Общеизвестно, что большинство текстов, на которых основывается наше знание древневосточных мифов, было найдено в храмовых запасниках или архивах. Это свидетельствует о существовании высокоразвитой городской цивилизации, базировавшейся на развитом сельском хозяйстве в долинах Нила, Тигра и Евфрата. Эти тексты показывают, что жители Египта и Месопотамии выработали сложную систему действий, которую мы назвали «ритуал». Ритуалы исполнялись многочисленными жрецами в храмах этих государств. Все действия выполнялись в строго определенной последовательности, через равные промежутки времени и только теми, кто имел на это право. Только эти люди знали, каким образом совершать каждое действие. Любой сложный ритуал вырабатывался, чтобы обеспечить процветание общины, удерживая под контролем абсолютно непредсказуемые силы, окружавшие человека в жизни. Но теперь мы знаем, что ритуал состоял не только из действий; действия сопровождались словами, песнопениями и заклинаниями. Их магическая сила была неотъемлемой частью ритуала. То есть ритуал состоял из двух частей: неких действий (греки называли эту часть «dromenon») и неких слов (эту часть называли «muthos», или миф). Миф описывал ситуацию, однако это делалось не для того, чтобы развлечь зрителей. Слово было силой. Повторение магических слов могло создать или воссоздать ситуацию, которую описывали эти слова. Позже мы увидим, что кульминацией праздника Нового года в Вавилоне был момент, когда жрецы рассказывали миф о творении «Энума Элиш». И декламация действительно оказывала воздействие: она вызывала изменения обстоятельств, воссоздаваемых данным обрядом.

В обществе, где ритуалы были важной частью жизни общины, историческая достоверность изложенных в мифе фактов в принципе не имела значения. Задача истории как науки состоит в том, чтобы выяснить и как можно точнее зафиксировать поведенческие нормы человеческих общин в прошлом, а затем передать знания следующим поколениям. Функцией же мифа было описание действий, жизненно необходимых для существования данной общины.

Долгое время человечество не испытывало потребности в науке, однако задолго до появления ранних форм исторических записей миф уже играл важную роль в жизни общины. Будучи неотъемлемой частью обряда, он мог обеспечить существование тех условий, от которых зависело благополучие общины. Поэтому мы называем подобные мифы обрядовыми. Это название происходит от функции, выполняемой этими мифами: они должны способствовать эффективности ритуала. Возможно, этот тип мифов появился раньше всех остальных.

Миф о происхождении

Эти мифы также относятся к одним из самых древних на земле. Некоторые ученые считают их самыми древними. Задача этих мифов – дать воображаемое объяснение происхождения обычая, имени или даже предмета. Например, мы увидим, что шумерский миф об Энлиле и мотыге призван объяснить, что наиболее ценные сельскохозяйственные орудия появились благодаря деятельности бога. Еще один пример – еврейский миф о конфликте Иакова со сверхъестественным существом. Эта история объясняет появление древнееврейского запрета на некоторые продукты питания.

Культовый миф

Развитие иудейской религии способствовало возникновению еще одного типа мифов. Три сезонных праздника, предписанные Книгой Завета, праздновались в святых местах, таких, как Бетель, Шехем и Шилох, на раннем этапе существования израильских поселений в Ханаане. Сюда приносили дары богам, и для каждого из праздников – Пасхи, Пятидесятницы и праздника Кущей – существовал собственный ритуал, сохраняемый и передаваемый из поколения в поколение местными священнослужителями. Частью ритуала каждого из этих праздников была декламация священнослужителями основных моментов истории Израиля. Она сопровождалась ответными возгласами слушателей. Одной из наиболее древних традиций Израиля является поминание освобождения израильского народа от египетского гнета. Во время празднования Пасхи в честь этого события соблюдался ритуал, корни которого уходят в глубь веков, то есть он сам гораздо старше, чем то событие, в память о котором осуществляется. Составной частью ритуала был культовый миф, описывающий событие, но не с исторической точки зрения, а с точки зрения аналогичных вавилонских и ханаанских мифов. Задача культового мифа – утвердить божественную связь между Яхве и Израилем, возвеличить силу и славу Яхве. В новой ипостаси миф лишился своей магической силы, присущей ему как мифу обрядовому. В культовом мифе развилась пророческая составляющая как средство утверждения идеи спасения народа Израиля. Миф по-прежнему описывает существование и по-прежнему выполняет задачу обеспечения продолжения существования – не важно, при помощи магических или нравственных сил. Но в культовом мифе это осуществляется на более высоком уровне, так как он использовался пророками Израиля.

Миф престижа

Среди мифов есть такие, которые отличаются от всех остальных. На них следует обратить особое внимание. Задача таких мифов – окружить рождение и подвиги героя аурой тайны и чудес. Вполне вероятно, что история рождения и явления миру Моисея в зарослях камыша зиждется на реальных событиях. Ее можно сравнить с аналогичными историями о рождении Саргона, Кира, Ромула и Рема и других легендарных героев. Рождение и подвиги Самсона окружены мистической аурой, чтобы возвеличить и прославить Данов род и его героя. Стоит отметить, что попытки отыскать какие-то черты мифа о боге-солнце в истории Самсона обычно вызывают неоднозначную реакцию. В эту же категорию мифов попадают повествования о подвигах Илии, хотя в этом случае также присутствует момент прославления Яхве. Мифы престижа, как правило, окружают истории о возникновении крупных городов. Троя построена руками богов, и даже Сион описывается в мистическом ключе: якобы он «построен на сторонах севера». Эта метафора часто используется в вавилонских и ханаанских мифах для описания обиталища богов.

Эсхатологический миф (миф о конце света)

Эсхатологические мифы являются отличительной чертой еврейской и христианской мыслительной традиции. Возможно, кое-что они почерпнули из эсхатологии зороастризма. В писаниях пророков, а более всего в апокалиптической литературе значительное место занимает идея катастрофического конца света. Пророки полагали, что «история спасения» должна быть связана с решающим вмешательством божественных сил. «И будет в последние дни», – типичная фраза пророческой литературы. Когда пророки пытаются описать конец света, они вынуждены прибегать к языку мифов. Описание победы Мардука над драконом – повелителем хаоса в вавилонском эпосе о творении мира – дает им картины и образы, необходимые для описания решающей победы Яхве над силами зла. Как божественный акт создания лежит где-то вне исторических реалий и может быть описан только языком мифов, так и божественный акт, который завершает историю, может быть описан только таким же языком. Из иудаизма эсхатологическое использование мифа было перенесено в христианство, где в полном объеме проявилось в Откровении Иоанна Богослова.

Необходимо сказать, что использование этой категории мифов в евангельских текстах ни в коей мере не ставит под сомнение их историческую точность. Однако для тех, кто верит (как это делали пророки и первые ученики Христа), что Бог вошел в историю человечества, в истории есть некоторые моменты, когда случаются события, причины и природа которых лежат за пределами исторических причинных связей. Здесь функция мифа заключается в том, чтобы при помощи символических образов выразить то, что не может быть выражено по-другому. Так миф становится продолжением символизма.

Распространение и разрушение мифа

Есть два способа объяснить присутствие мифов в любом обществе: во-первых, они могут распространяться, а во-вторых, создаваться независимой работой воображения при столкновении с аналогичными ситуациями. Исследования Юзнера доказали, что миф о потопе в том или ином варианте существует практически во всех частях света. Когда мы будем рассматривать шумерский и вавилонский варианты мифа о потопе, то увидим, что их появление в долине Тигра и Евфрата может быть объяснено частыми наводнениями. Но когда мы находим мифы о потопе в странах, где подобные наводнения невозможны (как, например, в Греции или Ханаане), то становится ясно, что этот миф был «завезен» туда; увы, проследить, как именно это произошло, уже невозможно. Примером «путешествия» мифа могут служить найденные в Египте клинописные таблички с текстом вавилонского мифа об Адапе, о котором мы расскажем ниже. Их использовали египетские писцы, чтобы научиться искусству клинописи. Примерно то же самое произошло, когда отрывок мифа о Гильгамеше был найден во время раскопок в Мегиддо. Легенда о Кадме рассказывает нам, как финикийский алфавит был перенесен в Грецию и стал прародителем всех западных алфавитов. Таким образом, есть серьезные основания полагать, что путешествия, торговля, миграция людей и завоевательные походы были теми способами распространения, посредством которых мифы могли попадать из одной страны в другую. По мере того как ритуалы устаревали и исчезали либо трансформировались вместе с упадком цивилизации, в которой ранее они играли столь важную роль, связанные с ними мифы освобождались от обрядовых ассоциаций и становились чисто литературными формами, проникающими в культурные традиции других народов. Например, миф о победе над драконом, который является центральным элементом вавилонского мифа о творении, породил мифы о Персее и Андромеде, Геркулесе и лернейской гидре, Зигфриде и Фафнире, Беовульфе и Гренделе и до сих пор существует в легенде о святом Георгии и его победе над змеем.

