и полифония Средних веков, или контрапунктический стиль, с взаимоподчинением всех голосов друг другу. Но симфонисты пробиваются к третьему стилю, в существе своем предшествовавшему полифонии и своеобразно раскрывающемуся в многоголосии русской народной песни. Это, по терминологии Адлера, — гетерофония, полная свобода всех голосов, «сочинение» их друг с другом, в противоположность подчинению. Тут нет раз навсегда закрепленных, неизмененных хоровых «партий». При каждом из повторений напева, на новые слова, появляются новые варианты, как у запевалы, так и у певцов хора. Мало того, нередко хор, при повторениях, вступает не на том месте, как ранее, и вступает не сразу, как там, — вразбивку; а то и вовсе не умолкает во время одного или нескольких запевов. Единство достигается внутренним взаимопониманием исполнителей, а не внешними рамками. Каждый, более-менее, импровизирует, но тем не разлагает целого, — напротив, связывает прочней, ибо общее дело вяжется каждым исполнителем, — многократно и многообразно. За хором сохраняется полная свобода переходить от унисона, частичного или общего, к осуществленному многоголосию. Так народная музыка охватывает неиссякаемый океан возникающих чувств, в противоположность застывшей и выкристаллизовавшейся готике стиля контрапунктического. Иначе, русская песня и есть осуществление того «хорового начала», на которое думали опереть русскую общественность славянофилы. Это — теократическая синархия, в противоположность юридизму Средневековья западного (стиль контрапунктический) и просвещенному абсолютизму Нового времени — будь то империализм или демократия, — что соответствует стилю гармоническому.

В философии здесь автору хочется сказать то самое, что поет в песне душа русского народа. Не систему соподчиненных философских понятий, записанных в Summa, и не служебное, условно-прагматическое пользование многими, подчиненными одному, как практически поставленной цели, но свободное «сочинение» тем определяет сложение всей мысленной ткани. И если сочинитель не всегда может отвлеченно объяснить, или не сразу может найти удовлетворяющий его ответ, почему в данном месте вступает именно данный круг наблюдений и те или иные частности, то это еще не значит, чтобы он согласился эти вопросы отставить или перевести на иное место. Не отношение к ближайшим предшествующим и непосредственно последующим высказываниям мотивирует данное, но отношение этого последнего к целому, как это вообще бывает во всем живом, тогда как свойство механизма — иметь части, зависящие только от ближайших смежных, прямо к ней присоединенных.

«О, грамматик! В стихах моих не ищи путей, ищи их средоточия». Этот ключ к пониманию Поля Клоделя, данный самим поэтом, следует крепко держать в руке тому, кто хочет войти в мышление не системы, но органическое, будь то труды Фарадея и Максвелла, оды Пиндара или каббалистическая Книга Блеска. И о каждом произведении органической мысли, если только оно удалось, можно с правом повторить сказанное об одной из од названного выше поэта: «Он идет к конечной цели по различным дорогам, сразу со всех сторон: не дойдя до конца по одной, он бросает ее и ведет другую издали и с другой стороны, в том же направлении, так что срединная мысль оказывается как бы заключенной внутри обширного круга радиусов, стремящихся к ней, но не досягающих, что дает мысли читателя то устремление, которым он сам переносится через недосказанное, и единое солнце вдруг вспыхивает в конце всех путей, которые кажутся ослепленному сознанию уже не дорогами, а лучами срединного пламени».

Все дело — в объективности этого мышления: не путями и доказательствами конструируется предмет познания, и потому не из них он постигается, как это бывает в мышлении субъективном, но, напротив, сам он, хотя и не анализированный, с самого начала служит упором мысли, и пути намечаются из средоточия. Их может быть бесчисленное множество, это — игра познаваемой реальности; и не этим сверканием дорожит мыслитель, хотя игра какая-нибудь для сознательного усвоения реальности, для понимания формы реальности, — необходима. Вызвать игру — это и есть метод познания. «Всякий метод есть ритм», — говорит Новалис, и постижение реальности есть со-ритмическое биение духа, откликающееся на ритм познаваемого. Иначе говоря, метод познания определяется познаваемым, и в органическом сложении книги говорит органическая же форма ее предмета. Поэтому сочинение трудно противопоставить предмету: это отчасти — как в музыке, где трудно объяснить на словах, что есть предмет данного произведения — вовсе не от «формальности» музыки, в смысле противоположения формы и содержания, а именно в силу теснейшей их связи, так что изложение начинается непосредственно из своего предмета, и никакого промежуточного слова между тем и другим — не вставить. Так и тут, в этой попытке проследить истоки мысли, предметом или средоточием средоточии является это самое органическое единство или форма, в смысле платоно-аристотелевского идеализма, он же — реализм Средневековья и Гёте, он же, в другом аспекте, конкретный идеализм Шеллинга или магический идеализм Новалиса, он же, еще в ином аспекте, витализм нашего времени и т. д. и т. д. Конечно, эти течения мысли — далеко не одно и то же; но привыкшему проникать в мысле-движущие силы писателя и без нарочитых пояснений ясно, что названные выше мысли питаются на одних пажитях и тянутся к одному солнцу. Это солнце растило на протяжении истории никогда не иссякавший род мыслителей, хотя соответственный склад мыслей то разгорался на высоком свещнике, то таился, загнанный, как сокровенное учение.

Названные выше имена — только более известные и славные представители этой философской крови, но подобных им можно было бы привести великое множество. В России это течение питалось преимущественно от Шеллинга, и тут современные защитники формы вовсе не безродны, но имеют прочную идейную традицию русского шеллингианства. Наконец, и вся современная мысль, как общая, так и специальная — в психологии, биологии, физике и математике, не говоря уж о науках словесных и исторических, явно устанавливается в направлении к форме, как творческому началу реальности, и историку мысли — очевиден происшедший кризис аналитического мировоззрения и новый расцвет платоно-аристотелевско-гёте-шеллинговского генеалогического дерева.

Около этой категории формы, как средоточия, и обращается изложение настоящей книги; но эта категория рассматривается здесь не в ее готовом и завершенно-отчетливом отложении, а как испарение, подымающееся из областей весьма различных, но, однако, рассматриваемых вниманием, ищущим себе пищи определенного состава. Творчество — в языке, технике или органостроительстве живых существ; целое как вид творчески воплощенного; личность и имя как ее образующий лик и т. д. и т. д. — все эти средоточия настоящей книги — разное, но все — об одном, и одно это есть та твердая почва, без которой ни шагу не сделает мысль ближайшего за нами будущего.

В этой книге не предлагается какого-либо определенного миропонимания; но общею почвою различных течений мысли, просачивающихся и которым предстоит еще просочиться на поверхность исторического сознания, неминуемо будут мысленные ходы, близкие к намеченным здесь.

От этих водоразделов, идеи целого, формы, творчества, жизни, — потечет мысль в новый эон истории.

