Тайны чернобыля. Чернобыль в воспоминаниях очевидцев Мистические истории связанные с чернобылем

"Припять, 26 апреля 1986 г., 3 ч. 55 мин., ул. Ленина, 32/13, кв. 76. Разбудил телефонный звонок. Дождался следующего сигнала. Нет, не приснилось. Прошлепал к телефону. В трубке голос Вячеслава Орлова, моего начальника - зам. начальника реакторного цеха N1 по эксплуатации.

Аркадий, здравствуй. Передаю тебе команду Чугунова: всем командирам срочно прибыть на станцию в свой цех.

Тревожно заныло на душе.

Вячеслав Алексеевич, что случилось? Что-нибудь серьезное?

Сам толком ничего не знаю, передали, что авария. Где, как, почему - не знаю. Я сейчас бегу в гараж за машиной, а в 4.30 встретимся у "Радуги".

Понял, одеваюсь.

Положил телефонную трубку, вернулся в спальню. Сна как не бывало. Бросилась в голову мысль: "Марина (жена) сейчас на станции. Ждут останова четвертого блока для проведения эксперимента".

Быстро оделся, на ходу сжевал кусок булки с маслом. Выскочил на улицу. Навстречу парный милицейский патруль с противогазами (!!!) через плечо. Сел в машину подъехавшего Орлова, выехали на проспект Ленина. Слева, от медсанчасти, на бешеной скорости вырвались две "скорые помощи" под синими мигалками, быстро ушли вперед.

На перекрестке дороги "ЧАЭС - Чернобыль" - милиция с рацией. Запрос о наших персонах, и снова "Москвич" Орлова набирает скорость. Вырвались из леса, с дороги хорошо просматриваются все блоки. Смотрим в оба… и глазам своим не верим. Там, где должен быть центральный зал четвертого блока (ЦЗ-4), - там черный провал… Ужас… Изнутри ЦЗ-4 красное зарево, как будто в середине что-то горит. Это потом мы узнали, что горел графит активной зоны реактора, который при температуре 750 град. С в присутствии кислорода очень даже неплохо горит. Однако вначале не было и мысли, что ахнуло реактор. Такое и в голову нам прийти не могло.

4 ч. 50 мин. АБК-1. Подъехали к АБК-1. Почти бегом заскочили в вестибюль. У АБК-1 - машина горкома партии, у входа в бункер ГО - работники (в основном командиры) всех цехов. В бункере на телефонах директор ЧАЭС Брюханов Виктор Петрович, главного инженера Фомина нет.

Спрашиваем. Отвечают: взрыв на четвертом блоке в момент останова. Это и так ясно. Подробно никто ничего не знает Начавшийся пожар потушен: на кровле машинного зала и крыше ЦЗ-3 - пожарной командой, внутри машинного зала - сменным персоналом 5 смены турбинного цеха. Ведутся все возможные работы по исключению повторного загорания: сливается масло из маслосистем в баки, вытесняется водород из генераторов N7 и 8.

Промелькнул Игорь Петрович Александров, начальник Марины. По его данным в списке выведенных (пострадавших) с территории станции ее нет. Больше тревоги не было, так как понимал, что на 4-м блоке она быть не должна, а вдруг?! Почти бегом рванулся в санпропускник. Быстро переоделись в белое - на переходе увидел Сашу Чумакова - напарника Марины. Он тут же сообщил, что Марина переодевается.

Камень с души упал.

Быстро дошли до владений начальника смены первого блока. Что случилось - не знают. Слышали два глухих взрыва. Оба блока РЦ-1 несут номинальную нагрузку. Отказов в работе оборудования нет Все работы на реакторе и системах прекращены. Режим работы - с повышенной бдительностью и вниманием. Заглянул в ЦЗ-2. Народ на местах. Спокоен, хотя и встревожен, - в зале орет сигнализация радиологической опасности. Бронированные двери ЦЗ-2 задраены.

Звонок от начальника смены реакторного цеха-1 (НС РЦ-1) Чугунова. Замечательный человек, я еще не раз скажу о нем. Чугунов только что с 4-го блока. Дела, похоже, дрянь. Везде высокий фон. Приборы со шкалой 1000 микрорентген в секунду зашкаливают. Есть провалы, много развалин.

Чугунов и заместитель главного инженера по эксплуатации 1-й очереди (т. е. 1-го и 2-го блоков) Анатолий Андреевич Ситников вдвоем пытались открыть отсечную арматуру системы охлаждения реактора. Вдвоем не смогли ее "сорвать". Туго затянуло.

Требуются здоровые, крепкие парни. А на блочном щите-4 (БЩУ-4) надежных нет. Блочники уже выдыхаются. Честно говоря, страшновато. Вскрываем аварийный комплекс "средств индивидуальной защиты". Пью йодистый калий, запиваю водой. Тьфу, какая гадость! Но надо. Орлову хорошо - он йодистый калий принял в таблетке. Молча одеваемся. Надеваем бахилы из пластика на ноги, двойные перчатки, "лепестки". Выкладываем из карманов документы, сигареты. Как будто идем в разведку. Взяли шахтерский фонарь. Проверили свет. "Лепестки" надеты, завязаны. Каски на головах.

Запомните их имена. Имена тех, кто пошел на помощь своим товарищам, попавшим в беду. Пошел не под приказом, без всякой расписки, не зная истинной дозовой обстановки. Поступив так, как подсказывала профессиональная, человеческая порядочность, совесть коммуниста:

Чугунов Владимир Александрович, чл. КПСС, начальник реакторного цеха по эксплуатации.

Орлов Вячеслав Алексеевич, чл. КПСС, зам. начальника реакторного цеха по эксплуатации.

Нехаев Александр Алексеевич, чл. КПСС, старший инженер-механик РЦ-1.

Усков Аркадий Геннадиевич, чл. КПСС, ст. инженер по эксплуатации РЦ-1.

Может, это написано слишком громко и нескромно. Абсолютно уверен, что мотивы помощи были самые бескорыстные, высокие. А запоминать наши имена, может, и не надо. Может, еще высокая комиссия и скажет: "А зачем вы туда поперлись, а???"

6 ч. 15 мин., ЧАЭС, коридор 301. Вышли в коридор, двинулись в сторону 4-го блока. Я чуть сзади. На плече - "кормилец" - специальная арматура для увеличения рычага при открытии задвижки.

Напротив БЩУ-2 - начальник цеха дезактивации Курочкин. В комбинезоне, каске, сапогах. На груди крест-накрест ремни от противогаза и сумки. Экипировка - хоть сейчас в бой. Нервно меряет шагами коридор. Туда-сюда-обратно… Зачем он здесь? Непонятно…

Перешли на территорию 3-го и 4-го блоков, заглянули на щит контроля радиационной безопасности. Начальник смены Самойленко у входа. Спросил у него про индивидуальные дозиметры.

Какие дозиметры?! Ты знаешь, какой фон?

Товарищ, похоже, в шоке. С ним все ясно. Говорю ему:

Мы пошли на БЩУ-4. Дозобстановку знаешь?

Он уже нас не слушает. Мужик в глубокой растерянности. А за щитами поливают друг друга матом: его шеф В. П. Каплун и его зам - Г. И. Красножен. Из потока матов ясно, что приборов дозконтроля на солидный фон у них нет. А приборов со шкалой 1000 микрорентген/сек. - мизер. Веселая ситуация, ничего не скажешь.

Перед самим БЩУ-4 осел подвесной потолок, сверху льет вода. Все пригнулись - прошли. Дверь на БЩУ-4 - настежь. Зашли. За столом начальника смены блока сидит А. А. Ситников. Рядом НСБ-4 Саша Акимов. На столе разложены технологические схемы. Ситников, видно, плохо себя чувствует Уронил голову на стол. Посидел немного, спрашивает Чугунова:

Да ничего.

А у меня опять тошнота подступает (Ситников с Чугуновым находились на блоке с 2-х часов ночи!).

Смотрим на приборы пульта СИУРа. Ничего не попять. Пульт СИУРа мертв, все приборы молчат. Вызывное устройство не работает. Рядом - СИУР, Леня Топтунов, худощавый, молодой парень в очках. Растерян, подавлен. Стоит молча.