Эсхатологичесие мифы (от др.-греч. εσχατος, "последний"), мифы о предстоящем конце мира. В противоположность большей части мифов, повествующих о важнейших событиях прошлого - времени мифологического, Эсхатологические мифы содержат пророчества о будущем конце света. Космогонические и этиологические мифы составляли главное содержание архаичных мифологий;Эсхатологические мифы отсутствовали у народов, сохранявших первобытный уклад жизни и культуру. Для архаичных мифологий характерно представление о катастрофе, отделяющей мифические времена от настоящего: о потопе, пожаре, гибели поколения великанов (нартов, онаров и т.п.), обитавших на земле до появления человечества. Не будучи собственно эсхатологическими, эти мифы допускали возможность мировых катастроф. Вместе с тем представления о гибели мира подготавливаются в архаичных мифологиях календарными мифами о смерти и воскресении природы, о силах хаоса , злых духах и чудовищах, угрожающих существованию космоса (в чем усматривается один из факторов формирования этического учения о борьбе добра и зла ), а также мифами о смерти и загробном мире . К календарным мифам восходят, по-видимому, представления о космических циклах - периодах становления и гибели мира, известных уже архаичным мифологиям.
Более актуальными для человечества были Эсхатологические мифы науа, ацтеков и др. (см. в ст. Индейцев Центральной Америки мифология ) о циклических эпохах четырёх солнц: гибель солнца, воплощения стабильности космоса, означала конец мира, поэтому силы солнца и богов необходимо было поддерживать регулярными кровавыми жертвоприношениями, призванными отсрочить очередную катастрофу, землетрясение и голод, от которых погибнут люди. Здесь, как и в первобытном обществе, ритуал оказывается средством гармонизации жизни вселенной и человечества, гарантом их долговечности.
Этическая оценка мировой катастрофы прослеживается в эсхатологизированной германо-скандинавской мифологии, отражавшей в поздний период своего развития гибель родовых устоев. Эсхатологическое "Прорицание вёльвы" повествует о клятвах, попранных самими богами; и на земле в последний век "бурь и мечей" братья станут убивать друг друга из корысти, близкие родичи погибнут в распрях и т.д., пока не наступит день "судьбы богов" (см. Рагнарёк ).
Наиболее последовательное представление о космических циклах гибели и обновления мира даёт индуистская мифология : вселенная погибает (пралая - гибель мира и богов), когда засыпает Брахма и наступает его ночь; с наступлением дня бог вновь творит вселенную. Однако индуистской мифологии, особенно на позднем этапе её развития, присущи и представления о постепенном упадке добродетели людей от критаюги - золотого века - до современной калиюги, во время которой возобладает порок, в мире сохранится лишь четверть дхармы , смешаются варны, прекратятся религиозные обряды, править будут жестокие чужеземцы, и которая завершится гибелью мира в огне, поднявшемся со дна океана. С этими эсхатологическими мотивами связано и представление о грядущем судии и спасителе человечества Калкине. Однако цикличность гибели и обновления вселенной лишает эсхатологию конечного смысла: показательно, что вселенная мыслится в позднем индуизме вообще как результат игры бога Вишну .
Известную аналогию индуистскому учению о югах представляет античная концепция смены четырёх веков (Гесиод, Овидий). См. в ст.Золотой век .
Представления о полной подчинённости судеб человечества безличным космическим циклам, равно как и о включённости рода и индивида во вселенский процесс обновления через смерть , были нарушены социальными сдвигами, кризисом архаичных устоев с возникновением огромных империй, подчинением общины и человека деспотической власти , чувством социальной нестабильности, которая, согласноЭсхатологическим мифам , угрожала и стабильности космоса. Поиски выхода из безразличного к людским судьбам вселенского кругооборота вели в иной внеприродный мир, были направлены на обретение сверхчувственного состояния - буддийской нирваны , или на достижение вечного блаженства в загробном мире, как в египетской мифологии . В связи с обостряющимся чувством преходящести бытия и историчности мира актуализировались и Эсхатологические мифы . Архаичное стремление укрепить стабильность космоса ритуальными средствами сменяется напряженным ожиданием окончательной вселенской катастрофы, призванной принести избавление от бед этого мира. Особой завершённости этот процесс достиг в иранской мифологии . Иранские Эсхатологические мифы повлияли на развитие аналогичных сюжетов в иудаистической мифологии и христианской мифологии . Христианская апокалиптика унаследовала мессианские идеи иудаизма, но преодолела его национальную ограниченность. Ожидание спасения становилось всё более настойчивым среди разнонациональных угнетённых низов Римской империи.
На протяжении мировой истории, особенно в периоды социальных кризисов, Эсхатологические мифы актуализировались и развивались в пророчествах Мани , комментариях Талмуда, в учениях эпохи Реформации и русского раскола 17-18 вв. (раскольники верили, что уже настали последние времена и пришел антихрист , каковым считали и Петра I), некоторых современных христианских сект (адвентисты, иеговисты), обещавших спасение своим приверженцам, вплоть до философских и культурологических концепций Н. Бердяева и О. Шпенглера. В колониальную эпоху, с распространением мировых религий среди порабощённых народов идеи спасения, освобождения от колониального ига, породили новый всплеск эсхатологического мифотворчества. При этом мессианские идеи могли быть просто приспособлены к местным верованиям и оказали лишь поверхностное воздействие на традиционную мифологию. С середины 19 в. оживление эсхатологических идей наблюдалось в странах, где начало бурно расти антиколониальное движение, которое на первых порах почти повсеместно облекалось в религиозную форму (во главе движения становились местные "пророки").

9. Миф и сказка…

С трогое различение мифа и сказки имеет большое значение, теоретическое и практическое. Теоретически - это вопрос о соотношении первобытной синкретической идеологии (а на более поздней стадии - религиозной идеологии) и искусства. Сказка обычно трактуется как явление чисто художественное, а в мифе неразличимы элементы бессознательно-поэтические, зачатки религиозных и донаучных представлений, часто имеются следы связи с ритуалами. Практически очень важно разграничение мифа и сказки в архаической культуре, поскольку "первобытные" сказки еще сами не отпочковались окончательно от мифов и мифологизированных "быличек", к которым восходит в конечном счете их жанровый генезис. На трудность такого разграничения в рамках первобытного фольклора не раз указывали крупнейшие знатоки мифологии американских индейцев, например такие, как Ф. Боас и С. Томпсон. С.Томпсон считает миф в принципе разновидностью сказки 1 . Некоторые, наоборот, склонны все первобытные сказки называть мифами 2 . Спорадически в качестве компромисса появляется термин "мифологические сказки" 3 . При издании подобных текстов терминологический разнобой очень велик. Он отражает как факт реальной близости мифов и архаических "сказок", так и путаницу в самой науке.

Следует отметить, что не только в первобытном фольклоре происходит смешение мифа и сказки. Такое смешение имеется и в древнегреческой традиции, которой принадлежит сам термин "миф". Многие греческие "мифы" можно рассматривать как типичные сказки или исторические предания. Само слово "миф" обозначает рассказ, повествование, басню и т. п. Это исходное понимание мифа нельзя считать полностью анахронистическим, ибо мифы несводимы к чистым "представлениям", "объяснениям", воплощению элементарных эмоций, описанию обрядов и т. д. Мифические представления о космосе, социально-родовых отношениях, обычаях, обрядах, формах поведения и т. п., как правило, передаются в виде рассказа о происхождении тех или иных элементов природы, культуры, об установлении обрядов и обычаев. Иными словами, первобытный миф принципиально этиологичен и принципиально повествователен. События давно прошедших времен первотворения оказываются своеобразными "кирпичиками" мироустройства. Поэтому противопоставление мифа и сказки как относящихся к разным сферам - "мировоззрения" и "повествования" - несостоятельно.

За полтораста лет существования науки о фольклоре выдвигались различные конкретные критерии для отделения мифа от сказки. Представители так называемой мифологической школы XIX века различали прежде всего повествования о богах или героях, тематику небесную (до Маннгардта, открывшего земную "низшую" мифологию) или земную. Неомифологи-ритуалисты (Сэнтив, Рэглан и др.) выдвигают на первый план прочность связи с ритуалом. Психоаналитик О.Ранк считает миф откровенным выражением эдипова комплекса, а сказку (возникшую в период упорядоченных семейных отношений) - завуалированным, с вытеснениями и подменами 4 . Другой психоаналитик, Геза Рохайм 5 , сходным образом различает миф и сказку по их отношению к так называемому Super ego: мифы созданы с точки зрения "отцов" и рисуют трагически смерть и апофеоз "первоотца", а сказки - с позиции "сыновей", что ведет к подсознательным заменам (демоны - плохие родители), а также к торжеству эроса и счастливому концу.

Популярная на Западе неомифологическая школа в литературоведении (во многом опирающаяся на психоаналитика К.Юнга) имеет тенденцию полностью переносить признаки мифа не только на сказку, но на литературу в целом, стирая таким образом всякие грани. А. Йоллес 6 , видевший в сказке и мифе "простые формы", непосредственно вырастающие из самого языка, связывал миф с вопросительной формой, а сказку с идеальным уровнем оптатива. Немецкий сказковед Фридрих фон дер Лайен называет сказку "игровой формой" мифа 7 . Классик американской этнографии Ф. Боас указывал на признаваемую самими аборигенами важность отнесения действия в мифах (в отличие от сказки) к стародавним временам. Американский ученый У. Бэском 8 противопоставляет миф и сказку по признакам веры (реальность - вымысел), времени и места (определенные - неопределенные), отношения (религиозное - нерелигиозное), особенностям главного героя (нечеловеческий в мифе - как нечеловеческий, так и человеческий в сказке), по обстановке рассказывания. Американский структуралист Алан Дандес видит различия мифа и сказки в коллективном или индивидуальном характере исходной "недостачи" или нарушенного табу в завязке повествования 9 . Сходный критерий еще ранее выдвигался автором настоящей статьи 10 . Заслуживает внимания, что американские структуралисты А. Дандес и супруги Маранда 11 не находят структурных различий между мифом и сказкой, а лидер французских структуралистов К. Леви-Строс считает, что различие между мифом и сказкой чисто количественное: в сказке ослаблена транспозиция темы (свободнее замены, большая возможность "игры"), и сказки сконструированы на основе более слабых противопоставлений (локальное, социальное, моральное, а не космологическое, метафизическое, природное) 12 .

Рамки настоящей статьи не позволяют дать систематический обзор различных мнений по интересующему нас вопросу. Да это и не обязательно, так как мы не ставим своей целью выбор одной из приведенных точек зрения. Мы предлагаем начать не с такого выбора, а, наоборот, с фиксации оптимального набора различительных признаков (большинство из них совпадает с отдельными "точками зрения"). Только после краткого рассмотрения этих признаков как в диахроническом (историческом), так и синхроническом (систематическом) аспектах мы попытаемся выделить из этого оптимального набора самые коренные, специфические, необходимые черты для различения мифа и сказки, т. е. минимальный набор различительных признаков и его возможные варианты.
Примерный оптимальный набор дифференциальных признаков (сказке будет, как правило, конечно, чисто условно соответствовать негативная оценка):
А: I - ритуальность-неритуальность, II - сакральность-несакральность, III - достоверность-недостоверность (или абсолютная достоверность-относительная, допускающая выдумку), IV - этнографически конкретный тип фантазии-условно-поэтический;
Б: V - мифический герой-немифический, VI - мифическое (доисторическое) время действия-сказочное (внеисторическое), VII - наличие этиологизма-его отсутствие (или этиологизм субстанциональный-орнаментальный), VIII - коллективность (космичность) объекта изображения-его индивидуальность.