Приложение 1

Философская антропология

1918. X. 9. Вечер. Серг. Пос.
Продумано в Москве, на погребении о. Иосифа Ив. Фуделя,
в день Святителей Московских.

1. Особливость различных восприятий должна быть в соответствии с метафизическими линиями мира. Метафизические плоскости спайности бытия выражаются в своеобразиях психологического устройства нашего опыта. В порядке онтологическом сказано было бы: метафизика производит психологию; в порядке психологическом, напротив: психология определяет наши метафизические построения. В порядке же символическом скажем, как сказали уже: метафизическое выражается в психологическом, психологическое выражает метафизику. Вот почему не усумнимся признать, что пять, или шесть, или семь чувств — семь врат знания, по В. Томсону, — семь способов чувственного отношения к миру суть семь метафизических осей самого мира. И если в чувствах находим глубокое различие, то это, конечно, потому, что в самой действительности мира уже содержатся эти семь параметров. Антропология не есть самодовлеемость уединенного сознания, но есть сгущенное, представительное бытие, отражающее собою бытие расширенно-целокупное: микрокосм есть малый образ макрокосма, а не просто что-то само в себе.

2. Но среди чувств — врата наиболее далекие друг от друга — это зрение и слух. То, что дается зрением, объективно по преимуществу. С наибольшею самодовлеемой четкостью стоят пред духом образы зримые. То, что созерцается глазом, оценивается как данное ему, как откровение, как открываемое. Это — воистину явление, ибо φαινόμενον есть именно являемое глазу — зримое.

Напротив, воспринимаемое слухом — по преимуществу субъективно. Звуки, слышимые наиболее, внедрены в ткань нашей души и потому наименее четки, но зато наиболее глубоко захватывают наш внутренний мир. В звуках воспринимается данность, расплавленная в нашу субъективность. Звуком течет в ухо внутренний отклик на даваемое извне, — звуком откликается на явления мира внутреннее существо бытия, и приходя к нам, в нас втекая, этот звук, этот отклик течет именно как внутренний. Слыша звук, мы не по поводу его, не об нем думаем, но именно его, им думаем: этот внутренний отголосок бытия и в нашей внутренности есть внутренний. Звук — непосредственно (диффундирует) просачивается в нашу сокровенность, непосредственно ею всасывается, и, не имея нужды в проработке, сам всегда воспринимается и осознается, как душа вещей. Из души прямо в душу глаголют нам вещи и существа.

Напротив, зримое всегда воспринимается как внешнее, как предстоящее нам, как нам данное, а потому нуждающееся в переработке во внутреннее: этою переработкою оно и превращается, переплавляется в звук, в наш на зримое отголосок.

3. Посему восприятие света в основе всегда пассивно, хотя бы мы сами давали сигнал зримый, знак, σημει̃ον. Но восприятие звука в основе всегда активно, хотя бы не мы, но нам говорилось. В восприятии звука мы активны чрез соучастие в активности звучащего, непосредственно нами разделяемой. И потому, слушая — мы тем самым говорим, своею внутреннею активностью не отвечая на речь, но прежде всего ее в себе воспроизводя, всем существом своим отзываясь вместе с говорящим на зримые впечатления, ему данные, емý открывшиеся. Воистину, cum tacent — clamant! Ибо всегда cum tacemus — clamamus , и быть иначе не может, — коль скоро мы при сем слушаем. Мы слушаем не ухом, а ртом.

4. Проблема портрета есть проблема антиномии: пассивность — активность, объективность — субъективность, данность — заданность, глаз — рот. Известно, что в портрете части труднейшие — глаза и рот. Труднейшие — ибо ответственнейшие, ответственнейшие же — ибо в них именно, ими именно дается художником идея изображаемого лица. Между глазом и ртом располагается весь диапазон его жизни, наибольшая его восприимчивость мира и наибольшая же отзывчивость на мир. Глаз спрашивает, рот отвечает. Глаз впивается в действительность, рот претворяет ее во внутренний отголосок. И так как не то сквернит человека, что входит в него, но то, что из него выходит, то зримое всегда чисто, поскольку оно именно зримое, поскольку оно чистая данность, поскольку в нем не участвует наша самость, — и посему самый глаз чист, как приемник чистого, объективного света, им же все являемое является нам, рот же, изводящий из себя нашу самость, легко рискует быть нечистым, легко может оказаться осквернителем мира. Звук, нами посылаемый, как и вообще звук, — обнаружение самости, самость бытия, страстен, — легки может оказаться страстным. Вот почему легко иметь чистые глаза, но почти невозможно — чистые уста.

5. Отсюда — стыдливость рта, свойственная восточным народам. Армянская женщина считает неприличным показывать рот свой, в особенности — говорящий. Девицей — она прикрывает его рукою и отворачивается, когда говорит с лицом, сколько-нибудь уважаемым; замужнею — она завязывает его. Нет стыдливости глаз, но есть стыдливость рта. Мне рассказывали, что в некоторых местностях стыдливость эта столь велика, что женщина предпочтет поднять себе подол и обнажиться, лишь бы закрыть им рот.

6. Понятно, что объективность зрительных впечатлений и субъективность слуховых соответственно учитывается религиозными складами и настроями души. Там, где наиболее возвышенным считается внешнее, где предметом религиозных переживаний признается данность мира, пред нашим духом расстилающаяся, основным в религиозной жизни провозглашается зрение. Там же, где, наоборот, наиболее оцениваются волнения человеческого духа, и они именно почитаются наиболее внятными свидетелями о Безусловном, — там верховенство утверждается за слухом, — слухом и речью, ибо слух и речь — это одно, а не два, — по сказанному.

Вот почему, если видеть, — впрочем неосновательно или не очень основательно, — в религии данности, в религии объективности — язычество, как всечеловеческую религию природы, уклон в натурализм и самый натурализм, а в христианстве, напротив, религию субъективных «интимно-личных» волнений, каково на самом деле все протестантство, то естественна борьба против зримых образов и за слышимые звуки. Тогда «откровение» выступает против «явления». Напротив, при унижении звука пред созерцанием, т. е. при устремленности к объективности, ценятся одни только явления, откровение же кажется «одними только словами», «пустыми словами», «одною только словесностью». Mourant Brock в своей книге — La Croix païenne et Chrétienne. Notice sur son existence primitive chez les païens et son adoption postérieure par les chrétiens. Traduction faite sur la deuxième édition augmentee et enrichie d’illustrations nouvelles. Paris, 1881 — во имя религии, во имя чистоты христианства не ослабевает в нанесении ударов кресту, старается доказать, что он и по смыслу, и по происхождению относится к язычеству. Mourant Brock неутомим в своем кресто- и иконоборстве, но делает это не как позитивист, а как протестант какого-то крайнего толка — пуританин, что ли. И вот, по поводу одного из распятий, где тело Господне покрыто каплями крови, замечает он, с поразительною отчетливостью высказывает самую подоснову протестантства: «Combien touchante en vérité doit être une religion qui, à l’éxemple du paganisme, a recours à de pareils stimulants de dévotion. La foi vient par les oreilles et non par les yeux» . (Chp. XX. p. 130)

7. (1920. I. 9. День моего рождения.) M. б. основное различие в устремлениях к католицизму и к протестантизму сводится к различию психологических типов — зрительного и слухового. «Католики», т. е. католичествующие, — люди зрительного типа, а «протестанты», т. е. протестантствующие, — слухового. Православие же есть гармония, гармоническое равновесие того и другого, зрительного и слухового типа. И потому в православии пение столь же совершенно онтологично, как и искусство изобразительное — иконопись.