Постоянно звонит телефон. Группа командиров решает, куда подавать воду. Решено. Подаем воду через барабан-сепараторы в отпускные трубы главных циркуляционных на сосов для охлаждения активной зоны.

7 ч. 15 мин. Двинулись двумя группами. Акимов, Топтунов, Нехаев будут открывать один регулятор. Орлов и я, как здоровяки, станут на другой. Ведет нас до места работы Саша Акимов. Поднялись по лестнице до отметки 27. Заскочили в коридор, нырнули налево. Где-то впереди ухает пар. Откуда? Ничего не видно. На всех один шахтерский фонарь. Саша Акимов довел нас с Орловым до места, показал регулятор. Вернулся к своей группе. Ему фонарь нужней. В десяти метрах от нас развороченный проем без двери, света нам хватает: уже светало. На полу полно воды, сверху хлещет вода. Очень неуютное место. Работаем с Орловым без перерыва. Один крутит штурвал, другой отдыхает. Работа идет шустро. Появились первые признаки расхода воды: легкое шипение в регуляторе, потом шум. Вода пошла!

Почти одновременно чувствую, как вода пошла и в мой левый бахил. Видать, где-то зацепил и порвал. Тогда эту мелочь не удостоил своим вниманием. Но впоследствии это обернулось радиационным ожогом 2-й степени, очень болезненным и долго не заживающим.

Двинули к первой группе. Там дела неважные. Регулятор открыт, но не полностью. Но Лене Топтунову плохо - его рвет, Саша Акимов еле держится. Помогли ребятам выйти из этого мрачного коридора. Снова на лестнице. Сашу все-таки вырвало - видно, не впервые, и поэтому идет одна желчь. "Кормильца" оставили за дверью.

7 ч. 45 мин. Всей группой вернулись на БЩУ-4. Доложили - вода подана. Вот только сейчас расслабились, почувствовал - вся спина мокрая, одежда мокрая, в левой бахиле хлюпает, "лепесток" намок, дышать очень тяжело. Сразу сменили "лепестки". Акимов и Топтунов в туалете напротив - рвота не прекращается. Надо ребят срочно в медпункт. Заходит на БЩУ-4 Леня Топтунов. Весь бледный, глаза красные, слезы еще не просохли. Выворачивало его крепко.

Как чувствуешь?

Нормально, уже полегчало. Могу еще работать.

Все, хватит с вас. Давайте вместе с Акимовым в медпункт.

Саше Нехаеву пора сдавать смену. Орлов показывает ему на Акимова и Топтунова:

Давай вместе с ребятами, поможешь им добраться до медпункта и возвращайся сдавать смену. Сюда не приходи.

По громкой связи объявляют сбор всех начальников цехов в бункере ГО. Ситников и Чугунов уходят.

Только сейчас обратил внимание: на БЩУ-4 уже прибыли "свежие люди". Всех "старых" уже отправили. Разумно. Дозобстановку никто не знает, но рвота говорит о высокой дозе! Сколько - не помню.

9 ч. 20 мин. Сменил порванный бахил. Малость передохнули - и снова вперед. Снова по той же лестнице, та же отметка 27 Ведет уже нашу группу сменщик Акимова - НСБ Смагин. Вот и задвижки. Затянуты от души. Снова я в паре с Орловым, начинаем вдвоем на полной мощи своих мускулов "подрывать" задвижки. Потихоньку дело пошло.

Шума воды нет. Рукавицы все мокрые. Ладони горят. Открываем вторую - шума воды нет.

Возвратились на БЩУ-4, сменили "лепестки". Очень хочется курить. Оглядываюсь по сторонам. Все заняты своим делом. Ладно, переживу, тем более что "лепесток" снимать совсем ни к чему. Черт его знает, что сейчас в воздухе, что вдохнешь вместе с табачным дымом. Да и дозобстановку по БЩУ-4 не знаем. Дурацкое положение - хоть бы один "дозик" (дозиметрист) забежал с прибором! Разведчики, мать их за ногу! Только подумал - а тут как раз и "дозик" забежал. Маленький какой-то, пришибленный. Что-то померял - и ходу. Но Орлов его быстро отловил за шиворот. Вопрошает:

Ты кто такой?

Дозиметрист.

Раз дозиметрист - померяй обстановку и доложи, как положено, - где и сколько.

"Дозик" снова возвращается. Меряет. По роже видно, что хочется поскорей отсюда "свалить" Называет цифры. Ого! Прибор в зашкале! Фонит явно с коридора. За бетонными колоннами БЩУ дозы меньше. А "дозик" удрал тем временем. Шакал!

Выглянул в коридор. На улице ясное солнечное утро. Навстречу Орлов. Машет рукой. Из коридора заходим в небольшую комнату. В комнате щиты, пульты. Стекла на окнах разбиты. Не высовываясь из окна, осторожно смотрим вниз.

Видим торец 4-го блока… Везде груды обломков, сорванные плиты, стенные панели, на проводах висят искореженные кондиционеры… Из разорванных пожарных магистралей хлещет вода… Заметно сразу - везде мрачная темно-серая пыль. Под нашими окнами тоже полно обломков. Заметно выделяются обломки правильного квадратного сечения. Орлов именно потому меня и позвал, чтобы я посмотрел на эти обломки. Это же реакторный графит!

Еще не успели оценить все последствия, возвращаемся на БЩУ-4. Увиденное так страшно, что боимся сказать вслух. Зовем посмотреть заместителя главного инженера станции по науке Лютова. Лютов смотрит туда, куда мы показываем. Молчит. Орлов говорит:

Это же реакторный графит!

Да ну, мужики, какой это графит, это "сборка-одиннадцать".

По форме она тоже квадрат. Весит около 80 кг! Даже если это "сборка-одиннадцать", хрен редьки не слаще. Она не святым духом слетела с "пятака" реактора и оказалась на улице. Но это, к сожалению, не сборка, уважаемый Михаил Алексеевич! Как заместителю по науке, вам это надо знать не хуже нас. Но Лютов не хочет верить своим глазам, Орлов спрашивает стоящего рядом Смагина:

Может, у вас до этого здесь графит лежал? (Цепляемся и мы за соломинку.)

Да нет, все субботники уже прошли. Здесь была чистота и порядок, ни одного графитного блока до сегодняшней ночи здесь не было.

Все стало на свои места.

Приплыли.

А над этими развалинами, над этой страшной, невидимой опасностью сияет щедрое весеннее солнце. Разум отказывается верить, что случилось самое страшное, что могло произойти. Но это уже реальность, факт.

* Взрыв реактора. 190 тонн топлива, полностью или частично, с продуктами деления, с реакторным графитом, реакторными материалами выбросило из шахты реактора, и где сейчас эта гадость, где она осела, где оседает - никто пока не знает! *

Все молча заходим на БЩУ-4. Звонит телефон, вызывают Орлова. Чугунову плохо, его отправляют в больницу Ситников уже в больнице. Передают руководство цехом Орлову как старшему по должности.

10 ч. 00 мин. Орлов уже в ранге и. о. начальника РЦ-1 получает "добро" на уход на БЩУ-3.

Быстрым шагом уходим в сторону БЩУ-3. Наконец-то видим нормального дозиметриста. Предупреждает, чтобы к окнам не подходили - очень высокий фон. Уже без него поняли. Сколько? Сами не знают, все приборы зашкаливает. Приборы с высокой чувствительностью. А сейчас не чувствительность нужна, а большой предел измерений! Эх, срамота…

Устали мы крепко. Почти пять часов не евши, на ломовой работе. Заходим на БЩУ-3. Третий блок после взрыва срочно остановили, идет аварийное расхолаживание. Мы идем к себе "домой" - на первый блок. На границе уже стоит переносной саншлюз. Моментально отметил - наш саншлюз, из РЦ-1 Ребята молодцы, работают хорошо. Не касаясь руками, снял бахилы. Сполоснул подошвы, вытер ноги. У Орлова появились признаки рвоты. Бегом в мужской туалет. У меня пока ничего нет, но противно как-то. Ползем как сонные мухи. Силы на исходе.