Различительные признаки группы А соответствуют интерпретации среды, а группы Б - содержанию самого произведения: его тематике, героям, времени действия, результату действия.

При диахроническом анализе, т. е. при рассмотрении истории, становления сказки, процесса перехода от мифа к сказке, все эти различительные признаки в той или иной мере обнаруживаются как значимые. Не следует забывать о том, что мы исходим из оптимального набора признаков. Наличие или отсутствие некоторых из них не является обязательным свойством мифа или сказки. Но при всех условиях деритуализация, десакрализация, ослабление строгой веры в истинность мифических "событий", развитие сознательной выдумки, потеря этнографической конкретности, замена мифических героев обыкновенными людьми, мифического времени сказочно-неопределенным, ослабление или потеря этиологизма, перенесение внимания с коллективных судеб на индивидуальные - все это моменты, ступеньки процесса трансформации мифа в сказку. Трудность изучения трансформации мифа в сказку заключается, в частности, в том, что смена ступеней эволюции идет параллельно с жанровой дифференциацией из первоначального синкретизма.

До сих пор ведутся споры о том, является ли связь с ритуалом обязательной для мифа. Современные неомифологи, как уже отмечалось, склонны видеть в мифах исключительно отражение обрядов и даже в известном смысле их составную часть. Естественно, что в отрыве мифа от ритуала они усматривают главную предпосылку для превращения мифов в сказки. Эта концепция односторонняя. Даже у австралийцев записаны многочисленные мифы, не имеющие обрядовых эквивалентов и обрядовой основы для своих сюжетов. Э. Станнер показал в своем интересном исследовании "О религии аборигенов" 13 , что между мифами и обрядами североавстралийских племен большей частью обнаруживаются внутреннее единство и структурное тождество, но это вовсе не результат происхождения мифа от обряда, что наряду с ритуальными мифами имеются "амифные" ритуалы и "неритуальные" мифы.

В культурах менее архаических, чем австралийская, неритуальных мифов еще больше. Однако для тех мифов, которые все же имеют обрядовую основу и тесно переплетены с ритуалами (являясь их составными частями или обязательным "комментарием" к ним), разрыв непосредственной связи с ритуальной жизнью племени безусловно есть первый шаг в сторону сказки.

Следует заметить, что и независимо от живой связи с конкретным обрядовым действом рассказывание мифов в первобытном обществе обставлялось известными условиями и запретами в смысле места и времени, рассказчика и аудитории, исходя из веры в магическую силу слова, повествования. Реликты различных запретов такого рода сохраняются очень долго.

Отмена специфических ограничений на рассказывание мифов, допущение в число слушателей "непосвященных" (женщин и детей) невольно влекли изменение установки рассказчика и развитие развлекательного момента. Речь идет о десакрализации - важнейшем стимуле для превращения мифа в сказку. Самый "механизм" десакрализации и его значение отчетливо видны на тех же австралийских примерах. Из тотемических мифов изымается священная информация о мифических маршрутах тотемных предков; зато усиливается внимание к "семейным" отношениям тотемных предков, их ссорам и дракам, ко всякого рода авантюрным моментам, по отношению к которым допускается бульшая свобода варьирования и тем самым выдумки 14 .

Десакрализация неизбежно ослабляет веру в достоверность повествования. Она, разумеется, не приводит сразу к сознательной выдумке, к восприятию повествования как "небылицы", но строгая достоверность уступает место нестрогой достоверности, что в свою очередь открывает путь для более свободной и разрешенной выдумки, фантазии рассказчика. Соотношение сакральности (достоверности) и несакральности (недостоверности) как раз лежит в основе терминологических различий у аборигенов - носителей архаических фольклорных традиций - между двумя категориями повествовательного фольклора. Разумеется, вера в подлинность рассказываемого в принципе возможна и без сакрализации. С другой стороны, десакрализованный миф - еще не сказка в строго научном понимании. У меланезийцев и полинезийцев, в отличие от австралийцев и папуасов, большинство популярных мифов не имеет священного характера, и нет уверенности, что они имели такой характер в прошлом.

Очень характерный признак мифа - отнесение действия к мифическим временам типа австралийского "времени сновидений". Этот признак ярко выступает в фольклоре большинства племенных групп американских индейцев. К представлению о мифическом времени и тотемных предках восходят зачины вроде следующих: "Это было тогда, когда звери были людьми", "Когда жил Ворон и его народ", "Когда земля только что создавалась" и т. п. С полным забвением тотемических верований подобные зачины приобретают иронический оттенок. В развитой сказке их вытесняет зачин, указывающий на неопределенное время и место действия.

"Демифологизация" времени действия тесно связана с "демифологизацией" результата действия, т. е. с отказом от этиологизма, поскольку сам этиологизм неотделим от отнесения действия ко временам первотворения. Этиологизм формализуется в виде определенной мифической концовки. Сама эта концовка по мере потери сюжетом специфически этиологического смысла превращается в орнаментальный привесок. В такой реликтовой форме она долго сохраняется во многих сказках о животных и лишь постепенно (особенно яркие примеры дает Африка - родина классических сказок о животных) оттесняется дидактической концовкой - "моралью", открывающей путь к басне.

В волшебной сказке этиологические концовки отмирают еще быстрей, уступая место (на последнем этапе) концовкам совершенно иного типа, намекающим на вымышленность, недостоверность повествования. Мифические времена и этиологизм составляют нерасторжимое целое с космическим масштабом мифа и его вниманием к коллективным судьбам племени, субъективно отождествленного с человечеством в целом ("настоящими людьми"). Прометеевский благородный пафос не обязателен для мифа, но деяния демиурга (даже если они напоминают по характеру трюки мифологического плута) имеют космическое "коллективное" значение; это добывание света, огня, пресной воды и т. п., т. е. первоначальное происхождение, космогонический процесс. По мере движения от мифа к сказке сужается "масштаб", интерес переносится на личную судьбу героя. В волшебной сказке похищение огня, теряя космический характер, совершается героем для зажигания его собственного очага; поиски целебной воды - для излечения от слепоты отца героя; в африканских сказках о животных Заяц хитростью пытается приспособить для себя лично колодец с пресной водой, вырытый всеми другими зверьми. Вообще следует заметить, что эгоистическая жадность трикстера - очень яркое выражение потери "прометеевского" смысла деяний культурного героя. Навязчивый мотив сказок о животных - разрушение дружбы двух зверей из-за коварства. Впрочем, и "альтруистический" благородный герой волшебной сказки, добывающий живую воду и чудесные предметы, спасающий своего больного отца или похищенных змеем царевен, действует в интересах довольно узкого круга (своя семейная община, отец, тесть, царь и т. д.) и по-своему также противостоит "космизму", "коллективизму", "этиологизму" мифа. Дегероизация мифического героя за счет превращения его в мифологического плута конкурирует с демифологизацией героя при сохранении его "серьезности" и "альтруизма", распространяющегося, впрочем, как сказано, на весьма узкий круг.

Сказочные герои в фольклоре коренного населения Америки, Океании уже не полубоги - демиурги, хотя (в порядке идеализации) могут еще иметь божественных родителей или более далеких предков, сохранять тотемические реликтовые черты (сын или зять Солнца у североамериканских индейцев, потомок спустившейся с неба колдуньи - Тафаки - и его род в Полинезии и т. д.). Высокое "мифическое" происхождение в форме чудесного рождения сказочного героя можно встретить и в европейских сказках. Однако там гораздо чаще "высокое" происхождение имеет социальные формы ("царевич"). В процессе демифологизации, по-видимому, сыграло свою роль взаимодействие традиции собственно мифологического повествования и всякого рода "быличек", центральными персонажами которых с самого начала были обыкновенные люди, порой безвестные и даже безымянные. Демифологизация героя в сказке дополняется часто нарочитым выдвижением в качестве героя социально обездоленного, гонимого и униженного представителя семьи, рода, селения. Таковы многочисленные бедные сироты в фольклоре меланезийцев, горных тибето-бирманских племен, эскимосов, палеоазиатов, североамериканских индейцев и др. Их обижают жены дяди (Меланезия), сородичи и соседи (Северная Америка) и т. д., а духи становятся на их защиту. Аналогичны запечники, золушки, младшие братья и падчерицы из европейской сказки. Сказочный герой лишается тех магических сил, которыми по самой своей природе обладает герой мифический. Он эти силы должен приобрести в результате инициации, шаманского искуса, особого покровительства духов. На более поздней стадии чудесные силы вообще как бы отрываются от героя и действуют в значительной мере вместо него.

Формирование классической формы волшебной сказки завершилось далеко за историческими пределами первобытнообщинного строя, в обществе, гораздо более развитом. Предпосылкой был упадок мифологического мировоззрения, которое "превратилось" теперь в поэтическую форму волшебной сказки. Это и был окончательный разрыв синкретической связи с мифом. Очень существенным моментом формирования классической формы волшебной сказки является отрыв сказочной фантастики от конкретных "племенных" верований, создание весьма условной поэтической мифологии сказки. Мифические существа, например, в русской сказке иные, чем в русской же быличке, отражающей сохранившиеся в определенной среде суеверия. Условный характер сказочной фантастики сочетается с откровенной установкой на вымысел, в отличие не только от бытующих одновременно быличек, но и от первобытных, еще синкретических форм сказки. Классическая волшебная сказка отлична от мифа и не полностью отпочковавшейся от него первобытной сказки и структурно.