Приложение 2

Заметки по антропологии

1916. XI. 18. Сергиев Пос.
При чтении «Метафизики» Аристотеля.

1. Задача философской антропологии — раскрыть сознание человека как целое, т. е. показать связность его органов, проявлений и определений. В этом смысле можно сказать, что задача ее —

дедуцировать человека

из основных определений его существа, из его идеи.

2. Многие органы чувств обычно считаются чем-то вроде <...>

Надо найти место каждого из органов, т. е. показать внутреннюю необходимость специфичности различных ощущений, и притом не вообще различных, а именно каждого из различных.

Каково место каждого из ощущений в жизнедеятельности человека? Каков смысл каждого из них? Почему каждое из них необходимо? Т. е., — что дает каждое из ощущений, что нового, сравнительно с прочими.

(пример: Аристотель в «Метафизике», 1, 1, 2... считает слухов. ощущения условием памяти, а зрительные — наиболее дающими различий...)

3. «Самое основное из знаний и преобладающее над служебным есть то, в котором содержится понимание цели, ради которой все в отдельности должно делаться» (Арист. Метаф., 1, 1, 6; по пер. Розанова, стр. 16). Понимание цели, ради которой существует все в человеке и будет антропологией, ибо цель всего в человеке есть человек. Это все та же задача, которую ставит себе и Гёте.

4. «Die Natur nicht gesendert und vereinzelt vorzunehmen, sonder, sie wierkend und lebendig aus dem Ganzen in die Teile strebend darstellen» («Первое знакомство с Шиллером», 1794 г.).

«Конкретная метафизика» (Метнер, 151). Итоги <нрзбр.> целого к частям, как писал Гёте.

Введение к сборнику вступительных курсов метафизики: Это — не система философии, а историческое введение в конкретную философскую мысль, конкретная метафизика, контуры ее. Философская антропология в духе Гёте.

Ваккенродер В. Г. Об искусстве и художниках. 1914, с. 65, = нем. текст, S. 58.

«Мой «Столп» до такой степени опротивел мне, что я часто думаю про себя: да не есть ли выпускание его в свет акт нахальства, ибо что же на самом-то деле понимаю я в духовной жизни? И быть может, с духовной точки зрения он весь окажется гнилым» (из письма священника Павла Флоренского В.

А. Кожевникову от 2 марта 1919 г.)1. Трудно поверить, что эти строки написаны отцом Павлом еще за два года до выхода его книги «Столп и утверждение Истины» (М., 1914). Столь резкий отзыв, при всей самокритичности отца Павла, объясняется тем, что к этому времени ему внутренне стал чужд дух теодицеи: «Столп...» был пройденным этапом жизни. Не случайно П. А. Флоренский первоначально в 1908 г. взял в качестве магистерской диссертации перевод и комментирование неоплатоника Ямвлиха. Таинства брака (1910) и священства (1911) явились теми семенами, из которых творчество отца Павла смогло расти в новом направлении-антроподицеи.

Сам термин «антроподицея» (от греч. av$pto7ioКак цельное произведение антроподицея не была написана отцом Павлом. К ее тематике относятся два больших цикла, выросших из лекций в Московской Духовной Академии,- «Философия культа» и «У водоразделов мысли», а также работы по философии искусства, которые вошли в упомянутые циклы («Иконостас», «Обратная перспектива») или являются вполне самостоятельными («Пространство и время в художественных произведениях»). Совокупное рассмотрение всех этих работ позволяет выявить следующую структуру антроподицеи: 1) строение человека, 2) освящение человека, 3) деятельность человека (сакральная, мировоззренческая, хозяйственная, художественная)4.

В теодицее человек разумом испытывает Бога и находит, что Он-Сущая Правда, Спаситель. В антроподицее человек испытывает себя, обретает себя «ложью» и нечистотою, усматривает свое несоответствие образу Божию и правде Божией и необходимость очищения. Тогда возникает целый ряд вопросов, на которые и должна ответить антроподицея: как данная религия делается спасительной для человека; в какой реальной среде должен человек быть и в какую связь с ней должен вступить, чтобы усвоить спасение; какими путями человек принимает Божие спасение в себя и спасается своим Спасителем? Путь оправдания человека, так же как и путь оправдания Бога, возможен лишь благодатною силою Божиею. «И верим в Бога, и живем в Боге мы Богом же,- не сами. И потому, первый путь есть как бы выхождение благодати в нас к Богу, а второй-нисхождение благодати в наши недра»5. Антроподицея выясняет онтологию осуществленного контраста между всем (Богом) и ничем (тварью), контраста, который необходимо должен быть осуществлен, дабы было возможно оправдание твари. «Разумеется, ни путь теодицеи, ни путь антроподицеи не может быть строго изолирован один от другого. Всякое движение в области религии антиномически сочетает путь восхождения с путем нисхождения. Убеждаясь в правде Божией, мы тем самым открываем сердце свое для схождения в него благодати. И наоборот, отверзая сердце навстречу благодати, мы осветляем свое сознание и яснее видим правду Божию. Как нельзя разделить полюсов магнита, так нельзя обособить и путей религии» 6.

Путь горе и путь долу совмещаются в религиозной жизни, и лишь методологически они могут рассматриваться порознь. Однако такому разъединению способствует то, что определенным полосам в личном развитии и в развитии общественного сознания по преимуществу свойствен либо тот, либо другой путь. Теодицея, путь горе,- это по преимуществу путь вступающего на духовный подвиг. Антроподицея, путь долу,-это преимущественно путь продвинувшегося по нему. Это определяет различия теодицеи и антроподицеи Флоренского не только по содержанию, но и в самом подходе к теме. Теодицея была написана в виде писем, антроподицея-в виде лекционных бесед на ряд тем, объединенных общим замыслом, но имеющих и самостоятельное значение. Теодицея была снабжена многочисленными экскурсами и примечаниями - в антроподицее лишь изредка встречаются сноски на цитируемый источник. В теодицее автор вместе с читателем ищет Истину в Іорнем мире - в антроподицее Истина показывается читателю как пребывающая в мире дольнем. Теодицея выросла из юношеской уединенной дружбы с С. С. Троицким и духовного окормления аввы Исидора-антроподицея сложилась из зрелой московской «церковной дружбы» (новоселовский круг, ученики в Академии) и руководства епископа Антония (Флоренсова)7.