Дошли до помещения, в котором сидит весь командный состав РЦ-1. Снял "лепесток". Дали сигарету, прикурил. Две затяжки - и у меня тошнота подступила к горлу. Сигарету потушил. Сидим все мокрые, надо срочно идти переодеваться. А ежели по-хорошему - не переодеваться нам надо, а в медпункт. Смотрю на Орлова - его мутит, меня тоже. А это уже скверно. Наверно, у нас очень замученный вид, потому что нас никто ни о чем не расспрашивает. Сказали сами:

Дело дрянь. Развален реактор. Видели обломки графита на улице.

Идем в санпропускник мыться и переодеваться. Вот тут-то меня и прорвало. Выворачивало вдоль и поперек каждые 3-5 минут. Увидел, как Орлов захлопнул какой-то журнал. Ага… "Гражданская оборона", понятно.

Ну что там вычитал?

Ничего хорошего. Пошли сдаваться в медпункт.

Уже потом Орлов сказал, что было написано в том журнале: появление рвоты - это уже признак лучевой болезни, что соответствует дозе более 100 бэр (рентген). Годовая норма - 5 бэр".

В бункере

Сергей Константинович Парашин, бывший секретарь парткома Чернобыльской АЭС (ныне С. К. Парашин - начальник смены блока N1 ЧАЭС, председатель совета трудового коллектива станции):

"Мне позвонили примерно через полчаса после аварии. Захлебывающимся голосом телефонистка передала жене (сам я спал), что там произошло нечто очень серьезное. Жена, судя по интонации, сразу же поверила, поэтому я быстро вскочил и выбежал на улицу. Вижу - едет машина с зажженными фарами, я поднял руку. Это ехал Воробьев - начальник штаба гражданской обороны станции. Его тоже подняли по сигналу тревоги.

Примерно в 2.10-2.15 ночи мы были на станции. Когда подъезжали, пожара уже не было. Но само изменение конфигурации блока привело меня в соответствующее состояние. Зашли в кабинет директора АЭС Брюханова. Здесь я увидел второго секретаря Припятского горкома Веселовского, были зам директора по режиму, я и Воробьев.

Когда мы попали в кабинет, Брюханов тут же сказал, что переходим на управление в бункер. Он, видимо, понял, что произошел взрыв, и потому дал такую команду. Так положено по инструкции гражданской обороны. Брюханов был в подавленном состоянии. Я спросил его: "Что произошло?" - "Не знаю". Он вообще был немногословным и в обычное время, а в ту ночь… Я думаю, он был в состоянии шока, заторможен. Я сам был в состоянии шока почти полгода после аварии. И еще год - в полном упадке.

Мы перешли в бункер, находящийся здесь же, под зданием АБК-1. Это низкое помещение, заставленное канцелярскими столами со стульями. Один стол с телефонными аппаратами и небольшой пульт. За этот стол сел Брюханов. Стол неудачно поставлен - рядом с входной дверью. И Брюханов был как бы изолирован от нас. Все время мимо него люди ходили, хлопала входная дверь. Да еще шум вентилятора. Начали стекаться все начальники цехов и смен, их заместители. Пришли Чугунов, Ситников.

Из разговора с Брюхановым я понял, что он звонил в обком. Сказал: есть обрушение, но пока непонятно, что произошло. Там разбирается Дятлов… Через три часа пришел Дятлов, поговорил с Брюхановым, потом я его посадил за стол и начал спрашивать. "Не знаю, ничего не понимаю".

Я боюсь, что директору так никто и не доложил о том, что реактор взорван. Формулировку "реактор взорван" не дал ни один заместитель главного инженера. И не дал ее главный инженер Фомин. Брюханов сам ездил в район четвертого блока - и тоже не понял этого. Вот парадокс. Люди не верили в возможность взрыва реактора, они вырабатывали свои собственные версии и подчинялись им.

Я тоже для себя формулировал, что там произошло. Я предположил, что взорвался барабан-сепаратор. Вся идеология первой ночи была построена на том, что все были уверены: взорвался не реактор, а нечто - непонятно пока что.

В бункере находилось человек тридцать - сорок. Стоял шум и гам - каждый по своему телефону вел переговоры со своим цехом. Все вертелось вокруг одного - подачи воды для охлаждения реактора и откачки воды. Все были заняты этой работой.

Второй секретарь Киевского обкома Маломуж приехал на станцию где-то между семью и девятью часами утра. Он приехал с группой людей. Речь зашла о том, что нужно составить единый документ, который бы пошел по всем каналам. То ли мне Брюханов поручил, то ли я сам вызвался - сейчас трудно сказать, - но я взялся за составление документа.

Считал, что вроде я владею ситуацией. Начал писать эту бумагу. У меня коряво получалось. Тогда другой взялся. Написали черновик. Согласовывали впятером - и так, и сяк. Там было указано обрушение кровли, уровень радиации в городе - тогда еще невысокий, и сказано, что идет дальнейшее изучение проблемы.

А до этого была такая неприятная штука. Мне сейчас ее трудно объяснить. Начальник гражданской обороны Воробьев, с которым мы приехали, через пару часов подошел ко мне и доложил: он объехал станцию и обнаружил возле четвертого блока очень большие поля радиации, порядка 200 рентген Почему я ему не поверил? Воробьев по натуре своей очень эмоциональный человек, и, когда он это говорил, на него было страшно смотреть… И я не поверил. Я сказал ему: "Иди, доказывай директору". А потом я спросил Брюханова: "Как?" - "Плохо". К сожалению, я не довел разговор с директором до конца, не потребовал от него детального ответа.

Сидя в бункере, вы думали о своей жене и детях?

Но знаете, как думал? Если бы я в полной мере знал и представлял, что произошло, я бы, конечно, не то сделал. Но я думал, что радиация связана с выбросом воды из барабан-сепаратора. Тревогу я начал бить слишком поздно - во вторую ночь, когда разгорелся реактор. Тогда я стал звонить в горком, говорить: надо эвакуировать детей. Только тогда до меня дошло, что нужно срочно эвакуировать. Но к тому времени в город уже понаехало очень много высоких чинов. Директора на заседание Правительственной комиссии не приглашали, его никто не спрашивал. Приезд начальников имел большой психологический эффект. А они все очень серьезные - эти большие чины. Вызывают к себе доверие. Мол, вот приехали люди, которые все знают, все понимают. Только много позже, когда я с ними пообщался, эта вера прошла. Мы не принимали никаких решений. Все правильные и неправильные решения были приняты со стороны. Мы, персонал, что-то делали механически, как сонные мухи. Слишком велик был стресс, и слишком велика была наша вера в то, что реактор взорваться не может. Массовое ослепление. Многие видят, что произошло, но не верят.

И теперь меня преследует чувство вины - на всю жизнь, думаю. Я очень плохо проявил себя в ту ночь в бункере. Мне пришлось сказать на суде, что я струсил, - иначе я не мог объяснить свое поведение. Ведь это я послал Ситникова, Чугунова, Ускова и других на четвертый блок. Надо мной висит эта трагедия. Ведь Ситников погиб… Меня спрашивают: "Почему сам не сходил на четвертый блок?" Потом я ходил туда, но не в ту ночь… Что я могу сказать? Нет, думаю, не струсил. Просто тогда еще не понимал. Но это я наедине сам с собой знаю, а людям как объяснить? Мол, все там были, все облучились, а ты, голубчик, стоишь живой перед нами, хотя должен бы…

А все объясняется просто. Сам я четвертого блока не знал. Работал на первом. Если бы это случилось на первом - пошел бы сам. А тут передо мной сидят Чугунов, бывший начальник цеха, и Ситников. Оба там работали всего полгода назад. Я говорю директору: "Нужно их послать, никто лучше их не разберется, не поможет Дятлову". И они оба пошли. И даже они - самые, самые честные люди, которые не несли ответственности за взрыв, даже они, возвратившись, не сказали, что же там произошло… Если бы Ситников понял, что случилось, он бы не погиб. Ведь он высокий профессионал.

Пытаюсь оправдаться, только слабое это оправдание.."

Николай Васильевич Карпан (ныне Н. В. Карпан заместитель главного инженера станции по науке), заместитель начальника ядерно-физической лаборатории.