Первобытный миф представляет собой серию "потерь" и "приобретений", связываемых деяниями мифических героев (например: было темно, культурный герой Ворон пробил небесную твердь и брызнул свет, или он похитил мячи - небесные), а классическая волшебная сказка дает сложную ступенчатую иерархическую структуру, основу которой составляет противопоставление предварительного испытания основному. В результате предварительного испытания (проверка свойств героя, знания им правил поведения, его доброты) герой получает от "дарителя" (термин В. Я. Проппа 15 ) лишь чудесное средство, с помощью которого он в основном испытании - подвиге - достигает важнейшей сказочной цели - ликвидации первоначальной потери, беды, "недостачи". Очень часто за основным испытанием следует дополнительное испытание - на идентификацию: герой должен доказать, что именно он совершил подвиг, а не соперники-самозванцы; "подмененная" или "забытая" невеста так же должна показать свою истинность. В результате герой награждается царевной и половиной царства.

Структура первобытного мифа (и сказки), в которой все деяния (испытания) героя равноправны, где нет противопоставления средства и цели, может рассматриваться как некая метаструктура по отношению к классической волшебной сказке. В классической волшебной сказке на развалинах мифологического "космоса" твердо очерчивается "микрокосм" в виде сказочной семьи как арены конфликтов социального характера. Конфликты эти разрешаются вмешательством в личные судьбы чудесных лиц и предметов из мира условной сказочной мифологии. Если в мифе большую роль играла тема инициации героя, а женитьба выступала только как средство социальной "коммуникации" и добывания магических и экономических "благ", то в сказке женитьба - конечная цель и важнейшая ценность. Благодаря женитьбе герой приобретает более высокий социальный статут и таким образом "преодолевает" коллизию, возникшую на "семейном" уровне.

Такова в кратчайшем описании картина развития от мифа к сказке. Характер этого движения, его механизмы ясны. Дистанция между классическим первобытным мифом и классической волшебной сказкой очень велика.
На практике, однако, часто трудно судить, является ли тот или иной фольклорный "текст" еще мифом или уже сказкой. Трудности эти особенно бросаются в глаза при синхронном рассмотрении "текстов" в рамках фольклора того или иного архаического общества. Как уже указывалось, аборигены сами иногда весьма определенно выделяют в повествовательном фольклоре две категории (преимущественно по признаку "сакральность-несакральность"), только весьма условно сопоставимые с "мифом" или "сказкой" (например, адаох и жалеек - у индейцев-цимшиан, хвенохо и хехо - у дагомейцев фон, пыныл и лымныл - у чукчей и т. д.). Но весьма сходные произведения могут различными племенными группами оцениваться по-разному. Особенно сильны колебания в отношении сказаний о трикстерах в тех случаях, когда они являются одновременно и серьезными творцами. Североамериканские индейцы большей частью отличают анекдотические проделки Ворона, Норки и т. п. от их же серьезных деяний. Рассказывать о трюках прожорливого Ворона можно без ограничения времени, места, аудитории. Но вот у дагомейцев рассказы о проделках похотливого трикстера Легба рассматриваются как хвенохо ("мифы"), поскольку Легба связан с пантеоном высших богов, а проделки прожорливого трикстера Ио - как хехо ("сказки"). Эта неустойчивость, как уже отмечено, объясняется тем, что трикстеры, при всей их "карнавальности", часто продолжают мыслиться мифологическими персонажами.

Родственные отношения "высоких" сказочных героев с богами тоже порой приводят к разнобою в классификациях аборигенов. Кроме того, деление на две основные группы по принципу сакральности и достоверности часто приводит к объединению мифов и исторических преданий (у тех же дагомейцев или чукчей) и выключению из мифов десакрализованных этиологических рассказов. Далеко не всегда ясен характер этиологизма, трудно определить, в какой мере он связан с самим ядром сюжета, а в какой орнаментален. Поэтическая биография иного чисто мифологического героя порой так разрастается и обогащается сказочными деталями, что интерес повествования целиком прикован к его личной "судьбе" (например, в популярных сказаниях о "детстве" мифического героя и его взаимоотношениях с не признающим его небесным отцом, о его любовных связях и т. д.), а не к этиологическим результатам его деяний. Специфические трудности и недоразумения для исследователя возникают иногда при знакомстве с записями текстов, в которых фигурируют различные приключения героев, но из текста не всегда видно, чту собственно это за герои - мифические предки (например, "дема" у папуасов маринд-аним) или современные люди. Как уже отмечалось, между первобытным мифом и первобытной сказкой нет структурных различий, "потери" и "приобретения" могут иметь и коллективно-космический (в мифе), и индивидуальный (в сказке) характер.

Таким образом, если в диахроническом аспекте различия между мифом и сказкой очевидны, особенно при сравнении исторически крайних форм (первобытного мифа и классической волшебной или даже "животной" сказки), то в синхроническом плане эти различия гораздо более зыбки из-за "текучести" восприятия "текста" самими носителями фольклора и из-за обилия промежуточных случаев. Конечно, наличие таких промежуточных случаев в принципе не исключает отчетливой классификации, но дело в том, что синкретизм мифа и сказки в действительности остался неопределенным в рамках архаического фольклора культурно-отсталых народностей. И мы имеем дело не только с колебаниями в распределении по "жанрам", но и с тем, что многие "тексты" представляют собой и миф и сказку, совмещают частично функции и того и другого, например, одновременно объясняют детали космогенеза и санкционируют какой-то ритуал, демонстрируют последствия нарушения табу, развлекают комическими выходками мифологического плута, восхищают находчивостью и могуществом героя, вызывая известное "сопереживание" его судьбе и т. д.

Необходимо разработать методику анализа первобытных мифов-сказок сразу в разных аспектах, в особенности в сопоставлении "синтагматики" повествования и глубинной этнографической "парадигматики" (с использованием оригинальных научных исканий Леви-Строса и его школы).

В заключение необходимо, исходя из приведенных соображений, выделить минимальный набор различительных признаков мифа и сказки.

Ритуальные ограничения и сакральность несомненно характерны для мифа, но миф остается мифом и в десакрализованном состоянии, как показывают этиологические мифы и циклы культурных героев, например в фольклоре Океании. Типично, но не обязательно указание на доисторические времена и на этиологический результат в "зачинах" и "концовках". Все это скорей сигнализирует о мифологическом характере повествования, чем выражает его сущность. Сущность наиболее отчетливо выражается субстанциональным характером этиологизма и неотделимым от него космически-коллективным пафосом мифического деяния и, само собой разумеется, достоверностью. Мифологичность самих персонажей не определяет суть жанра. Мы можем себе легко представить "сказочные" приключения, приписанные мифическому персонажу. Тем не менее включение сказочного сюжета в цикл мифического персонажа вынуждает нас рассматривать такое повествование по крайней мере в двух планах - не только как сказку, но и как миф. Таким образом, минимальный набор различительных признаков включает из предложенного выше списка прежде всего позиции III, VII, VIII.

Что же такое миф и чем он отличается от сказки?
Миф и сказка. «Миф» – слово греческое, и в переводе оно означает «рассказ». Мифами называют созданные людьми тысячи лет назад рассказы о богах и героях, о чудесах и превращениях. Нет ни одного народа на земле, у которого не было бы своих мифов. У некоторых народов мифы остались в их прошлом – в них уже никто не верит, но они зажили новой жизнью в памятниках искусства, произведениях литературы. Некоторые народы (например племена индейцев, живущие в Австралии аборигены) до сих пор верят в правдивость того, что рассказывают мифы. Чем же отличается миф от сказки?
Начнем с самого простого. Где находится, например, Калиновый мост, на котором Иван – крестьянский сын победил Чудо-Юдо? Сказка отвечает на этот вопрос точно: в Тридевятом царстве, Тридесятом государстве, на реке Смородинке. Но нет такой карты, на которой бы эти места были обозначены. А вот реки Енисей и Подкаменная Тунгуска, по которым Альба преследует Хосядам, есть на любой карте России. Точно так же в Греции можно увидеть гору Олимп, на которой, как рассказывают мифы, жили боги; на берегу реки Евфрат находятся развалины города Урук; которым правил герой Гильгамеш, а в Индии – развалины города Айодхьи, в котором царствовал благородный Рама. В отличие от сказки, действие мифа происходит не в какой-то сказочной стране, а в том мире, где жили люди, создавшие этот миф, только очень давно. Когда? Конечно, мифы не скажут точно, когда именно, сколько лет назад; зато они объяснят, что это было в те времена, когда боги только-только создали мир, когда они спускались на землю, когда все вокруг было не таким, как сейчас, а могучие герои очищали землю от чудовищ, делая безопасной жизнь других людей.

Древние люди никогда не сомневались в том, что рассказывают им мифы. Мифы помогали им разобраться в окружающем мире; мифы учили их тому, как следует поступать; мифы хранили историю их предков. Мир мифов был неотъемлемой частью жизни человека древности.

Слово «сказка» засвидетельствовано в письменных источниках не ранее XVI века. От слова «каза́ть». Имело значение: перечень, список, точное описание. Современное значение приобретает с XVII-XIX века.
Слово «сказка» предполагает, что о нём узнают, «что это такое» и узнают, «для чего» она, сказка, нужна. Сказка целевым назначением нужна для подсознательного или сознательного обучения ребёнка в семье правилам и цели жизни, необходимости защиты своего «ареала» и достойного отношения к другим общинам. Примечательно, что и сага, и сказка несут в себе колоссальную информационную составляющую, передаваемую из поколения в поколение, вера в которую зиждется на уважении к своим предкам.

Местные боги (религиозная география)

Все известные нам египетские божества важно разделить на божества общеегипетские, упоминаемые в мифологических и иных текстах (к ним относятся божества космические, как Нут - богиня неба, Нун - бог первозданного океана, Хапи - бог Нила и т. д., божества, олицетворяющие абстрактные понятия, например Маат - богиня мирового порядка, Сиа - бог разума и познания, Ху - бог творческого слова и т. д.), и божества локальные, связанные с определенной местностью. В этой главе речь пойдет о местных богах.

"Не было ни одного более или менее значительного населенного пункта, который не имел бы своих божественных покровителей. Не только главный город каждого района или нома имел своих богов, но и маленькие селения внутри номов. И эти боги были значительным подспорьем местному патриотизму, чтобы не сказать шовинизму".