Но есть и общее в теодицее и антроподицее Флоренского. Путь теодицеи отца Павла, как познание истины о Боге, начинается в Троицком соборе. Путь антроподицеи отца Павла, как познание истины о человеке, начинается прогулкой в окрестностях Троице-Сергиевой Лавры («На Маковце»-первое предисловие к работе «У водоразделов мысли»). Это, конечно, не случайность. Антроподицея, как и теодицея, есть философия единосущия, опирающаяся на догмат о Троице. Цель антроподицеи-дедуцировать человека, т. е. показать смысл и внутреннюю необходимость его строения, освящения и деятельности, показать Божии уставы бытия человека во всех его проявлениях. Стремление человека к богоподобию не вносит в него инородного, но лишь очищает от внешнего; «сам человек, сама тварь корнями своими уходит в Горнее, ибо человек создан «по

Христову образу»»8. Потому, антропологическая по методу, антроподицея онтологична и теологична.

Характерная черта антроподицеи-символизм, который, как и в теодицее, является не только методом и творческой формой, но и объектом исследования.

Как в теодицее, отец Павел выявляет антиноминную природу символа, суть которой в том, что символ, с одной стороны, сверхчеловечен, а с другой-человечен. Антиномизм выявляется: в строении человека (усийное и ипостасное начала), в пульсации жизни человека (тетические, антитетические и синтетические типы таинств), в характеристиках духовного типа личности (имя, лик, род, психологический тип, тип возрастания и возрастание типа), в соотношении человека и мира (макрокосм и микрокосм), в строении культа (Горнее и дольнее), в лествицах освящений (положительные и отрицательные), в условиях освящения (соединение Божественной и человеческой энергий в молитве, иконе, кресте), в богослужебном действе (Божественная и человеческая природа богослужения), в освященном человеке (принадлежит, как святыня, двум мирам), в строении культуры (смысл и реальность), в мировоззренческой деятельности человека (наука и философия), в языке (вещь и деятельность), в строении слова (фонема и семема), в свойствах слова (магичность и мистичность), в хозяйственной деятельности человека (культура и природа), в художественной деятельности человека (конструкция и композиция), в историческом процессе как ритмическом чередовании типов культур (средневековая и возрожденческая), в судьбе Израиля (избранный Богом народ-отвергнутый Богом народ).

Онтологизм, символизм и антиномизм антроподицеи предполагают интуитивное познание. В основе познания строения человека лежит интуиция образа Божия; в основе познания освящения человека-интуиция страха Божия, света, ритма Иисусовой молитвы; в основе познания деятельности человека- интуиция изумления, удивления и воплощения. Антроподицея священника Павла Флоренского как нечто целое почти неизвестна. Оценки отдельных ее частей различными исследователями мало учитывают общий замысел и полемическую направленность цикла, создававшегося в эпоху активной борьбы с церковным укладом и мировоззрением. Поэтому нам представляется важным сформулировать обобщенные выводы ко всему циклу. Оправдание человека совершается: 1) в строении человека как образа Божия и в его изволении проходить жизненный путь в соответствии с Божией волей, с Богом данным уставом, архетипом; 2) в освящении человека, когда он из грешного становится освященным, святым; 3) в деятельности человека, когда сакральная (культовая, литургическая) деятельность является первичной и освящает мировоззрение (науку и философию), хозяйство и художество.

В настоящем издании впервые полностью публикуется труд священника Павла Флоренского «У водоразделов мысли». История написания отдельных глав представлена в текстологических заметках перед примечаниями. Здесь мы попытаемся проследить, как эти разделы постепенно сложились в единый цикл и в каком соотношении они находятся с другими работами Флоренского.

Зародышем будущего цикла «У водоразделов мысли» можно считать спецкурс «Из истории философской терминологии», прочитанный Флоренским в сентябре-ноябре 1917 г. студентам 3-го курса Московской Духовной Академии. Для многих разделов именно здесь находятся первоначальные или даже единственные рукописные оригиналы, указания на источники и литературу, черновые выписки для примечаний. Ввиду важности этого источника дадим его полное описание.

«Специальный курс с коллоквиумом для студентов 3-го курса «Из истории философской терминологии» - с. 1

1917.IX.14. Серг. Пос. 1.

Читано (собств. рассказано 1917.ІХ.15 в пятницу студ. 3-го курса) 2.

«Продолжение наших чувств» 4.

Органопроэкция

1917.IX.15; Напис. 1917.ІХ.19, утро. Вторник 1917.ІХ.19, вечер 5.

Символика сновидений 1917.ІХ.19. Ночь 6.

Хозяйство

1917.ІХ.20. Серг. Пос. Среда. Перед обедом 7.

Макрокосм и микрокосм 1917.ІХ.21.Ночь. Четверг 8.

1917.Х.5. Среда. Серг. Пос. Ночь 9.

Divina sive aucsa sectio 1917.Х.19. Ночь

1917.Х.20. Пятница, утро

10. Золотое сечение в применении

к расчленению времени 1917.Х.24. Серг. Пос. Ночь

Продумано и набросано начерно 1916.ІХ.27. Ночь. Пишу сюда. 1917.Х.24.

1917.Х.26. Ночь. День падения Временного правительства или по крайней мере день известия об этом событии.

Продумано 1916.IX.24 в постели утром и вечером.

Разработано 1917.Х.26. Серг. Пос. Ночь.

Серг. Пос. 1917.Х.28. Утро.

1917.Х.29. Ночь.

1917.Х.30. Утро. Сер. П. и решена задача только что, хотя поставлена 1916.Х.23. 11.

Смысл закона золотого сечения - с. 90-97 Понедельник 1917.Х.ЗО. Вечер (в сокращ. виде написано 1916.ХІ.18).

1917.Х.31. Серг. Пос.

1917.Х.31. Ночь. 12.

Разбор некоторых суждений о законе - с. 97-108

Цейзинга9

1917.ХІ.23. Серг. Пос.

Следующий известный набросок плана, в котором объединены будущие главы «У водоразделов мысли», Флоренский составил как обычную для себя памятку: «Издать. 1917.Х.23. Сер(ги*еу Поспаду.

Из лекций и чтений по философской проблематике.

Введение.

В предисловии выяснить, что нет полного согласования и не должно быть: выступаю я не как систематик, а как историк, подготовляющий внутреннее постижение изучаемых систем - вводящий в филос мысль, возбуждающий мысль, но не решающий филос проблем. Здесь не решаются вопросы, а только ставятся. I.

1) Введение в ист ант философии 2)

Об историческом познании 3)

Об ориентировке в филос и о Каббале 4)

«Из истории филос терминологии» 5)

Из лекций об именах 6)

Смысл идеализма II.

Первые шаги античной философии. 2-й вып III.

Из истории возникновения платонизма

1) Софисты 2)

а) миф о пещере

б) биогр Платона-Дионис и Аполлон, родословие

в) организация школы

г) учение об єрох^є... позд

д) платонизм и христианство IV.

Из истории критицизма 1)

Антиномия V.

Критические заметки и отзывы о студ сочинениях), магистерских и др. Диспуты. VI.

Воспоминания и характеристики-с приложением писем и приложений».

Вскоре после составления этой памятки Флоренский более подробно расписывает содержание первой части:

«(Из приступов к конкретной метафизике) или

(Первые наброски из конкретной метафизики) или

(Из лекций) 1)

Вступление: о конкретной метафизике, о философской антропологии, о символике.