"За день до аварии я вернулся из Москвы, на работе не был. Об аварии узнал в семь часов утра, когда позвонила родственница из Чернобыля. Спросила - что случилось на станции? Ей рассказывали страшные вещи о каком-то взрыве. Я уверил ее, что никакого взрыва не могло быть. Я вечером звонил на станцию и узнал, что четвертый блок идет на останов. А перед остановом обычно выполняют какую-нибудь работу, связанную с открытием предохранительных клапанов и выбросом большого количества пара в атмосферу. Это создает шумовые эффекты. Успокоил ее, тем не менее какая-то тревога осталась. Я начал звонить на станцию - на четвертый блок. Ни один из телефонов не отвечал. Я позвонил на третий блок - мне сказали, что практически не существует центрального зала над третьим и четвертым блоками. Я вышел на улицу и увидел… изменившиеся контуры второй очереди.

Тогда я позвонил своему начальнику и спросил - делал ли он попытку попасть на станцию? "Да, но меня задержали посты МВД". Начальника отдела ядерной безопасности… не пустили на станцию! Мы с начальником вышли на небольшую круглую площадь перед выездом из города, решили ехать на попутной машине. Увидели там начальника цеха наладки, который сказал, что выехала директорская машина и мы сможем все вместе добраться до станции.

Мы приехали на станцию в восемь часов утра. Так я попал в бункер.

Там находились директор, главный инженер, парторг, заместитель главного инженера по науке, начальник лаборатории спектрометрии и его заместитель. Они успели к этому времени отобрать пробы воздуха и воды и проделать анализы. В пробах воздуха обнаружили до 17% активности, обусловленной нептунием, а нептуний - это переходной изотоп от урана-238 к плутонию-239. Это просто частички топлива… Активность воды также была чрезвычайно высокой.

Первое, с чем я столкнулся в бункере и что мне показалось очень странным, - нам ничего о случившемся, о подробностях аварии, никто ничего не рассказал. Да, произошел какой-то взрыв. А о людях и их действиях, совершенных в ту ночь, мы не имели ни малейшего представления. Хотя работы по локализации аварии шли с самого момента взрыва. Потом, позднее, в то же утро я сам попытался восстановить картину. Стал расспрашивать людей.

Но тогда, в бункере, нам ничего не было сказано о том, что творится в центральном зале, в машзале, кто из людей там был, сколько человек эвакуировано в медсанчасть, какие там, хотя бы предположительно, дозы…

Все присутствующие в бункере разделились на две части. Люди, пребывавшие в ступоре, - явно в шоке были директор, главный инженер. И те, кто пытался как-то повлиять на обстановку, активно на нее воздействовать. Изменить ее в лучшую сторону. Таких было меньше. К ним я отношу прежде всего парторга станции Сергея Константиновича Парашина. Конечно, Парашин не пытался возложить на себя принятие технических решений, но он продолжал работать с людьми, он занимался персоналом, решал многочисленные проблемы… Что же произошло в ту ночь? Вот что мне удалось узнать.

Когда случился взрыв, рядом со станцией находилось несколько десятков людей. Это и охрана, и строители, и рыбаки, ловившие рыбу в пруде-охладителе и на подводящем канале. С теми, кто был в непосредственной близости, я разговаривал, спрашивал их - что они видели, что слышали? Взрыв полностью снес крышу, западную стенку центрального зала, развалил стену в районе машзала, пробил обломками железобетонных конструкций крышу машзала, вызвал возгорание кровли. О пожаре на крыше знают все. Но очень мало кто знает, что внутри машинного зала также начались пожары. А ведь там находились турбогенераторы, заполненные водородом, десятки тонн масла. Вот этот внутренний пожар и представлял самую большую опасность.

Первое, что сделали реакторщики: они закрыли дверь в центральный зал, вернее, в то пространство под открытым небом, что осталось от зала. Они собрали всех людей - за исключением погибшего Ходемчука - вывели из опасной зоны, из зоны разрушения, вынесли раненого Шашенка, и пятая смена, которой руководил Саша Акимов, стала делать все, чтобы из генераторов убрать взрывоопасный водород и заменить его азотом, отключить горящие электрические сборки и механизмы в машзале, перекачать масло, чтобы не дай бог пожар сюда не распространился.

Ведь пожарные работали на кровле, а персонал все остальное делал внутри. Их заслуга - подавление очагов пожара в машзале и недопущение взрывов. И вот соотношение опасности и объемов работ, выполненных в таких условиях, и дали такие потери: пожарных, работавших на кровле, погибло шесть человек, а тех, кто работал внутри, погибло двадцать три человека.

Конечно, подвиг пожарных вошел в века, и не цифрами измеряется степень героизма и риска. Но тем не менее то, что совершил персонал в первые минуты после аварии, тоже должно быть известно людям. Я убежден в высочайшей профессиональный компетентности операторов пятой смены. Именно Александр Акимов первым понял, что произошло: уже в 3 часа 40 минут он сказал начальнику смены станции Владимиру Алексеевичу Бабичеву, приехавшему на станцию по вызову директора, что произошла общая радиационная авария.

Это значит, что первичное звено уже ночью поняло, что произошло на самом деле?

Конечно. Мало того, он доложил об этом руководству. Он оценил размеры аварии, прекрасно представлял всю опасность случившегося. Не покинул зону, делая все, чтобы обеспечить расхолаживание энергоблока. И остался при этом человеком. Вот пример. Вы знаете, что на БЩУ в обычных условиях работают три оператора и начальник смены. Так вот, самого молодого из них, старшего инженера управления турбиной Киршенбаума, который не знал компоновки здания, Акимов срочно выгнал из БЩУ. Киршенбауму сказали: "Ты здесь лишний, нам помочь ничем не можешь, уходи".

Вся информация, которую выносили из зоны Дятлов, Ситников, Чугунов, Акимов, она вся оседала в бункере на уровне директора и главного инженера, цементировалась здесь и не пропускалась дальше. Я, конечно, не могу с уверенностью сказать, что она не вышла на верхние этажи руководства нашего главка. Но до нас эта информация не доходила. Все последующие знания о случившемся добывались самостоятельно.

К 10 часам утра с начальником нашей лаборатории я успел побывать на БЩУ-3, на АБК-2, был в центральном зале третьего блока и в районе БЩУ-4, в районе седьмого и восьмого турбогенераторов. С территории промплощадки осмотрел пораженный блок. Очень меня насторожило одно обстоятельство: стержни управления защитой вошли в зону в среднем на 3-3,5 метра, то есть наполовину. Загрузка активной зоны составляла примерно пятьдесят критических масс, и половинная эффективность стержней защиты не могла служить надежной гарантией… Я подсчитал, что примерно к 17-19 часам возможен выход блока из подкритического состояния в состояние, близкое к критическому. Критическое состояние - когда возможна самоподдерживаемая цепная реакция.

Это могло означать атомный взрыв?

Нет. Если зона открыта, то взрыва не будет, потому что не будет давления. Взрыва как такового я уже не ждал. Но должен был начаться перегрев. Поэтому надо было выработать такие технические решения, которые могли бы предотвратить выход блока из подкритического состояния.

Руководство станции собиралось, обсуждало эту проблему?

Нет. Этим занимались специалисты - начальник отдела ядерной безопасности, начальник ядерно-физической лаборатории. Из Москвы еще никого не было. Наиболее приемлемым решением в тех условиях было заглушение аппарата раствором борной кислоты. Это можно было сделать так: мешки с борной кислотой высыпать в баки чистого конденсата и насосами перекачать воду из этих баков в активную зону. Можно было размешать борную кислоту в цистерне пожарной машины и с помощью гидропушки забросить раствор в реактор.

Надо было "отравить" борной кислотой реактор. Примерно к 10 утра эту идею заместитель главного инженера по науке передал главному инженеру станции Фомину. К этому же времени сложилось полное представление о том, что нужно срочно сделать и что нас ожидает в конце дня, и тогда же родилось требование готовить эвакуацию жителей города. Потому что если начнется самоподдерживаемая цепная реакция, то в сторону города может быть направлено жесткое излучение. Ведь биологическая защита отсутствует, снесена взрывом. К сожалению, на станции борной кислоты не оказалось, хотя есть документы, согласно которым определенный запас борной кислоты должен был храниться…"

Колонна особого назначения

Александр Юрьевич Эсаулов, 34 года, заместитель председателя горисполкома г. Припяти:

"Ночью меня подняли, двадцать шестого, где-то в четвертом часу. Звонила Мария Григорьевна, наш секретарь, сказала: "Авария на атомной станции". Какой-то ее знакомый работал на станции, он пришел ночью, разбудил ее и рассказал.