Однако было бы совершенно неверно сделать на основании этого вывод, что в древнем Египте было множество религий. Религия была одна, но ее формы разнообразны. Культы местных божеств, зародившиеся в доисторической древности в форме тотемизма, оказались в Египте необычайно живучими и исчезли лишь с исчезновением египетской религии. Местные культы претерпевали, разумеется, существенные изменения - менялись их содержание и форма, но самый факт их существования на протяжении тысячелетий - одна из основных особенностей египетского религиозного развития. Для жителя данной местности, во всяком случае для подавляющей массы жителей, местный бог был всем. Так было не только в незапамятные времена и на заре истории, но и в греко-римское время. В дидактическом демотическом тексте, известном в науке как папирус Инсингер, говорится: "От бога, почитаемого в городе, зависит жизнь и смерть жителей города. Нечестивец, уходящий на чужбину, отдает себя в руки врага". Под "нечестивцем" подразумевается человек, покидающий свой ном и номового бога. В данном случае мы имеем дело с откровенной пропагандой исконного местного религиозного сепаратизма. Наука, к сожалению, располагает довольно ограниченными, но тем не менее бесспорными данными о местных воззрениях и культах. То общее, что заключается в местных культах, сводится к следующему:

1) древнейший местный тотемизм превратился в культ местного бога, либо явленного в образе животного, либо антропоморфного, часто с наличием зооморфных элементов;

2) местный бог очень рано становится центральной фигурой складывающихся о нем мифов, возникают циклы местной мифологии;

3) местный бог - демиург, творец богов и мира, он выше всех других богов;

4) вокруг бога местного центра группируются боги населенных пунктов, подчиненных этому местному центру. Небесная иерархия отражает земную, реальную. Особенно распространены группировки в виде триады: бог-отец, богиня-мать, бог-сын, но существовали и более многочисленные.

Следует остановиться на упомянутой выше антропоморфизации богов. Процесс этот не имеет ничего общего с миграционной волной чужеземцев в Египте, якобы захлестнувшей сразу всю страну и принесшей с собой более высокий уровень религиозного мышления, как это утверждали некоторые ученые. Антропоморфизация тотемов, т. е. очеловечивание исконных тотемистических и фетишистских представлений, - вполне закономерный процесс. "Всякая религия является не чем иным, как фантастическим отражением в головах людей тех внешних сил, которые господствуют над ними в их повседневной жизни, - отражением, в котором земные силы принимают форму неземных. В начале истории объектами этого отражения являются прежде всего силы природы, которые при дальнейшей эволюции проходят у различных народов через самые разнообразные и пестрые олицетворения... Но вскоре, наряду с силами природы, вступают в действие также и общественные силы, - силы, которые противостоят человеку в качестве столь же чуждых и первоначально столь же необъяснимых для него, как и силы природы, и подобно последним господствуют над ним с той же кажущейся естественной необходимостью. Фантастические образы, в которых первоначально отражались только таинственные силы природы, приобретают теперь также и общественные атрибуты и становятся представителями исторических сил".

Иначе говоря, очеловечивание тотемов начинается с усилением значения общественных сил (т. е. действий людей) в жизни индивида. Очень показательно, например, что бог города и нома Бусирис (Нижний Египет), имя которого до сих пор читалось как "Анти" (в действительности следует читать "Немти", как доказал советский египтолог О. Берлев), изображается как человек с инсигниями фараона, а в "Текстах пирамид" носит исторический титул номарха - "начальник нома своего", или "возглавляющий восточный ном". В данном случае иконография и титулы в "Текстах пирамид" отражают процесс антропоморфизации божества, первоначально сокола. Ведь общественные силы, в зависимости от которых оказался человек, - это прежде всего лица, начавшие распоряжаться его судьбой, - в первую очередь номарх, потом фараон.

Египетская иконография свидетельствует о том, что полной антропоморфизации подверглось небольшое число богов - Осирис, Пта, Амон, Хонсу, Мин, Атум, Исида и др. Некоторым из них поклонялись в крупных религиозных центрах, в которых богословская мысль ушла далеко вперед от тотемистических и фетишистских представлений. Процесс антропоморфизации происходил повсюду в Египте приблизительно одновременно, ибо рост производительных сил и развитие производственных отношений (т. е. процесс разложения первобытного родового общества) происходили по всей стране в основном равномерно. Большинство второстепенных религиозных центров отстало в своем развитии от Гелиополя, Коптоса, Мемфиса, Фив, и, вероятно, поэтому в этих второстепенных центрах, несмотря на усиленную работу богословской мысли, антропоморфизация божеств в иконографии оказалась не столь полной.

Во всяком случае, жречество всех религиозных центров находилось под мощным влиянием древних религиозных традиций и вопреки всякой земной логике соединяло в одном образе несоединимое - человеческое и животное начала. Антропоморфизация не ослабила, однако, тотемизма и культа животных.

Следует подчеркнуть, что местные боги исторических времен (т. е. начиная с Древнего царства) не всегда исконные местные боги. Так, в Гелиополе солнечный бог Ра вытеснил более древнего местного Атума, который, однако, не был забыт совсем и оставлен волей жрецов на почетных ролях в гелиопольском пантеоне. В Абидосе местный бог умерших Хентиментиу был вытеснен Осирисом и слился с ним. В Фивах местного бога Монту заменил Амон и т. д. Мы можем лишь констатировать факт этих смен, не будучи в состоянии вскрыть их причины. Политическая история страны оказала огромное влияние на развитие египетских религиозных представлений; некоторые местные боги были выдвинуты в ходе истории на положение общеегипетских божеств, почитавшихся по всей стране. Это происходило тогда, когда тот или иной город, та или иная область становились в силу развития исторических событий центральными, иначе говоря столичными, и представляли собой резиденцию фараон!. Или же когда тот или иной город, не становясь столицей, но пользуясь покровительством фараона, возвышался над другими. Местное божество выходило из тени провинциального бытия на общеегипетскую религиозную арену, а религиозные представления, связанные с ним, широко распространялись, напластовываясь на местные взгляды и верования, становились достоянием всей страны. Так было с гелиопольским Ра, мемфисским Пта, гермопольским Тотом, фиванским Амоном и некоторыми другими. В результате в религиозных воззрениях возникли неувязки и противоречия, к устранению которых богословское мышление египетских жрецов приложило немало безуспешных в целом усилий, отраженных в религиозных текстах.

Наконец, надо подчеркнуть еще одно обстоятельство - в Нижнем и Верхнем Египте в ряде пунктов существовал культ одних и тех же божеств, например культ бога Осириса в Верхнем Египте и в Бусирисе (Нижний Египет), культ бога Хора в нескольких городах Верхнего и Нижнего Египта и т. д. Случайностью это, конечно, быть не могло. К сожалению, за неимением источников наука до сих пор не может дать конкретное объяснение в каждом отдельном случае, но общее объяснение не так уж сложно: мы, несомненно, имеем дело с плодами религиозной пропаганды поклонников того или иного божества, возникшей в результате часто скрытых от нас исторических и политических событий. Здесь следует напомнить читателю оказанное выше: в египетской религии на протяжении ее многовековой истории всегда было две струи - воззрения правящих кругов (струя, далеко не гомогенная, со множеством противоречий), получившие отражение в огромном количестве религиозных текстов и потому относительно легко доступные для исследования, и религиозные воззрения народных масс (струя также не гомогенная, не засвидетельствованные памятниками и потому не доступные для исследователя.

Начнем обзор местных культов с Верхнего Египта. У первого порога Нила расположен остров Элефантина. На южной оконечности острова существовал храм бога Хнума, изображавшегося в виде человека с бараньей головой. Хнум искони считался владыкой и демиургом на территории, прилегающей к первому порогу. Женой бога Хнума была богиня Сатис, а богиня Анукет - дочерью. Обе эти богини, которых египетская иконография изображала антропоморфными, по-видимому, искони почитались на территориях, расположенных к югу от Египта, следовательно, это божества, "заимствованные" египтянами у южных соседей.

Богиня Анукет считалась владычицей Сехеля, одного из островов архипелага первого нильского порога. Значительно позднее, в греко-римские времена, на двух островах этого архипелага процветал культ бога Осириса и богини Исиды. Когда именно проник сюда и утвердился здесь их культ - неизвестно. На острове Бигэ, известном в греко-римское время под названием Абатон, якобы покоился прах бога Осириса. На соседнем острове Филэ был воздвигнут храм в честь жены Осириса, богини Исиды, и сына Осириса и Исиды, бога Хорпакрата (что означает "Хор-дитя"). Каждые десять дней богиня "посещала" могилу своего покойного супруга (туда возили ее идола), где совершалось заупокойное возлияние молоком. Доступ на Бигэ был крайне затруднен, особенно для чужеземцев.

На Филэ наряду с храмом богини Исиды существовал храм в честь богини Хатхор; богослужение в нем сопровождалось ночным пением и плясками. Наконец, здесь же, на Филэ, был воздвигнут небольшой храм в честь бога врачевания Имхотепа, которого греки называли Асклепием.

В греко-римские времена культ богини Исиды в Египте пользовался огромной популярностью. То же самое должно сказать и о храме богини Исиды на острове Филэ. Его посещали не только египтяне, но и толпы греческих паломников, оставивших многочисленные граффити на стенах храма. Несколько позже, уже во времена христианства, храм богини Исиды на Филэ пользовался исключительным вниманием и почитанием у племени блеммиев, населявших в этот период территории к югу от первого порога. Богиня Исида считалась у блеммиев богиней-матерью, высшим божеством. Культ ее на острове Филэ был ликвидирован в административном порядке при византийском императоре Юстиниане в 535 г. н.э. Это был последний очаг язычества на территории Египта.

Таким образом, на территориях, прилегающих к первому порогу, налицо следы более древних, исконных верований в бога Хнума и в нубийские божества и следы более поздних культов Осириса, Исиды и других названных выше божеств. Не следует думать, что более поздние культы привели к вытеснению и забвению более древних: они продолжали мирно сосуществовать.