О задачах вступительных курсов в историю философии - дать конкретное постижение систем, изнутри. Около систем». О характере лекционного преподавания. Углубления, но не очень большая точность. Постижение духа систем, но не их деталей и не их формально-строгих очертаний. 2. 2)

Введение в историю античной философии (?). 8-10. 3)

Об историческом познании. 6. 4)

Об ориентировке в философии. 10-12.

а) Каббала

б) понятие субстанции у народов

в) опыт святых 5)

Из лекций об именах. 5(?). 6)

Смысл идеализма. 6. 7)

Общечеловеческие корни идеализма. 2 л. 8)

Введение в историю филос терминологии. 6 лИтого будет не менее 45 листов. М б, это я преувеличиваю, но думаю, что во всяком случае число листов не будет менее 40».

На обороте этого плана Флоренский записал:

«Каково должно быть издание J9J7.XI.5

Серг(иевУ Поспаду. 1)

Непременно должно быть указано подробное содержание каждой главы или лекции и т. п. 2)

Непременно должны быть составлены предметные указатели, указатели имен, текстов и т. п. 3)

Должно быть довольно много схем, чертежей и т. п. 4)

Желательно довольно много рисунков, особенно в отделе о золотом сечении, по проэкции органов и т. п.».

Следующий развернутый план книги опять объединял как ядро будущего труда «У водоразделов мысли», так и раздел по истории философии. Это объединение, конечно, не механическое, но все же связанное более общим происхождением - лекционным курсом,-чем последовательностью изложения:

«Черты конкретной метафизики 1917.Xi.20

(о лекциях-Диалектика. Вопросы и ответы. I.

О конкретной метафизике. Системы мысли-как раскрытия интуиций антропологических. Постижение духа систем. Их несводимость в формально объединенное целое (Ницше о дурной точке единства). 2 л. II.

О философском термине. Орудие и человек. Священность орудия. Строение термина. История философии как история терминов. Примеры (из истории «Субстанций»: мана и т. д. Экстаз и пьянство). 6 л.-1-2. III.

Об историческом познании. Философия и генеалогия. 6 л. IV.

Смысл идеализма. Род и вид. 6 л. V.

Общечеловеческие корни идеализма. 2-3 л. VI.

Об именах. Имена-сущности. 5 листов (?) (менее?). VII.

Об ориентировке в философии. Каббала. Опыт святых. 8.

Указатель терминов и имен

32 maximinimum VIII.

Введение в историю античной фЭллинство н эллины. X.

Софисты. XI.

Сократ. XII.

Платон (Жизнь и личность. Диалектика. Миф о пещере... Таблица Аристотель (Жизнь и личность. Метод в (нрзбр.). Аристотель и Платон. Аристотель и Гёте). XIV.

Проблема времени. Мистерии и посвящения. XV.

Возникновение философской терминологии. XVI.

Первые шаги греческой философии. Вып. 2».

Вероятно, при составлении данного плана Флоренский пришел к мысли вычленить из него ядро отдельного труда: он обвел первые семь пунктов карандашом и сделал прикидочный расчет листов. Подробный план этих семи пунктов как само- стоятельного труда Флоренский сделал через несколько дней:

«У истоков мировоззрений (У водораздела10 мысли) 1917.Х1.23(?)

Истоки?.. Семема мировоззрений (мысли)

(Черты конкретной метафизики) I.

Задачи конкретной метафизики. (Философия и антропология). Значение лекций. Диалектика. Антропологические интуиции как зерна систем мысли. Необходимость подхождения к истории мысли чрез исследование интуиций. Конкретная метафизика и философская антропология. II.

О терминах в философии. (Философия и техника. Человек и орудие). «Термин». Homo faber. Продолжение наших чувств. Органопроэкция. Символика сновидений. Хозяйство. Макрокосм и микрокосм. «Целое». Идея целого в истории мысли. Divina sive aurea sectio. De divina proportione. Золотое сечение в расчленениях времени. Смысл закона Цейзинга. Разбор некоторых суждений о законе Цейзинга. Эмпирические данные о расчленении в пространстве. Эмпирические данные о расчленении во времени - «SIN» (святыни, машины, понятия). Схемы взаимоотношения человеческих деятельностей. Литургическое происхождение культуры. Литургические основы философской терминологии. Строения термина. Примеры. История философии- как история терминологии. 6-8 листов, 10. III.

Об историческом познании. (Философия и генеалогия). Науки естественные и науки исторические. Закон и индивидуальное. Epyov и EvepYeioc. Вещь и личность. Анализ Римл. I, 18-27. Природа и культура. Категории естествознания и категории культуроведения. Причинность и родословие. Средоточное значение генеалогии в культурной жизни. Разные моменты в понятии о родословии. Іенеалогические схемы и знаки. Способы генеалогических записей. Родословная связь идей. Родословная связь духовной жизни. Принципиальное обсуждение родословных схем. Связь родословия с теорией и психологией знания. Познание и рождение. Строение истории как системы родовых тканей. Род святых. Богоматерь и история Израиля. Род Смысл идеализма. (Метафизика рода и лика). Платонизм. Универсалии. Противоречивость «единого» и «многого» в акте познания. Типы учений об универсалиях. Логическое подхождение к идеализму. Эстетическое подхождение. Проблема портрета. Подхождение мета-психологическое. Попытки новой живописи. Духовное созерцание. Род логический и род биологический. Вид и лик. Имманентное и трансцендентное. Семя и астрология. Символика религий. 6 л. V.

Общечеловеческие корни идеализма. (Философия и народные верования (в слово?)). Платонизм и целостное мирочувствие народа. Ведуны. Магия слов. Метафизика имени. 3 л.

К V. 1. Общечеловеческие корни идеализма.

Элементы сказки.

Из заметок о мистической фауне.

Из записных книжек наблюдателя.

а) корсики

б) рассказ Вл. А. Кожевникова о браках первых богов и шаги > людей

в) цвет папоротника

(г) транс Солнца.

Астрология?)

д) язык природы (а м б просто вставить из лекций)

е) о камлании-по Серашевскому и Хорузину

Метафизика имен в историческом освещении. Вместо вступления: афонский спор и философские позиции противников.- Лингвистическое исследование и словоупотребление слова «имя» в языках арийских и языках семитских. Религиозно-историческое обследование понятия об имени. Имя и его носитель. Мистическое значение имени. «Власть имени». Божественные имена. Библейские воззрения на имя. «Во имя Божие». Мистика имен в Новом Завете и в церковном предании. Сакраментальное переименование в браке, в побратимстве, в рабстве и клиентстве, при вхождении в семью, в род и т. д., при натурализации, при интронизации, при посвящении в мистерии, в монашеском постриге, в сектантстве и при крещении; посмертное. Мистическое переименование при обращениях.- Имена и характеристики. Свидетельства народной поэзии и поэзии искусственной. История и народные убеждения о связи имен с характеристиками. Опыты объяснения позитиви- стического характера. Имена как категории. VII.