Без десяти четыре я был в исполкоме. Председателя уже поставили в известность, и он поехал на атомную станцию. Я сейчас же позвонил нашему начальнику штаба гражданской обороны, поднял его в ружье. Он жил в общежитии. Прилетел сразу. Потом председатель горисполкома приехал, Волошко Владимир Павлович. Мы собрались все вместе и стали соображать, что делать.

Мы, конечно, не совсем знали, что делать. Это, как говорится, пока жареный петух не клюнет. Я вообще считаю, что у нас гражданская оборона оказалась не на уровне. Но тут просчет не только наш. Назови мне город, где ГО поставлена на должную высоту. У нас проводились до этого обычные учения, да и то все игралось в кабинете. Тут еще и такой момент надо учесть: даже теоретически подобная авария исключалась. И это внушалось постоянно и регулярно…

Я в исполкоме являюсь председателем плановой комиссии, ведаю транспортом, медициной, связью, дорогами, бюро трудоустройства, распределением стройматериалов, пенсионерами. Вообще-то зампредгорисполкома я молодой, только 18 ноября 1985 года меня избрали. В день моего рождения. Жил в двухкомнатной квартире. Жены с детьми в момент аварии не было в Припяти - она уехала к своим родителям, потому как была в послеродовом отпуске. Сын у меня родился в ноябре 85-го. Дочери шесть лет.

Ну вот. Поехал я в наше АТП, решил организовать мойку города. Позвонил в исполком Кононыхину, попросил прислать моечную машину. Пришла. Это же песня! На весь город у нас было - не поверишь - четыре поливо-моечных машины! На пятьдесят тысяч жителей! Это несмотря на то, что исполком и горком - у нас были очень задиристые и тот и другой - выходили на министерство, просили машины. Не предвидя аварии, а просто для того, чтобы в городе поддерживать чистоту.

Приехала машина с баком, где они ее откопали - не знаю. Шофер был не ее родной и не знал, как насос включить. Вода из шланга лилась только самотеком. Я его погнал обратно, он приехал минут через двадцать, уже научился включать этот насос. Мы стали мыть дорогу возле заправки. Сейчас я уже понимаю задним числом, что это была одна из первых процедур пылеподавления. Вода шла с мыльным раствором. Потом оказалось, что это как раз было очень загрязненное место.

В десять утра было совещание в горкоме, очень короткое, минут на пятнадцать - двадцать. Было не до говорильни. После совещания я сразу пошел в медсанчасть.

Сижу я в медсанчасти. Как сейчас помню: блок как на ладошке. Рядом, прямо перед нами. Три километра от нас Из блока шел дым. Не то чтобы черный… такая струйка дыма. Как из погасшего костра, только из погасшего костра сизая, а эта такая темная. Ну а потом загорелся графит. Это уже ближе к вечеру, зарево, конечно, было что надо. Там графита столько… Не шуточка. А мы - представляешь? - целый день просидели с открытыми окнами.

После обеда меня пригласил второй секретарь Киевского обкома В. Маломуж и поручил мне организовать эвакуацию самых тяжелых больных в Киев, в аэропорт, для отправки в Москву.

От штаба гражданской обороны страны был Герой Советского Союза генерал-полковник Иванов. Он прилетел на самолете. Отдал этот самолет на перевозку.

Сформировать колонну оказалось не просто. Это же не просто: погрузить людей. Надо было на каждого подготовить документы, истории болезней, результаты анализов. Основная задержка была именно в оформлении личных дел. Даже такие моменты возникли - печать нужна, а печать - на атомной станции. Замяли это дело, отправили без печати.

Мы везли двадцать шесть человек это один автобус, красный междугородный "Икарус". Но я сказал, чтобы дали два автобуса. Мало ли что может быть. Не дай бог задержка какая… И две "скорых", потому что было двое больных тяжелых, носилочных, с ожогами тридцатипроцентными.

Я просил через Киев не ехать. Потому что эти парни в автобусах, они все были в пижамах. Зрелище, конечно, дикое. Но поехали почему-то через Крещатик, потом налево по Петровской аллее и погнали на Борисполь. Приехали. Ворота закрыты. Это было ночью, часа в три, начале четвертого. Гудим. Наконец - зрелище, достойное богов. Выходит некто в тапочках, галифе, без ремня и открывает ворота. Мы проехали прямо на поле, к самолету. Там уже экипаж прогревал мотор.

И еще один эпизод ударил мне прямо в сердце. Подошел ко мне пилот. И говорит: "Сколько эти ребята получили?" Спрашиваю: "Чего?" - "Рентген". Я говорю: "Достаточно. А в принципе - в чем дело?" А он мне: "Вот я тоже хочу жить, я не хочу получать лишние рентгены, у меня жена, у меня дети".

Представляешь?

Улетели они. Попрощался, пожелал скорейшего выздоровления…

Погнали мы на Припять. Пошли уже вторые сутки, как я не спал, - и сон меня не брал. Ночью, когда еще ехали в Борисполь, я видел колонны автобусов, которые шли на Припять. Нам навстречу. Это уже готовилась эвакуация города.

Было утро двадцать седьмого апреля, воскресенье.

Приехали, я позавтракал и зашел к Маломужу. Доложился. Он говорит: "Надо эвакуировать всех, кто госпитализирован". В первый раз я вывозил самых тяжелых, а сейчас надо было всех. За это время, что я отсутствовал, еще поступили люди. Маломуж сказал, чтобы в двенадцать часов я был в Борисполе. А разговор шел около десяти утра. Это было явно нереально. Надо подготовить всех людей, оформить все документы. Притом в первый раз я вез двадцать шесть человек, а сейчас надо вывезти сто шесть.

Собрали мы эту всю "делегацию", все оформили и выехали аж в двенадцать часов дня. Было три автобуса, четвертый резервный. "Икарусы". Тут жены стоят, прощаются, плачут, хлопцы все ходячие, в пижамах, я умоляю: "Хлопцы, не расходитесь, чтобы я вас не искал". Один автобус укомплектовал, второй, третий, вот уже все садятся, я бегу в машину сопровождения, теперь ГАИ сработало четко, сажусь, жду пять минут, десять, пятнадцать - нет третьего автобуса!

Оказывается, еще трое пораженных поступили, потом еще…

Наконец поехали. Была остановка в Залесье. Договорились, если что

Фарами мигать. Едем по Залесью - раз! Водитель резко тормозит. Автобусы стали. Последний автобус от первых - метрах в восьмидесяти или девяноста. Остановился последний автобус. Вылетает оттуда медсестра - и к первому автобусу. Получилось так, что во всех автобусах медработники были, но медикаменты везли только в первом. Подбегает: "Больному плохо!" И вот единственный раз я тогда видел Белоконя. Правда, тогда еще не знал его фамилии. Мне потом сказали, что это Белоконь. Сам в пижаме, он побежал с сумкой оказывать помощь.

В. Белоконь:

"Первая партия пораженных уехала двадцать шестого вечером, часов в одиннадцать вечера, прямиком на Киев. Операторов вывезли, Правика, Кибенка, Телятникова. А мы остались на ночь. Двадцать седьмого утром мой врач говорит: "Ты не волнуйся, полетишь в Москву. Получили указание к обеду вывезти". Нас когда на автобусах везли, я чувствовал себя ничего. Даже останавливались где-то за Чернобылем, поплохело кому-то, я выбегал еще и пытался помочь медсестре"

А. Эсаулов:

"Белоконь побежал, его там за руки хватали. "Куда ж ты, ты больной" Он же пораженный был… Помчался с сумкой Причем самое интересное, что, когда начали копаться в этом мешке, никак не найдут нашатырного спирта. Я тут у этих гаишников из сопровождения спрашиваю: "У вас в аптечке есть нашатырный спирт?" - "Есть". Мы разворачиваемся, к автобусу подскакиваем, Белоконь тому парню раз ампулу - под нос. Легче стало.