Храм Исиды на Филэ - одна из жемчужин египетской архитектуры греко-римского времени. В древности он был объектом паломничества и по сей день продолжает привлекать многочисленных туристов. Несколько севернее, вниз по течению Нила, находится местность, известная в настоящее время под названием Ком-Омбо. Здесь, на восточном склоне возвышенности, над изгибом реки, довольно хорошо сохранился египетский храм римского времени. Это был храм двух божеств, господствовавших в нем на равных правах, - крокодилообразного бога Себека и Харура (Хор Великий - одна из ипостасей бога Хора). Установлено, что здесь и прежде был храм, восходящий к XVIII династии, но был ли он посвящен двум богам - неизвестно. Чем объяснить сочетание Себека и Харура, сказать трудно, но факт налицо. Каждого из этих богов жрецы Ком-Омбо наделили "семьей".

Еще севернее, где Нил течет по ущелью Гебель Сильсила, в скалах, через которые великая река пробила себе путь, во времена Нового царства были высечены часовни и начертаны гимны богу реки - Хапи. Ниже по течению реки, уже после Гебель Сильсилы, в Эдфу, стоит большой храм, построенный во времена Лагидов. Он посвящен богу Хору Бехдетскому (подробнее о нем будет сказано в гл. - "Эдфу и Хор Бехдетский"). Этот храм сохранился лучше всех остальных храмов древнего Египта, более того, можно без преувеличения сказать, что он дошел до нас почти в неповрежденном временем виде, посещение его оставляет неизгладимое впечатление. Воплощением Хора в Эдфу был сокол. Возле храма содержался птичник для соколов. Жрецы в храме в определенные дни разыгрывали ритуальную драму, содержащую эпизоды из борьбы Хора против своих врагов. Культ Хора в Эдфу отправлялся еще во времена Древнего царства, а восходит он к эпохе до объединения Египта. Хор Эдфуский считался мужем богини Хатхор (из Дендеры), а их сыном - Хорсматауи ("Хор - объединитель Обеих Земель"). В поздние времена Хор Бехдетский почитался как один аз главнейших богов страны.

Ниже по течению Нила, на его западном берегу, находился очень древний город Нехен, современный Ком-эль-Ахмар. Здесь также почиталась одна из ипостасей Хора - в виде мумии. Об этом божестве и его культе, кроме самого факта их существования, ничего не известно. На восточном берегу Нила, почти против Нехена, находился город Нехеб. Здесь богиней была уже упомянутая Нехбет - белый коршун (о ней подробнее в гл. - "Некоторые другие локальные и нелокальные божества").

Несколько севернее, на западном берегу Нила, был расположен город, носящий теперь название Эсне (древний Та-Сни). В середине этого небольшого городка высится египетский храм римского времени. Здесь уже во времена Тутмоса III поклонялись, как и на Элефантине, богу Хнуму, которого рассматривали как демиурга, создавшего человечество из глины на гончарном круге; считалось, что этим же способом он создавал каждый раз новорожденного фараона. В качестве его жены фигурировала богиня земного плодородия Небетуу, а в качестве сына - бог Хека. Об этих двух божествах известно очень немного. В более поздние времена женой бога Хнума стала могущественная богиня Саиса (Нижний Египет) - богиня Нейт. Культ богини Нейт существовал в Саисе постоянно, когда же и при каких обстоятельствах он появился в Эсне - неизвестно. Следует отметить, что, обосновавшись в Эсне, богиня Нейт не утратила двуполого своего облика - характерной особенности, которой она отличалась в Саисе, где считалась одновременно богом и богиней - творцом вселенной. В Саисе Нейт не была сопряжена ни с каким богом, и это логично. Появившись в Эсне и став женой бога Хнума, она вопреки логике сохранила свой двуполый характер и роль верховного демиурга. Божественная пара Хнум - Нейт воплощала явное противоречие, однако в религиозном сознании египтян, населявших Эсне, это вполне укладывалось, о чем свидетельствуют соответствующие тексты.

Далее, к северу от Эсне, в четырех городах - Гермонте, Фивах, Медамуде и Тоде - процветал главным образом культ бога Монту, священным животным которого был сокол. Со времен XIX династии Монту считался богом войны. Начиная с XII династии одно из местных фиванских божеств, бог Амон, упомянутый всего один раз в "Текстах пирамид", постепенно выдвигается на первый план и его отождествляют с богом солнца Pa - древним богом Гелиополя. Это отождествление началось рано: на спине статуэтки фараона Пепи I (VI династия, конец Древнего царства), найденной в Карнаке, значится, что фараон был "любим Амоном-Ра, владыкой Фив". Со временем, особенно в эпоху Нового царства, Амон-Ра становится всеегипетским богом, "царем богов", как он неоднократно называется во многих текстах. Бог Амон был "женат" на богине Мут, а их сыном был бог луны Хонсу. В их честь были воздвигнуты храмы в Фивах. В иконографии Амон имел антропоморфный вид. В Фивах же процветал культ многих божеств, в частности богини фиванского некрополя Мертсегер (что значит "любящая молчание"), бога Хнума и др.

К северу от Фив, в Коптосе, исконным местным богом был Мин, итифаллическое божество с антропоморфным обликом. Его женой считалась богиня Исида, а их сыном - бог Хор. Богу Мину поклонялись не только в Коптосе, но и на обширных территориях, которые пересекает Уади-Хаммамат.

Ниже по течению Нила был расположен город Дендера, древний Тентюра. С глубокой древности божеством здесь была богиня Хатхор, упоминавшаяся уже в "Текстах пирамид" как богиня Дендеры; изображалась богиня женщиной с коровьими ушами. Ее мужем считался в Дендере бог Хор Эдфуский, о котором уже было сказано выше, а их сыном - бог Ихи. В Дендере сохранился огромный храм птолемеевского времени, посвященный Хатхор, которая считалась богиней любви и веселья и с которой греки отождествляли свою Афродиту.

Беглого взгляда на карту достаточно, чтобы увидеть, какое значительное расстояние между Дендерой и Гермополем, бывшим важным религиозным центром, где почитался бог Тот (об этом будет сказано далее). На пути от Дендеры до Гермополя был расположен ряд населенных пунктов, в которых отправлялись культы разных божеств. Скажем об этих культах всего несколько слов, поскольку наука не располагает о них достаточной информацией.

На западном берегу Нила, несколько ниже по течению, чем Дендера, расположены почти по соседству два древних города - Абидос и Тинис. Последний был главным городом нома, откуда произошли две первые династии; богом Тиниса был Инхар (греч. форма - Онурис), а его женой - львино-подобная богиня Мехит. В соседнем Абидосе с древнейших времен богом некрополя и умерших был Хентиментиу, позже вытесненный Осирисом. Последний стал главным богом в Абидосе. Начиная с эпохи Среднего царства здесь разыгрывались жрецами мистерии Осириса. В Абидосе были обнаружены погребения фараонов первых двух династий, а во времена XIX династии фараоны Рамсес I, Рамсес II и Сети I воздвигли здесь свои заупокойные храмы. В наилучшем из них, храме Сети I, семь отделений: одно из них посвящено умершему фараону, другое - богу Пта, третье - богу Харахти, четвертое - Амону и оставшиеся три - Осирису, Исиде и Хору.

Еще ниже по течению Нила, в городе, который древние греки называли Панополис (в настоящее время Ахмим), с древнейших времен существовал культ уже упомянутого итифаллического бога Мина.

Далее, к северу, в древнем городе Тьебу, который греки назвали Антеополисом и который теперь называется Кау-эль-Кебир, чтили бога Сетха, убившего, согласно мифу, своего брата Осириса. Ниже по течению Нила был расположен город, названный греками Ликополис ("волчий город"), современный Ассиут. Здесь с древнейших времен поклонялись богу Упуаут, что значит по-египетски "открыватель путей". Это было местное хтоническое божество, изображавшееся в виде шакала или волка.

Еще далее на север был расположен крупный религиозный центр Шмун, который греки называли Гермополем (в настоящее время Эль-Ашмунейн). Здесь со времен глубокой древности поклонялись Тоту, зооморфному богу с головой птицы ибис, возглавлявшему местную огдоаду (восьмерку) богов, с помощью которых Тот создал весь мир. Тот был не только местным богом, но и всеегипетским божеством письма, знаний, магии, покровителем писцов. В этом качестве он фигурирует во многих текстах разного плана. Его священными животными были ибис и обезьяна.

Наряду с Тотом в Гермополе поклонялись богу Шепси и другим богам, которые упоминаются в одном из текстов времени XIX династии. Здесь мы находим Ра и Атума, Осириса и Мина, Хора, Пта, Хнума, Анубиса и т. д., а также древнюю богиню в облике зайца. Когда и как проникли в Гермополь эти культы - неизвестно.

На некотором расстоянии от Гермополя, ниже по течению Нила, был расположен древний Нинсу, названный греками Гераклеополем, современный Ихнасья-эль-Мадина. Местным богом здесь был Харшеф, которого отождествляли с самим богом солнца Ра. Несколько севернее Гераклеополя, в некотором отдалении от западного берега Нила, находится оазис Фаюм. Здесь главным богом был бог Себек, местный демиург.

Перейдем к божествам Нижнего Египта (т. е. Дельты). Начнем с Мемфиса. Мемфис расположен в верховье Дельты близ современного Каира - именно здесь она начинается. Согласно египетскому преданию, Мемфис был заложен основателем I династии Менесом (Мина) и сразу стал столицей объединенного Египта. Впоследствии, когда столицей страны стали Фивы, а затем и другие города, Мемфис продолжал оставаться одним из крупнейших городов страны и одним из важных центров религиозной жизни.

Древнейшим местным богом здесь был Татенен, антропоморфное хтоническое божество, слившееся затем с антропоморфным богом Пта, который приобретает "семью" в виде львиноподобной богини Сехмет и сына, бога Нефертума, также антропоморфного. Но, конечно, не только культ этих богов существовал в Мемфисе; здесь поклонялись множеству других божеств - например, Амону-Ра, Анубису, Осирису, Хатхор и т. д.

На самом севере Дельты, чуть восточнее Розеттского рукава Нила, находится современный Тель-эль-Фараун, Буто. древних греков, который египтяне называли Пе или Деп. Местным божеством со времен глубочайшей древности здесь была богиня-кобра Уаджет, покровительница Нижнего Египта. Имена Уаджет и богини Верхнего Египта Нехбет (коршун) вошли как обязательные компоненты в титулатуру фараонов объединенного Египта.