Об ориентировке в философии. (Философия и вера11). Понятие об ориентировке. Связь ее с системой категорий. Ориентирование на механизме. Ориентировка на поле. Каббализм. Экстаз пола. Свет. Имя Божие. Буквы и числа. Сефироты. Метод Каббалы. Ориентировка на крови. Христианство. Мученичество. Евхаристия. Крест. Свет.

VII* Земля и Небо. (Философия и астрология). Очерк истории астрологии. Св о и астрология. Астрология в недавнее прошлое. Астрология и духовная школа. Современность об астрологии. Астрология и фольклор. Астрология и литература. VIII.

Указатель имен и предметов.

Приблизительно на 30-32 печатных листа».

Сопоставление этого развернутого плана книги с лекционными курсами и программами показывает их теснейшую органическую связь. Раздел книги «II. О терминах в философии» соответствует спецкурсу 1917 г. «Из истории философской терминологии» и более поздним лекциям «Чтения по философии культа» (май-июнь 1918 г.); раздел книги «III. Об историческом познании» соответствует лекционному курсу 1916/1917 уч. года «О принципах исторического познания»; раздел книги «IV. Смысл идеализма» соответствует разделам лекционных курсов 1914/ 1915

уч. года «III. Возникновение и развитие идеализма», 1915/ 1916

уч. года «II. Смысл идеализма» (более обобщенное изложение см. также в работе «Смысл идеализма», Сергиев Посад, 1915); раздел книги «V. Общечеловеческие корни идеализма» соответствует одноименной пробной лекции, прочитанной 17 сентября 1908 г. (Сергиев Посад, 1909); раздел книги «VI. Метафизика имен в историческом освещении» соответствует студенческой работе 1906-1907 гг. «Священные переименования» и более поздней работе 1923-1926 гг. «Имена»; раздел книги «VII. Об ориентировке в философии» соответствует лекционному курсу 1915/1916 уч. года «I. Типы философского мышления» (учения о категориях) и впоследствии прочитанному курсу лекций «Куль- турно-историческое место и предпосылки христианского миропонимания»,2. Темы раздела «Земля и Небо» частично также должны были быть затронуты в курсе лекций 1921 г., а в большей части остались ненаписанными. Таким образом, прямого соответствия не видно лишь для вступительного раздела книги «I. Задача конкретной метафизики», и, самое главное, не выделился еще как самостоятельный будущий первый выпуск книги «У водоразделов мысли» (соответственно проспекту 1922 г.).

Эта же структура сохранялась и в подробных планах «Собрания сочинений» Флоренского, над которыми он работал в 1918 г.

«После отъезда С. Н. Булгакова. День моего рождения. 1918.1.9».

«Собрание сочинений священника Павла Флоренского.

Т. I (2 части?). У водоразделов мысли. (Черты конкретной метафизики). Задачи конкретной метафизики (Философия и антропология). О терминах в философии (Философия и техника). Об историческом познании (Философия и генеалогия). Смысл идеализма (Метафизика рода и лика). Общечеловеческие корни идеализма (Философия и народные верования (в слово?)). Метафизика имен в историческом освещении. Об ориентировке в философии (Философия и жизнечувствие). Земля и Небо (Философия и астрология). Указатель».

«Собрание сочинений священника П. А. Флоренского12. Том І. У водоразделов мысли. (Черты конкретной метафизики). Содержание: Философская антропология как основание философии. Интуиции направлений человеческого бытия. Орудийное значение терминов в философии».

С начала 1918 г. Флоренский усиленно работает над разделами будущей первой части цикла: «Наука как символическое описание» (1918.1), «Диалектика» (1918.III), «Антиномия языка» (1918.IV). Соответственно расширяется план «II. О терминах в философии», о чем свидетельствует следующая записка: «1918.IV.14

Есть уже окончательно) написанное 8-І-сюда прибавится 6 (предисловие» 19 Наука описания 38 Диалектика

45 Антиномия языка + 10 (Линцбах) 18 Продолжение) наших чувств 128 + 25 (Термин)

20 (Homo faber) (организм по Аристотелю) 25 Органопроэкция 15 Символика сновидений 10 Хозяйство

20 Макрокосм и микрокосм 25 Целое

Целое по Аристотелю

25 Золотое сечение во времени 10 Смысл закона зол(отого) сеч 15 Разбор суждений о нем 20 sin

30 Примеры sin

20 Строение термина 30 Примеры разных (нрзбр.)

Итого стр(аниц) рукописных 473, что дает 15-20 печатных листов. Лучше всего, ради устранения лишних разговоров, разделить его на два: а) о терминах, б) об орудиях, о технике и хозяйстве, а) присоединить «о строении термина» и примеры, б) начать Homo faber, потом «Расширение наших чувств».

Вероятно, в это время Флоренский нарисовал обложку обдумываемого издания:

CotfAHte .То^ъ Т.

?) B0Aofw#kM*- лыслп.

SJtfTmbb* ЯкіііА dW^

«Собрание сочинений. Том I Священник Павел Флоренский У ВОДОРАЗДЕЛОВ МЫСЛИ Часть первая

Selbst erfinden ist schon; doch glucklich von An- derem Gefundnes, Frolich erkannt und geschatzt, nenst du das weniger dein? (Gothe,- Vier Jahres-Zeiten. Herbst)

Сергиев Посад 1918»

В 1919 г. Флоренский впервые выделил как самостоятельный раздел «Мысль и язык» и обозначил готовность всех разделов книги.

«Собрание сочинений священника Павла Флоренского (Приблизительный проспект) 1919.IX.18

тт. V-VII (4- +)13. У водоразделов недели. (Черты конкретной метафизики). Задачи конкретной метафизики (философия и антропология). Мысль и язык (философия языкознания) (4-4-4-). Действие и орудие (философия и техника (4-4-). Об историческом познании (философия и генеалогия) (4- +). Смысл идеализма (метафизика рода и лика) (+ + +). Общечеловеческие корни идеализма (философия и народные верования в слово) (+ + +). Метафизика имен в историческом освещении (-I- Н-) *5. Об ориентировке в философии (философия и жизнечу- вствие: механическое мировоззрение, Каббала, оккультизм, христианство (+ -).

Земля и Небо (философия и астрология) (+-)...»

В октябре 1919 г. Флоренский написал статью «Обратная перспектива» и далее завершил разделы будущей первой части цикла: «Строение слова» (1919?), «Магичность слова» (1920), «Имеславие как философская предпосылка» (1922). Как наиболее подготовленный материал, Флоренский предполагал в 1922 г. издать в качестве 1-го выпуска цикла «У водоразделов мысли» статью «Обратная перспектива». Как и четыре года назад, Флоренский нарисовал обложку:

«Павел Флоренский

У ВОДОРАЗДЕЛОВ МЫСЛИ

(Черты конкретной метафизики)

Selbst erfinden ist schort; doch glucklich von An- derem Gefundnes, Frolich erkannt und geschatzt, nenst du das weniger dein?