И еще один момент в Залесье запомнился. Больные вышли из автобусов - кто перекурить, размяться, тыры-пыры, и вдруг бежит женщина с диким криком и гамом. В этом автобусе едет ее сын. Это же надо? Такая вот стыковка… Ты понимаешь?.. Откуда она появилась? - я так и не понял. Он ей "мамо", "мамо", успокаивает ее.

В Бориспольском аэропорту нас уже ждал самолет Был начальник аэропорта Поливанов. Мы выехали на поле, чтоб подъехать к самолету прямо ведь ребята все в пижамах, а это апрель, не жарко. Проехали через ворота, на поле, а за нами "рафик" желтый дует, ругается, что без разрешения выехали. Мы сначала не к тому самолету вообще подъехали. "Рафик" нас провел.

И еще такой эпизод. Сидим мы с Поливановым уютно, куча телефонов ВЧ, оформляем документы на перевозку больных. Я дал им расписку от имени Чернобыльской атомной станции, гарантийное письмо, что станция заплатит за полет, - это был ТУ-154. Входит миловидная женщина, кофе предлагает. А глаза у нее как у Иисуса Христа, она, видать, уже знает, в чем дело. Смотрит на меня как на выходца из Дантова ада. Шли уже вторые сутки, я не спавши, устал зверски… Приносит кофе. Такая маленькая чашечка. Я эту пиндюрочку выпил одним залпом. Приносит вторую. Кофе чудный. Мы все дела порешали, я встаю, а она говорит: "С вас пятьдесят шесть копеек". Я смотрю на нее - ничего не понимаю. Она говорит: "Извините, у нас за деньги эти вещи делаются". Я был настолько отрешен от денег, от всего этого… Словно из другого мира приехал.

Снова помыли мы автобусы, приняли душ - и на Припять. Выехали из Борисполя где-то в шестнадцать ноль-ноль. По дороге уже встретили автобусы…

Припятчан вывозили.

Приехали в Припять - уже пустой город".

Первыми были эвакуированы женщины и дети. В этом уголке бывшего Советского Союза стояла проблема нехватки автобусов. Чтобы вывезти из города 50 тысяч человек сюда съезжались автобусы из других областей страны. Длина колонны автобусов составляла 20 километров, это означало, что когда первый автобус покидал Припять, последнему уже не были видны трубы электростанции. Менее чем через три часа, город опустел совсем. Таким он и останется навсегда. В начале мая была организована эвакуация людей, проживающих в 30-километровой Зоне отчуждения вокруг Чернобыля. Работы по обеззараживанию были проведены в 1840 населенных пунктах. Однако Чернобыльская зона отчуждения не была обустроена до 1994 года, когда последних жителей сел в западной ее части переместили в новые квартиры в Киевской и Житомирской областях.

Сегодня Припять - город призраков. Несмотря на то, что там никто не живет, город обладает своим изяществом и атмосферой. Он не прекратил свое существование, в отличие от соседних деревень, которые были захоронены в землю экскаваторами. Они обозначены только на дорожных указателях и картах деревенской местности. Припять, также как и вся 30-километровая Зона отчуждения, охраняется милицией и патрульной службой. Несмотря на их постоянное дежурство, город не раз подвергался грабежу и мародерству. Весь город разграблен. Не осталось ни одной квартиры, куда бы ни наведались воры, забравшие все драгоценности. В 1987 году у жителей была возможность вернуться, чтобы забрать небольшую часть своих вещей. Военный завод «Юпитер» проработал до 1997 года; знаменитый плавательный бассейн «Лазурный» действовал до 1998 года. На данный момент они разграблены и разрушены еще больше, чем квартиры и школы в городе все вместе взятые. Есть еще три части города, которые до сих пор находятся в эксплуатации: прачечная (для Чернобыльской атомной электростанции), гаражи для грузовых автомобилей и глубинная скважина с насосной станцией, которая снабжает водой электростанцию.

Город полон граффити 1980-х годов, знаков, книг и изображений, преимущественно связанных с Лениным. Повсюду его лозунги и портреты - во дворце культуры, гостинице, больнице, отделении милиции, а также в школах и детских садах. Прогулка по городу похожа на возвращение назад в прошлое, разница лишь в том, что здесь никого нет, даже птиц в небе. Можно лишь представить себе картину той эпохи, когда город процветал, во время тура мы покажем Вам исторические фото. Чтобы подарить Вам яркое представление о временах Советского Союза, мы предлагаем советскую форму, ретро-прогулку в нашем РЕТРО ТУРЕ . Все строилось из бетона. Все строения однотипные, как и в других городах, построенных при Советском Союзе. Некоторые дома заросли деревьями, так что их едва заметно с дороги, а некоторые здания износились настолько, что рухнули от большого количества выпевшего снега. Чернобыль - это жизненный пример того, как Матушка-природа берет свое над стараниями множества людей. Через несколько десятилетий от города останутся лишь руины. В мире нет ни одного подобного этому уголка.

Я много раз бывал в Чернобыльской зоне отчуждения и привозил оттуда впечатления и фотографии. Могу сказать, что изнутри все выглядит совсем не так, как это видится после прочтения статей или просмотра видео. Чернобыль совсем другой. И каждый раз разный.

К тридцатилетию самой страшной техногенной аварии в истории Земли я публикую подборку своих лучших фотоматериалов о Чернобыле. После этой серии материалов вы посмотрите на Чернобыль другими глазами.

Посты доступны по клику на заголовок либо фото.

Пост-ретроспектива из жизни молодого работника атомной электростанции в 1985 году. В весенней Припяти даже сейчас сохранилась та самая атмосфера города молодости, весны и надежд, что была там в начале восьмидесятых.

Попробуйте увидеть Припять именно такой.

В Припяти сейчас нельзя заходить в здания, но мне удалось прогуляться по одному заброшенному городскому дому. Из материала можно узнать, как выглядели типовые квартиры жильцов Припяти, что в них осталось после работы дезинфекторов и мародеров, а также как выглядит подъезд после почти тридцатилетней власти природы.

Припять стала символом чернобыльской трагедии, про этот город знает весь мир. Но на месте прохода ядерного ветра оказались еще десятки небольших городков и деревушек, о которых сейчас никто не вспоминает. Село Копачи оказалось в эпицентре ядерной трагедии и было загрязнено настолько сильно, что было полностью уничтожено - дома были разрушены бульдозерами и военными ИМР-ами и засыпаны землей.

На периферии села осталось только здание детского сада, где еще можно увидеть следы доаварийной жизни и детства середины восьмидесятых годов.

Припятские шестнадцатиэтажки - пожалуй, самые известные жилые здания в городе. Всего таких домов в Припяти было ровно пять. В шестнадцатитажки с гербами, что находятся на главной площади города, заходить сейчас не очень безопасно, а вот посетить здания на улице Героев Сталинграда вполне возможно - я как раз побывал в одном из них.

В посте - рассказ о доме, его квартирах и виды на Припять и Саркофаг с высоты.

Как и чем боролись с последствиями ядерной катастрофы? Какая техника помогала людям в борьбе с радиаионным загрязнением, чем чистили прилегающие к ЧАЭС территории? Большинство "гязной" спецтехники ликвидаторов уже давно захоронено в специальных могильниках, но кое-что все же можно увидеть в небольшом музее возле города Чернобыль. Об этом - рассказ в посте.

Многие этого не знают, но город Чернобыль сейчас продолжает жить своей весьма своеобразной жизнью - из обычного районного городка он превратился в закрытый город для жизни современных рабочих Чернобыля. Жилые дома превращены в общежития для рабочих, которые живут там вахтовым методом по нескольку месяцев, время от времени выезжая на "большую землю". В городе есть комендантский час, почти как в военное время.

Мне удалось попасть в одно из общежитий современных ликвидаторов аварии и посмотреть, как они живут. Обо всем этом рассказ в материале про квартиры Чернобыля.

Как выглядит ЧАЭС сейчас? Правда ли то, что в пруду-охладителе живут сомы-мутанты?