Большую роль в религиозной жизни страны играл город Саис, расположенный несколько южнее Тель-эль-Фарауна, чуть восточнее Розеттского рукава Нила. Во времена XXVI династии, происходившей из этого города, Саис играл видную роль. Это был центр культа древней богини Нейт, считавшейся демиургом и верховным божеством. Она упоминается уже в "Текстах пирамид". В наши дни от Саиса практически ничего не осталось.

Приблизительно в центре Дельты неподалеку друг от друга были расположены два города: севернее, в Севеннитском номе, - современный Бехбет-эль-Хаггар (древние греки называли его Исеум); южнее - главный город Бусиритского нома Пер-Усир (др. - греч. Бусирис, современный Абу-Сир-Бана), От Исеума сохранилось лишь некоторое количество гранитных блоков - остатки большого храма. От Бусириса - и того меньше, на его месте теперь деревушка. Города эти были "родиной", если так можно выразиться, двух крупнейших богов египетского пантеона. Первый - богини Исиды, второй - бога Осириса. Вероятно, географическая близость этих мест способствовала в какой-то мере сближению бога и богини и превращению их в супружескую пару, многократно упоминаемую в "Текстах пирамид".

Современный Тель-эль-Баламун (др. - егип. Бехдет), расположенный к востоку от Дамиеттского рукава, испокон веков был центром культа бога Хора. Современный Тель-Баста, близ Эз-Заказик (др. - егип. Пер-Баст, др. - греч. Бубаст) издревле славился культом кошачьей богини Бастет, упоминаемой еще в "Текстах пирамид".

Закончим наш беглый обзор городом Гелиополем. Нельзя не пожалеть о полном исчезновении гелиопольского храма - сохранился лишь обелиск Сенусерта I. Местным богом в Гелиополе был Атум, хтоническое божество. Когда и каким образом его сменил бог Ра, не вытеснив, однако, полностью, - неизвестно. Как и Атум, Ра был в Гелиополе демиургом, главой великой девятки (эннеады) богов. Имена этих богов, как и самого Ра, постоянно упоминаются в "Текстах пирамид". В Гелиополе чтили и многих других богов.

Необходимо еще раз подчеркнуть, что данный очерк религиозной географии ни в коей мере не претендует на полноту. Упомянуты лишь главные божества, и то не все, как и далеко не все пункты, в которых чтили те или иные божества и где был воздвигнут хотя бы самый скромный храм в их честь. Дать исчерпывающую информацию на основании имеющихся источников было бы более чем затруднительно, но и в случае, если бы это удалось, такая информация была бы неполным отражением исторической реальности: ведь далеко не все культы и не все пункты культов перечислены в источниках.

В заключение хотелось бы акцентировать внимание исследователя египетской религии на трех очень важных моментах:

1) история возникновения и развития культов египетских божеств, за сравнительно редкими исключениями, нам малоизвестна;

2) облик египетских божеств (имеется в виду не более или менее стабильный внешний, иконографический облик, а облик функциональный - их роль в религии) чаще всего весьма расплывчат, лишен ясности, нестабилен. В еще большей мере это относится к мифологической биографии отдельных персонажей египетского пантеона, к взаимоотношениям этих персонажей в разных вариантах мифов, нередко содержащих взаимоисключающие утверждения;

3) во многих местностях Верхнего и Нижнего Египта обнаружен культ одних и тех же богов. Так, например, богиня Хатхор - "владычица" не только Дендеры, но и ряда других пунктов - в маммиси римского времени при храме Дендеры богиня Хатхор фигурирует как "владычица", т. е. как богиня, 29 разных местностей. Культ бога Хора мы встречаем во множестве пунктов Верхнего и Нижнего Египта. То же самое можно сказать и о других божествах. Вместе с тем следует подчеркнуть, что в одном и том же крупном религиозном центре боги выступают в разных ипостасях. Известно, например, что в Фивах по меньшей мере в трех частях города поклонялись местным разновидностям бога Амона, а в разных частях Мемфиса - нескольким разновидностям бога Пта.

Египетская (древнеегипетская) религия - система политеистических верований племен и народов долины Нила в эпоху первобытнообщинного и раннерабовладельческого общества.

Огромное значение в верованиях древних египтян играло поклонение природе, а зооморфизм и тотемизм, характерные для их религии, объясняются важной ролью скотоводства и охоты в экономике страны. К глубокой древности восходил в Египте культ священного камня.

Были свойственны для религии древнейших египтян и представления о «священной земле», «матери природы», а также о боге земли Гебе. Первый водный хаос, основу всей природы, они называли богом Нун. Египтяне обоготворяли Нил, именуя его Хапи, сопоставляя его с богом животворящих сил Осирисом и называя его «старшим среди богов, Нилом (Хапи), который создал все, который разливается, чтобы дать жизнь людям». Дождь, вода, в представлениях древних египтян, исходила из «глаза солнечного бога Гора», или из тела и глаз плачущей богини Изиды, а священный источник около Гелиополиса воспринимался египтянами Древнего Царства как проявление водного божества. Все воды они населяли духами, «которые пребывают в воде» и среди которых царит бог водяной пучины Собк, изображавшийся в виде крокодила или человека с головой крокодила.

Культ животных (зоолатрия) был широко распространен в Египте, начиная с архаической (додинастической) эпохи. Египтяне поклонялись священным львам и львицам. Таковы были культ Миизисс в Бубастисе, культ богинь-львиц в городах Тинис, Мемфис и в Эскэ, среди которых особым почтением пользовался культ львиноголовой богини Сомхет. А в городе Буто почитали ядовитую змею, именуя ее богиней Уаджит. Чтили египтяне и домашних животных: например, священных быков Аписа и Мневиса в Мемфисе и Гелиополисе Бог Хнум, почитаясь богом творческой силы, изображался в виде барана. Особое распространение во всем Египте получил культ священной коровы - богини Хатхор. Покровителями царской власти считали сокола, пчелу, коршуна и змею, а самого фараона часто изображали в виде льва с головой человека - Сфинкса.

С эпохи родового строя в Египте существовал культ предков и связанный с ним заупокойный культ. Полагая, что загробная жизнь есть лишь продолжение земного существования, египтяне оберегали посредством мумификаций тело покойного (Хат) для того, чтобы душа человека Ба могла вечно пребывать в нем.

С телом (Хат) был связан Ка, или «двойник» человека, его энергетический фантом, наделенный всеми атрибутами человека и способный существовать независимо от него, перемещаться по земле, возноситься на небо и беседовать с богами.

Душа же называлась египтянами Ба, Ба изображалась в виде сокола с головой человека, и по природе своей состоит из чистого эфира, имея способность оставлять гробницу и подниматься в небеса, наслаждаясь там вечным существованием.

Существовал в представлении египтян и духовный разум, или дух человека - Ху, имевший вид святящегося неосязаемого образа его тела. Другой очень важной частью человеческой сущности была Сехем (древнеегип. - властвовать над чем-либо) - сила. Следующей составляющей человека была Ханбит - Тень, всегда пребывающая возле души.

Одной из наиболее важных составляющих сущности человека была его Рен - Имя, с уничтожением которого разрушаются и все остальные сущности человека, ибо безымянное существо не может быть представлено богам.

Особое значение приобрел в Древнем Египте солярный культ - культ бога солнца, центром которого в древнейшие времена был город Иуну, греками впоследствии названный Гелиополисом - Городом Солнца, игравший роль крупнейшего религиозного центра Египта в течение всей его древней истории.

В эпоху Древнего Царства верховным богом Солнца является бог Ра. С культом Ра постепенно сливается культ бога Гора, изображавшегося в виде солнечного диска с крыльями птицы. В эпоху Нового Царства получает совершенное воплощение и развитие догмат о царе как сыне верховного бога Солнца.