(Gothc,-Vier Jahres-Zeiten. Herbst)

Выпуск I. Обратная перспектива

Москва 1922»

СрАоренсмі*

BfcnycAiг I. OfyATK+ь 7rjtyc*6#r*ia#

Одновременно Флоренский составил обновленный четкий план книги «У водоразделов мысли», в который впервые были включены два завершенных предисловия (вместо незавершенного раздела «Философская антропология») и работа «Обратная перспектива»:

«У ВОДОРАЗДЕЛОВ МЫСЛИ Содержание: 1.

На Маковце (вместо предисловия). 2.

Мысль и язык. I.

Наука как символическое описание. II.

Диалектика. III.

Антиномия языка. IV.

Термин. V.

Строение слова. VI.

Магичность слова. VII.

Имеславие как философская предпосылка. 5.

Воплощение формы (действие и орудие). I.

Продолжение наших чувств. III.

Органопроэкция. IV.

Символика видений. V.

Мистическая анатомия (?)14. V.

Хозяйство. VI.

Макрокосм и микрокосм. 6.

Понятие формы. II.

Целое. III.

Divina sectio. IV.

Золотое сечение в биологии и в искусстве. V.

Целое во Времени. VI.

Золотое сечение во временном развитии (биография, искусство, биология)15. Организация времени. VII.

Циклы развития. VIII.

Signatura rerum. IX.

Аналитическое выражение формы (формула формулы).

(X?). Іеометрические формы как пред-изображения. 7.

Об историческом познании. История и родословие (проблема генеалогии). 8.

Смысл идеализма (метафизика рода и лика). 9.

Общечеловеческие корни идеализма (философия и народная вера в слово). 10.

Имена. 12.

Об ориентировке в философии (философия и жизнечувст- вие). Механическ(ое) мировоззрение, каббала, оккультизм, христианство. 13.

Земля и Небо (философия и астрология)» |8.

Дата составления последней редакции плана книги «У водоразделов мысли» определяется по авторской записи на машинописном экземпляре «Печатные труды П. А. Флоренского»: 1922. VIL4. Для «Мнимости в геометрии». Одновременно со списком «Печатные труды П. А. Флоренского» в конце книги «Мнимости в геометрии (опыт нового истолкования мнимостей)» (М.,: «Поморье», 1922) было напечатано следующее объявление:

Издательство «ПОМОРЬЕ» приступило к печатанию труда П. А. Флоренского

У ВОДОРАЗДЕЛОВ -МЫСЛИ (Черты конкретной метафизики)

Под таким заглавием предполагается издать ряд выпусков, объединенных общим замыслом, но так, что каждый выпуск имеет и самостоятельное значение.

«1. На Маковце. 2. Пути и средоточия. 3. Обратная перспектива. 4. Мысль и язык (Наука как символическое описание. Диалектика. Антиномия языка. Термин. Строение слова. Ма- гичность слова. Имеславие как философская предпосылка). II

Воплощение формы. (Действие и орудие). (Homo faber. Продолжение наших чувств. Органопроэкция. Символика сновидений. Пространство тела и мистическая анатомия. Хозяйство. Макрокосм и микрокосм). III

Форма и организация. (Понятие формы. Целое. Divina sectio. Золотое сечение. Целое во времени. Организация времени. Циклы развития. Signatura rerum. Формула формы).

Дальнейшие выпуски будут примерно содержать: 7.

Имя рода. (История, родословие и наследственность). 8.

Смысл идеализма. (Метафизика рода и лика). 9.

Общечеловеческие корни идеализма. (Философия народов). 10.

Метафизика имени в историческом освещении. 11.

Имя и личность. 12.

Об ориентировке в философии. (Философия и жизнечувст- вие). (Механистическое миропонимание. Каббала. Оккультизм. Христианство). 13.

Земля и Небо. (Философия, астрология, естествознание). 14.

Символотворчество и закон постоянства».

В этом проспекте, как и в предыдущем варианте 1922 г., первый выпуск приобретает четкое строение: два предисловия, раздел о зрительном символе («Обратная перспектива»), раздел о словесном символе («Мысль и язык»). Заключение «Итоги» было написано в ноябре-декабре 1922 г. и потому в проспект не попало, но совершенно очевидно, что оно относится именно к первому выпуску. Техническое оформление последующих выпусков, к сожалению, потеряло прежнюю четкость, и правильнее было бы их оформить соответственно плану от 23 ноября 1917 г. так: выпуск IV. Имя рода (соответствует «Об историческом познании»); выпуск V. Смысл идеализма; выпуск VI. Общечеловеческие корни идеализма (т. к. изданная лекция невелика, то ее можно объединять с ^ыпуском V); выпуск VII. Метафизика имени в историческом освещении (соответствует работе «Священные переименования»); выпуск VIII. Имя и личность (соответствует работе «Имена»); выпуск IX. Об ориентировке в философии (соответствует черновикам курса «Учение о категориях» и лекциям «Культурно-историческое место и предпосылки христианского миропонимания»). Материалы разделов «Земля и Небо», «Символотворчество и закон постоянства» известны почти исключительно в выписках из литературы, поэтому из них публикуется лишь то, что имеет авторское значение в раскрытии темы.

Публикаторы пришли к выводу о необходимости издания основного корпуса текстов книги вместе с Приложениями. В Приложениях помещаются некоторые первоначальные варианты, не вошедшие в окончательный текст, отдельные материалы и записки, которые возникли в ходе работы Флоренского, небольшие самостоятельные тексты, тесно связанные с содержанием публикуемой работы.

Сложность подготовки данного труда к изданию в том, что он не только остался неопубликованным при жизни Флоренского, но и не имеет текста, который можно было бы считать за единственный авторизированный окончательный вариант.

В случае если текст известен в нескольких редакциях, публикаторы брали за основу последнюю по хронологии редакцию, в каком бы виде она ни была, машинописном или рукописном. Почти все машинописные экземпляры одного и того же текста последней редакции имеют свою авторскую несовпадающую правку, которую издатели по возможности сводили воедино. Иногда в машинописи, правленной Флоренским, находится явная ошибка машинистки, не замеченная им; в таком случае публикаторы возвращались к рукописному варианту. Иногда Флоренский замечал ошибку машинистки, но исправлял ее на память, не заглядывая в рукопись,- возникал новый вариант, который публикаторы принимали за окончательный.

Примечания, за исключением работы «Обратная перспектива», не были завершены автором. Они сохранились в виде неполных указаний в первоначальных вариантах; черновых записок без обозначения того конкретного места, к которому должны быть отнесены; выписок из литературы; цифровых указаний в текстах, но без соответствующих ссылочных данных. Учитывая незавершенность данной части работы, а также для того, чтобы избежать дублирования неполных авторских примечаний, публикаторы поместили весь справочный аппарат в конце книги, кроме завершенных авторских примечаний к работе «Обратная перспектива». В этих сводных примечаниях публикаторы стремились максимально использовать черновые и подготовительные материалы Флоренского и по возможности выделить их.

Особый вопрос - об авторской пунктуации. П. А. Флоренский всегда писал со своеобразной свободной пунктуацией, не сводящейся ни к фиксированным правилам, ни к авторскому единообразию. Некоторое представление о его пунктуационных и орфографических принципах могут дать выдержки из бесед с Н. Я. Симонович-Ефимовой.