Правда. Читайте об этом в посте про прогулку вокруг ЧАЭС:)

Не только городами и селами известна Тридцатикилометровая зона отчуждения вокруг ЧАЭС. Есть там и удивительные военные объекты - например, знаменитая ЗГРЛС "Дуга", известная также под названием "Чернобыль-2" - некогда сверхсекретный антенный комплекс, предазначенный для дальнего наблюдения за пусками ядерных ракет "вероятным противником".

Обычно на объекте "Чернобыль-2" показывают только сами антенны, так как многие внутренние помещения комплекса даже сейчас представляют секретность. Мне удалось попасть в несколько военных казарм а также в
помещения, где раньше располагалось сверхсекретное оборудование.

В этом посте - рассказ о внутренних помещениях военного комплекса - то, что вам никогда не покажут ни на какой экскурсии.

Вопрос, который волнует очень многих - какой уровень радиации сейчас в Чернобыле? В одну из поездок в ЧЗО я взял с собой настроенный дозиметр и вел подробные измерения радиации в разных частях Зоны, включая Чернобыль, Припять и саму ЧАЭС. Об этом - подробный фоторассказ в посте.

Город Славутич стал второй жизнью города Припять. В самой Припяти жизни не будет уже никогда, но у ее бывших жителей хватило сил начать все с начала. Пост о том, что весна всегда побеждает зиму, а жизнь побеждает смерть.

________________________________________ ______

Седьмой, восьмой на связи, вижу женщину с ребёнком, убегают от кого-то.
- Восьмой, понял Вас, сколько на вид лет ребёнку?
- Года три, не больше, да-а, попали бедняги, седьмой, может стоит вмешаться?
- Ты с ума сошёл, что ли? Под трибунал хочешь пойти?
- Но...
- Отставить, лучше доложи обстановку.
- Твою ж мать, за ними бегут какие-то твари, похожи на зомби, но передвигаются слишком быстро!
- Кровососы наверное.
- Может и так... (Долгая пауза) Сэр, они их загнали в угол... Они её разорвали, разорвали, о, чёрт... - На той линии были слышны звуки рвоты.
- Восьмой, ты там в порядке?
- Не очень, они разорвали мать, а потом... (Недолгая пауза) ребёнка.
- Ладно, восьмой, возвращайся на базу...

Меня разбудил голос Сергея, доносящий о том, что пора вставать.
Подтянувшись, я, что-то бормоча, выглянул в окно нашего УАЗа.
По КПП, который стоял впереди я понял, что мы подъезжаем к въезду в Чернобыль.
Ехали мы по особому заданию, а именно: нам нужно было найти команду "Бравое звено", так - что пропустили нас без проблем, позже мы уже проезжали мимо какого-то детского сада, впереди показались заброшенные старые дома, обросшие мхом и прочей. Далее мы проехали мимо самого центра Чернобыля, мне предстала картина утренней Припяти: Дома, которые были готовы рухнуть в любой момент, старое здание "Энергетик" и многие другие.
Но вот мы уже подъезжали ко второму временонному посту, там нас должен был ждать отряд, который должен был следовать с нами до ЧАЭС.
Но вот когда мы подъехали, я и весь мой отряд заметили, что впереди нет часового и вообще никого.
- Странно... - Тихо сказал я.
Остановившись, первым вышел Андрей, наш проводник, потом остальные (в том числе и я).
Зайдя внутрь, где нас ждал сам отряд, нам предстала ужасная картина: На стенах были следы крови, по всему помещению разбросаны части тел, голова одного из солдат была повешена на каком-то крючке.
Из-за всей этой картины моего напарника Сергея вырвало сразу, а я еле сдержался, чтобы не вывалить, вчерашние остатки пищи.

Всё это заставило нас выбежать с паникой и со страхом на улицу.
Но как - только я выбежал на улицу (выбежал я последним) на меня что-то упало, это заставило меня вырубиться на время, последнее, что я увидел, так это то, как моего друга и напарника приподняло вверх какое-то существо, а другое одним взмахом лапы отсекло ему одну конечность. После этого я потерял сознание.

Солдаты, пора выдвигаться! - крикнул командир отряда "Бравое звено".
Весь отряд медленно поднялся и они все выдвинулись к ЧАЭС, ведь до неё оставалось совсем немного...
- Стоп. - Тихо сказал командир.
Отряд остановился, впереди на подходе к ЧАЭС показалось какое-то мигание.
Это оказался - шар, синего цвета. Он быстро приближался к отряду.
Не успел командир дать команду бежать как он мигом увеличился размером и "съел" весь отряд.

Сэр это АН-15, отряд "Бравое звено" так и не дошёл до указанной точки.
- Вот зараза, какой отряд не посылаем все пропадают, даже следов не остаёться!
- Сэр, постойте, радар заметил, что они на ЧАЭС, только под землёй!
- Что?! Вы шутите?
- Никак нет Сэр!
- Вот... Ладно, если радар их видит это значит, что их можно ещё вернуть. Пошлите отряд, пускай следуют по маршруту.

Павлов, здесь раненый, врача срочно!

Очнулся я в какой-то палате, лежа на больничной койке.
Рядом на соседней койке лежал какой-то человек, лет тридцати пяти.
Вдруг в палату заглянула девушка, лет двадцати трёх, симпатичная с чёрными волосами и белоснежной улыбкой.
- Очнулся! - Крикнула девушка.
После, в палату (как я уже понял, я находился в больнице) вошёл мужчина в белом халате.
- Ну наконец-то, а мы то думали помер. - Врач улыбнулся.
- Где я? - Хриплым голосом спросил я.
- А ты, если её можно так назвать, на моей базе.
Я в недоумении посмотрел на врача.
- Ну что ты так смотриш? Мои парни нашли тебя возле КПП и забрали тебя... Да вот тебе повезло, других-то твоих друзей, порвали на куски. - Михаил, как было написано у него на дряхлой табличке возле груди, хлопнул меня по плечу и дав мне новенькую военную одежду сказал одеваться.
Одевшись я вышел в коридор, пройдя за Михаилом мы направились в его "кабинет".
Там он дал мне свежей тушонки, и дав водки сказал:
- База то моя, ещё тут с двухтысечного года стоит и за эти двенадцать лет столько на неё набегов было, что свет не видовал. Мутанты, военные, мародёры, бандиты, много кого. - Михаил закурив сигарету продолжил:
- Но пока держимся, я так-то с детства мечтал тут побывать, вот вырос денег много собрал и отправился сюда. Нанял бойцов, медсестёр и т.д. Потом принялся помогать таким как ты, зона то эта, полна тайн... - Его перебил парень, который ворвался со словами:
- Михаил, там это, мутанты!
На лице Михаила показалась тревога, но более спокойная.
- Твою на лево! Ни дня без отдыха! - После этих слов Михаил взяв автомат, пошёл с парнем куда-то, я за ними.
Мы приближались к какой-то двери, возле неё стоял человек с пулемётом и ещё несколько с автоматами как у Михаила.
- Ну, как всегда Михаил!
- И не говори, почувствовали свиньи, запах плоти и сбежались!
А в это время за дверью были слышны различные звуки: Топонье копыт, рык, похрюкивания.
- Занять позиции, сейчас попрут! - Дал команду тот, с кем объщался Михаил.
Все кто присутвовал заняли позиции, Михаил дал мне АК-47 и я спрятавшись вместе с одним из солдат за барикадой из мешков принялись ждать, нависла гробовая тишина.

Тишину прервали удары то ли копытами то ли массивными лапами. На лице Михаила появился вид азарта: говорящий о том, что такие набеги ему уже вошли в привычку.
Далее, стук приглушился, но не надолго. После секундной тишины дверь одним ударом вышибли.
В проёме показалось огромное массивное тело, пригнувшись, чтобы пройти внутрь оно встало в полный рост, страшная тварь смотрела на нас своими пустыми глазами. Я застыл в ужасе.
- Кровососы? - Спросил кто-то тихо.
На его вопрос последовал ответ:
- Нет, это что-то другое.
После, тварь ринулась на одно из наших, благо её удалось одним попаданием в голову пристрелить.
Но ужас не закончился, после неё внутрь вбежали ещё несколько монстров, трое растерзали двоих солдат, а остальные выпотрошив кишки и порвав конечности растерзали другого.
Михаил дал команду отступать. Я побежал за ним, там он провёл меня через запасный выход и вывев на улицу, приказал сесть в машину и уезжать, а сам побежал обратно со словами:
- Уезжай отсюда как можно скорей, я должен здесь остаться.
После я, сев в машину и дав газу, помчался прочь, позади себя я услышал душераздирающие крики...

Почти 25 лет прошло после страшного события, повергшего в шок весь мир. Отголоски этой катастрофы века еще долго будут бередить души людей, а ее последствия еще не раз коснутся человека. Катастрофа на Чернобыльской АЭС – почему она произошла и чем чреваты для нас ее последствия?

Почему произошла чернобыльская катастрофа?

До сих пор нет однозначного мнения о том, что послужило причиной катастрофы на Чернобыльской АЭС. Одни утверждают, что причина в бракованном оборудовании и грубейших ошибках при строительстве АЭС. Другие видят причину взрыва в сбое работы циркуляционной системы водоснабжения, которая обеспечивала охлаждение реактора. Третьи убеждены, что всему виной оказались проводимые на станции в ту зловещую ночь эксперименты по допустимой нагрузке, во время которых произошло грубое нарушение правил эксплуатации. Четвертые уверены, что если бы над реактором находился защитный бетонный колпак, построением которого пренебрегли, такого распространения радиации, случившегося в результате взрыва, не было бы.

Скорее всего, это ужасное событие произошло из-за совокупности перечисленных факторов – ведь каждый из них имел место быть. Человеческая безответственность, действие «на авось» в вопросах, касающихся жизни и смерти, и намеренное сокрытие информации о произошедшем со стороны советских властей привело к последствиям, результаты которых долгим эхом будут аукаться не одному поколению людей во всем мире.

Чернобыльская катастрофа. Хроника событий

Взрыв на Чернобыльской АЭС случился глубокой ночью 26 апреля 1986 года. На место происшествия была вызвана команда пожарных. Смелые и отважные люди, они были шокированы увиденным и по зашкалившим счетчикам радиации сразу догадались о том, что произошло. Однако думать было некогда – и команда из 30 человек бросилась на борьбу с бедствием. Из защитной одежды на них были обычные каски и сапоги – конечно, они никоим образом не могли уберечь пожарных от огромных доз радиации. Этих людей уже давно нет в живых, все они в разное время умерли мучительной смертью от поразившего их рака..

К утру пламя потушили. Однако по всей территории атомной станции были разбросаны излучающие радиацию куски урана и графита. Самое страшное, что советские люди не сразу узнали о катастрофе, произошедшей на Чернобыльской АЭС. Это позволило сохранять спокойствие и предотвратить панику – именно этого и добивались власти, закрыв глаза на то, какой ценой обернется для людей их неведение. Ничего не ведающее население еще целых два дня после взрыва преспокойно отдыхало на территории, которая стала смертельно опасной, выезжало на природу, к речке, теплым весенним днем подолгу находились на улице дети. И все впитывали в себя огромные дозы радиации.

А 28 апреля была объявлена полная эвакуация. 1100 автобусов колонной вывозили население Чернобыля, Припяти и других близлежащих населенных пунктов. Люди бросили свои дома и все, что в них находилось – с собой им разрешили взять только удостоверения личности и еду на пару дней.

Зона радиусом в 30 км была признана зоной отчуждения, не пригодной для жизни человека. Вода, скот и растительность на этой территории были признаны непригодными к употреблению и несущими опасность для здоровья.

Температура в реакторе в первые дни достигала 5000 градусов – к нему нельзя было подойти. Над АЭС висело радиоактивное облако, которое трижды обогнуло Землю. Чтобы прибить его к земле, реактор бомбили с вертолетов песком и поливали водой, однако эффект от этих действий был мизерный. В воздухе оказалось 77 кг радиации – будто сто атомных бомб одновременно было сброшено на Чернобыль.

Возле ЧАЭС был выкопан огромный ров. Его заполнили остатками реактора, кусками бетонных стен, одеждой рабочих-ликвидаторов катастрофы. В течение полутора месяцев реактор был полностью запечатан бетоном (т.н. саркофаг) во избежание утечки радиации.

В 2000 году Чернобыльская АЭС была закрыта. До сих пор ведутся работы над проектом «Укрытие». Однако требуемых денег на него у Украины, для которой Чернобыль стал печальным «наследством» от СССР, нет.

Трагедия века, которую хотели скрыть

Кто знает, как долго скрывало бы советское правительство произошедший «инцидент», если бы не погода. Сильные ветры и дожди, так некстати прошедшие по Европе, разнесли радиацию по всему миру. Больше всего «досталось» Украине, Белоруссии и юго-западным областям России, а также Финляндии, Швеции, Германии, Великобритании.

Впервые невиданные цифры на счетчиках уровня радиации увидели сотрудники атомной станции в Форсмарке (Швеция). В отличие от советского правительства, они поспешили сразу же эвакуировать всех людей, живущих в прилегающей территории, прежде чем установили, что проблема – не в их реакторе, а предполагаемым источником исходящей угрозы является СССР.

А ровно через двое суток после того, как ученые Форсмарка объявили радиоактивную тревогу, президент США Рональд Рейган держал в руках снимки места катастрофы на Чернобыльской АЭС, сделанные искусственным спутником ЦРУ. То, что было изображено на них, заставило бы ужаснуться даже человека с очень устойчивой психикой.

В то время как периодические издания всего мира трубили об опасности, возникшей в результате Чернобыльской катастрофы, советская пресса отделалась скромным заявлением о том, что на ЧАЭС имел место быть «несчастный случай».

Чернобыльская катастрофа и ее последствия

Последствия Чернобыльской катастрофы дали знать о себе в первые же месяцы после взрыва. Люди, проживавшие на территориях, прилежащих к месту трагедии, умирали от кровоизлияний и апоплексических ударов.

Пострадали ликвидаторы последствий аварии: из общего числа ликвидаторов в 600 000 около 100 000 человек уже нет в живых – они умерли от злокачественных опухолей и разрушения системы кроветворения. Существование других ликвидаторов не назовешь безоблачным – они страдают от многочисленных заболеваний, в том числе онкологических, расстройств нервной и эндокринной системы. Эти же проблемы со здоровьем имеют многие эвакуированные, пострадавшее население прилегающих территорий.

Ужасны последствия Чернобыльской катастрофы для детей. Задержка в развитии, рак щитовидной железы, психические расстройства и снижение сопротивляемости организма ко всем видам болезней – вот что ожидало детей, подвергшихся облучению.

Однако самым страшным является то, что последствия Чернобыльской катастрофы коснулись не только людей, живущих в то время. Проблемы с вынашиванием беременности, частые выкидыши, мертворожденные дети, частое рождение детей с генетическими отклонениями (синдром Дауна и др.), ослабленным иммунитетом, поражающее количество больных лейкемией детей, увеличение количества онкобольных – все это отголоски катастрофы на Чернобыльской АЭС, конец которым наступит еще нескоро. Если наступит…

От Чернобыльской катастрофы пострадали не только люди – все живое на Земле почувствовало на себе смертельную силу радиации. В результате Чернобыльской катастрофы появились мутанты – рожденные с различными деформациями потомки людей и животных. Жеребенок с пятью ногами, теленок с двумя головами, рыбы и птицы неестественно огромных размеров, гигантские грибы, новорожденные с деформациями головы и конечностей – фото последствий Чернобыльской катастрофы являются ужасающими свидетельствами человеческой халатности.

Урок, преподнесенный человечеству Чернобыльской катастрофой, не был оценен людьми. Все так же небрежно мы относимся к собственной жизни, все так же стремимся по-максимуму выжать из богатств, дарованных нам природой, все необходимое нам «здесь и сейчас». Кто знает, быть может, катастрофа на Чернобыльской АЭС стала началом , к которому человечество идет медленным, но верным путем...

Фильм о Чернобыльской катастрофе
Всем заинтересовавшимся советуем посмотреть полнометражный документальный фильм "Битва за Чернобыль". Это видео можно посмотреть прямо здесь онлайн и бесплатно. Приятного просмотра!