О знаках препинания. В древности не было знаков препинания. Древние оды, песни-слово за словом-иногда несколько слов в одно. Но из смысла и духа вещи понятен и размер, и пунктуация. Знаки препинания недавно. В Возрождении. Отчасти зависит от легкости воспроизведения. Раньше изложение основывалось на устном, а писали кое-что, для памяти, потому отчасти и не понятно, не объясняется. Объясняли устно. Нам не совсем уже ясно значение слов, которое им приписывали. Начали с правописания Васи, Адриана, Наташи16. «Вася дошел до последнего класса и теперь стали учить грамоту - правописание и чистописание. Теперь кругом афиши, объявления с ошибками». Я рассказала о корректорше, с которой ревела; в каждой типографии своя орфография. Он: «Мне нравится некоторая свобода знакоположения. Это дает ритм тот или иной. Бег фразы. Иногда надо комком слова». Я сказала о скобках, что люблю их. Он: «Не люблю скобок». А я хотела бы и маленькие, и большие, и трех родов. Он: «Иван Семенович17 говорит со скобками даже больше, чем трех родов. И у него надо ждать конца, и даже когда уйдет, а то, может быть, все перевернет». Я: мне не хватает другого многоточия, обрывающегося, а у нас многоточие-туманность, задумчивость. Леля: а мне нужны запятые большие и маленькие. Он: «Прежде не было, они обозначали вопрос. Самый молодой из знаков-восклицательный. А раньше совсем не было даже точки и запятой. Тире-почти исключительно русский знак, взамен «есть» и «сеііе», «сеіа». То что было раньше-«оный», «каковой». Это хуже».

«Заговорили о корректоршах. Я жаловалась, что Ив с ними любезничает. А он на меня - что я будто бы грубо преследую какую-то правду. Он сказал, что следовало бы выяснить права их и автора. А то автор имеет вид провинившегося, настаивая на верном. Он: «Я же лингвист, и вдруг какая-то барышня меня поправляет. И я несу ответственность, и отвечаю за свое правописание»».

П. А. Флоренский при жизни отстаивал право на авторскую пунктуацию, и с этим вынуждены были считаться. Так, 24 августа 1928 года редактор научно-технического управления ВСНХ СССР Л. Балашсв писал П. А. Флоренскому относительно печатания его трудов: «Корректуру Вашей работы, вернувшись из отпуска, просмотрел и сдал для исправления В связи с вышесказанным: всюду, где существует хоть какое- то основание для сохранения пунктуации П. А. Флоренского- интонация, аналогия и т. п.,- публикаторы стремились следовать букве его текстов. В силу этого не удалось соблюсти принципа единообразия синтаксиса. Сохранено характерное для П. А. Флоренского дефисное написание слов, к которому, впрочем, он прибегал не всегда.

Различные редакции и варианты одной части, а также различные части всего цикла не имели единой системы выделений и числовых обозначений в связи с тем, что они входили в различные работы и лекционные курсы и готовились автором для публикации в разных изданиях. Все это по возможности приведено к единообразию.

Принципы текстологии, осуществленные в данном издании (необходимость публикации приложений, сведение воедино авторской правки на различных вариантах, сводные примечания с обозначением авторских материалов, соблюдение авторского правописания и пунктуации, единообразность выделений), позволяют рассматривать данное издание как научно-критическое.

Игумен Андроник (Трубачев)

неоконченная книга П. А. Флоренского, части которой он писал с 1917 по 1926, но включил в нее и некоторые ранние работы. Флоренскому удалось опубликовать лишь несколько частей книги: «Общечеловеческие корни идеализма» («Богословский вестник», 1909, № 2-3); «Смысл идеализма» (В память столетия (1814-1914) Имп. МДА., ч. 2. Сергиев Посад, 1915); «Символическое описание» («Феникс», кн. 1. M., 1922). Издательство «Поморье» собиралось печатать книгу выпусками, но эти планы не осуществились. Начиная с конца 1960-х гг. неопубликованные части книги выходят и в России, и за рубежом. В серии «Философское наследие» вышли (Соч. в 4 т., т. 3 (1), 3 (2). M., 1999) все сохранившиеся части книги по следующему плану: Часть первая. Образ и слово

I. На Маковце

II. Пути и средоточия

III. Обратная перспектива

IV. Мысль и язык (1. Наука как символическое описание. 2. Диалектика. 3. Антиномия языка. 4. Термин. 5. Строение слова. 6. Магичность слова. 7. Имеславие как философская предпосылка.)

Часть вторая. Воплощение формы (Действие и орудие)

II. Продолжение наших чувств

III. Органопроекция

IV. Символика видений

V. Хозяйство

VI. Макрокосм и микрокосм Часть третья. Понятие формы

I. Понятие формы. Целое

II. Divina sive aurea sectio. Золотое сечение

III. Золотое сечение в применении к расчленению времени. Целое во времени. Организация времени. Циклы развития

IV Смысл закона золотого сечения. Signatura nenim. Формула формы

V. Разбор некоторых суждений о законе Цейзинга Часть четвертая. Имя рода (История, Родословие и наследственность)

Об историческом познании Часть пятая. Идеализм

Смысл идеализма (метафизика рода и лика) Общечеловеческие корни идеализма (философия народов) Часть шестая. Имена. Метафизика имен в историческом освещении. Имя и личность

Имена (1. Ономатология. 2. Словарь имен.) Часть седьмая. Об ориентировке в философии (Философия и жизнечувствие)

Часть восьмая. Земля и небо (Философия, Астрология, Естествознание)

Часть девятая. Символотворчество и закон постоянства Теодицея «Столпа и утверждения Истины» для своего завершения требовала антроподицеи, оправдание Бога требовало и оправдания человека. Антроподицея пытается ответить на вопрос, как в человеке, созданном по образу и подобию Божию, может корениться грех и зло. Проблеме антроподицеи и посвящена книга «У водоразделов мысли». Антропология Флоренского «не есть самодовлеемость уединенного сознания, но есть сгущенное, представительное бытие, отражающее собою бытие расширенно-целокупное: микрокосм есть малый образ макрокосма, а не просто что-то само в себе» (там же, т. 3 (1), с. 41). Его антропология онтологична и теологична. В основе познания строения человека лежит интуиция образа Божия; в основе познания освящения человека - интуиция страха Божия, света, ритма Иисусовой молитвы; в основе познания деятельности человека - интуиция удивления и воплощения. Антроподицея Флоренского укоренена в идее обожения человека, всего его существа: телесного состава, мысли, всех видов его деятельности. В книге развивается также теория символа: «символ есть такая сущность, энергия которой, сращенная или, точнее, срастворенная с энергией некоторой другой, более ценной в данном отношении сущности, несет т. о. в себе эту последнюю» (там же, с. 257). Многие разделы посвящены философии имени, где имя понимается онтологично, а не условно, субъективно. Изд.: Соч. в 2 т., т. 2 (1,2). M., 1990; Соч. в 4 т., т. 3 (l, 2). M., 1999.