Античные мифы о потопе

У античных греков существовало три версии о Потопе. Они относятся, видимо, не к вселенским, а к частным, местным наводнениям, впрочем, страшным и разрушительным на довольно большой территории. Зато по-древнегречески эти истории красочны и захватывающи. Занимательность мифа в полной мере перешла в литературу.
Самая древняя версия мифа - о царе Беотии Огигесе. Наиболее разработанная - о Девкалионе и его жене Пирре. Третья версия - о царе Дардане, сыне Зевса и плеяды Электры, основавшем у подножия горы Ида город Трою.
Остановимся на Девкалионовом потопе, подробно описанном в источниках. Он произошел потому, что Зевс разгневался на нечестивых сыновей Ликаона, который был сыном Пеласга (племя пеласгов заселяло Элладу до того, как туда пришли эллинские племена). Сам Ликаон был первым, кто цивилизовал Аркадию и ввел культ Зевса, но разгневал верховного бога тем, что принес ему в жертву мальчика. В наказание Ликаон был превращен в волка.
История о Зевсе и мальчике-жертве является не столько мифом, сколько притчей, которая выражает то отвращение, которое испытывали жители культурно более развитых областей Греции к древним каннибальским обрядам, исполнявшимся «именем Зевса» в Аркадии. Ликаоновы обряды, которые Зевс не мог одобрять, совершались, очевидно, для того, чтобы отпугнуть волков от стад и послать им человеческого царя. Так «работает» мифологическое сознание.
У Ликаона было 50 сыновей. Весть о новых преступлениях, совершенных ими, достигла Олимпа, и сам Зевс решает навестить их, приняв вид бедного странника. Их наглость была столь велика, что они поставили перед Зевсом суп из потрохов, в котором внутренности их брата Никтима были смешаны с потрохами коз и овец. Зевс все понял и, отшвырнув стол, на котором стояло это отвратительное кушанье, превратил всех братьев в волков, а Никтима вернул к жизни. Место, где все произошло, стало называться Трапезунд.
Вернувшись на Олимп, Зевс, у которого еще не прошло отвращение к увиденному, обрушил на землю огромное количество воды, намереваясь утопить в ней все человечество. Однако царь Фтии Девкалион, предупрежденный своим отцом, титаном Прометеем, которого он посетил на Кавказе, построил ковчег, погрузил на него провизию, а затем взошел на него сам с женой Пиррой, дочерью Эпиметея, брата Прометея. После чего подул южный ветер, пошел дождь, и реки с ревом понеслись к морю, которое, поднимаясь все выше и выше, смывало города, расположенные на побережьях и в долинах. Наконец под водой оказался весь мир, кроме нескольких горных вершин, и все смертные существа, кроме Девкалиона и Пирры, исчезли с лица земли. Ковчег носило по волнам девять дней, после чего вода стала спадать, и ковчег пристал к горе Парнас. Кроме того, называют гору Афон. Говорят также, что о появлении земли Девкалиону сообщил выпущенный им голубь [Аполлодор, III, 1].
Девкалионов потоп связан, скорее всего, с прорывом перешейка, отделяющего Средиземное море от Атлантического океана - там, где сейчас Гибралтарский пролив. Прорыв произошел в результате таяния последнего европейского ледника примерно в Х-ХІ тыс.до н.э. и поднятия в связи с этим уровня Мирового океана на 150-200 м. В результате были затоплены огромные территории как вокруг Средиземного моря, так и вокруг Черного.
Аполлодор, наиболее авторитетный древнегреческий собиратель и классификатор мифов, продолжает о Девкалионе: «Сойдя благополучно на землю, Девкалион и Пирра принесли жертву Зевсу и отправились на молитву в святилище Фемиды на реке Кефисе, крыша которого была покрыта водорослями, а алтарь давно остыл. Они молили о возрождении человечества. Услышав их голоса, Зевс отправил к ним бога-вестника Гермеса, чтобы тот заверил, что любая их просьба будет выполнена. Богиня-законодательница Фемида явилась сама и сказала: «Покройте головы ваши и бросайте кости праматери через голову». Поскольку у Девкалиона и Пирры были разные матери и обе к тому времени уже почили, то они решили, что титанида имела в виду мать-землю, чьи кости — это камни, лежащие на речном берегу. Поэтому, закутав голову и распустив пояса, они стали собирать камни и бросать их через голову. Из камней, брошенных Девкалионом, появлялись мужчины, а из камней, брошенных Пиррой, женщины. Так снова появилось человечество и с тех пор слова «люди» (laos) и «камень» (laas) звучат очень похоже в разных языках» [Аполлодор, III, 2].
По мысли известнейшего английского мифолога и писателя Роберта Грейвса, превращение камней в людей - это заимствование, принесенное элладцами с востока: «Иоанн Креститель упоминает аналогичную легенду, когда обыгрывает древнееврейские слова «Ьашгп» и «аЬапіш», заявляя, что Господь может сотворить детей Аврамовых из камней пустынных» [Грейвс, 105]. Однако и у белорусов есть аналогичный миф, что еще раз подтверждает родственность всех индоевропейских народов.
У Девкалиона было несколько сыновей, но наиболее известен из них Эллин, праотец всех греков. Тот же Грейвс предполагает, что имя Эллин указывает на поклонение Элле-Эллен-Елене-Селене, то есть Луне [Грейвс, 105]. Однако русские исследователи связывают имя со славянским Елень-Олень.
В изложенном мифе, в именах его героев есть какой-то, еще, видимо, не понятый учеными символизм. Ведь не случайно единственный спасшийся в катастрофе человек - сын Прометея, с именем которого связано становление Человеческой Цивилизации. В знаменитой драме Эсхила «Прикованный Прометей» герой, прикованный цепями к горе Кавказа (вот так и надо обуздывать цивилизацию!), беседует с другими героями и вовсе не раскаивается в том, что дал людям огонь и обучил их разным ремеслам, освободив от холода, голода и других бедствий. Он осмелился сознательно нарушить запрет Зевса. Эта фабула убедительно свидетельствует о кардинальных мировоззренческих сдвигах в античной культуре. С одной стороны, Зевс предстает как деспот, тиран, который за прегрешения даже одного человека грозится уничтожить весь род людской. С другой стороны, поступок Прометея является прямым вызовом Зевсу, а более широко - устоявшимся представлениям о миропорядке, когда даже в совершенном небесном обществе невозможны отклонения от жестко детерминированного течения событий (еще бы -даже земные боги не властны над законами Вселенной!). «Эсхил не воспринимает мир как игру анархических сил, но как некий постоянно меняющийся порядок, который человек должен понять с помощью богов и привести его в систему» [Боннар, 222]. В вузовских учебниках обычно пишут, что своими деяниями Прометей вносит возмущение в состояние олимпийцев, свидетельствуя этим об изменяющемся отношении к ним со стороны людей. С нашей точки зрения, нельзя сказать, что это хорошо. Человечество возгордилось, уверенное, что может властвовать над природой, - ведь античные боги олицетворяли различные природные стихии и явления. Тем более в своем могуществе уверены современные люди. Однако события даже лета 2002 года - землетрясения, катастрофические наводнения в Европе, в Китае - свидетельствуют, что Зевс (Природа) все еще всемогущ. Мудрый Эсхил понимал это, потому написал трагедию «Освобожденный Прометей», где титан и Зевс приходят к компромиссу.
В теме «Зевс - Прометей » наличествует еще один важный контекст, а именно: искупительная жертва Спасителя ради рода людского. Данный сюжет получил дальнейшее развитие в христианстве и в других религиях. И в философском плане можно сказать, что мир стоит на жертвенности: растения приносят себя в жертву животным, животные - людям. «В случае с Прометеем, однако, наблюдается личностный выбор, самопожертвование, хотя, если Зевс выполнит свою угрозу и сбросит Прометея в Аид - также и вынужденная жертва бога. И сам Спаситель -не человек, а бог, то есть существо, наделенное большими возможностями в сравнении с человеком. Но глубинный смысл этого мифа состоит в том, что дело исправления несовершенного мирового устройства, в том числе предотвращение возможной вселенской катастрофы, переходит в руки самих людей, пусть еще с оговорками и предосторожностями. Все чаще в мировой порядок вносятся не только разрушающие, но и созидательные действия людей, которые начинают осознавать себя действительным субъектом (а не только объектом) исторического процесса. Наряду с этим усиливается и осознание меры человеческой свободы (или несвободы), поскольку творцом и демиургом этого опять-таки выступает человек» [Водопьянов, 35-36]. И все же с космическим катаклизмом человечество бороться пока не в состоянии. Об этом ярко свидетельствует еще один античный миф, - пожалуй, один из самых известных в мире, - миф об Атлантиде.

Вопрос, касающийся конца света и загробной жизни, интересовал людей всегда, что объясняет наличие различных мифов и представлений, многие из которых похожи на сказку. Для описания основной идеи используется эсхатология, которая характера для многих религий и разных исторических течений.

Что такое эсхатология?

Религиозное учение о конечных судьбах мира и человечества называется эсхатологией. Выделяют индивидуальное и всемирное направление. В становлении первого большую роль сыграл Древний Египет, а второго – иудаизм. Индивидуальная эсхатология – это часть всемирного направления. Хоть в Библии ничего не сказано о будущей жизни, во многих религиозных учениях идеи посмертного воздания прочитывают отлично. В пример можно привести египетскую и тибетскую Книгу мертвых, а еще Божественную комедию Данте.

Эсхатология в философии

Представленное учение не только рассказывает о конце мира и жизни, но и о будущем, которое возможно после исчезновения несовершенного бытия. Эсхатология в философии – это важное течение, рассматриваемое конец истории, как завершение неудачного опыта или иллюзий человека. Крушение мира одновременно подразумевает вхождение человека в область, которая соединяет в себе духовную, земную и божественную часть. Философию истории невозможно отделить от эсхатологических мотивов.

Эсхатологическая концепция развития общества получила свое распространение в философии Европы в большей степени благодаря особому европейскому мышлению, которое рассматривает все существующее в мире по аналогии с деятельностью человека, то есть, все находится в движении, имеет начало, развитие и конец, после чего можно оценить результат. К основным проблемам философии, которые решают при помощи эсхатологии, относят: осмысление истории, сущность человека и способы совершенствования, свободу и возможности, а еще разные этические проблемы.

Эсхатология в христианстве

Если сравнивать с другими религиозными течения, то христиане, как и иудеи, опровергают предположение о цикличности времени и утверждают, что будущего после конца света не будет. Православная эсхатология имеет непосредственную связь с хилиазмом (учение о грядущем тысячелетнем царствовании на земле Господа и праведников) и мессианизмом (учением о грядущем пришествии божьего посланника). Все верующие уверены, что вскоре на землю второй раз придет Мессия и наступит конец света.

При возникновении христианство развивалось, как эсхатологическая религия. В посланиях апостолов и в книге Откровений прочитывается мысль, что конца света не избежать, но когда он произойдет известно только Господу. Христианская эсхатология (учение о конце света) включает диспенсационализм (представления, рассматривающие исторический процесс, как последовательное распределение божественного Откровения) и учение о восхищении церкви.

Эсхатология в исламе

В этой религии эсхатологические пророчества, касающиеся , занимают большое значение. Стоит заметить, что рассуждения на эту тему являются противоречивыми, а иногда даже непонятными и двусмысленными. Мусульманская эсхатология базируется на предписаниях Корана, и картина конца света выглядит примерно так:

1. До того как произойдет великое событие наступит эпоха страшного нечестия и неверия. Люди предадут все ценности ислама, и они погрязнут в грехах.
2. После этого наступит царство антихриста, и оно продлится 40 дней. Когда этот период закончится, придет мессия и грехопадение закончится. В результате в течение 40 лет на земле будет идиллия.
3. На следующем этапе будет подан сигнал о наступлении , который будет проводить сам Аллах. Он допросит всех и живых, и мертвых. Грешники попадут в Ад, а праведники в Рай, но им для этого придется пройти по мосту, через который их могут перевести животные, которые они при жизни принесли в жертву Аллаху.
4. Стоит заметить, что христианская эсхатология была основой для ислама, но присутствуют и некоторые существенные добавления, например, указано, что на Страшном суде будет присутствовать пророк Мухаммед, который сможет смягчить участь грешников и будет молить Аллаха простить грехи.

Эсхатология в иудаизме

В отличие от других религий в иудаизме встречается парадокс Творения, который подразумевает создание «совершенного» мира и человека, а затем, они проходят этап падения, доходя до грани исчезновения, но это не конец, поскольку по воле создателя, они снова приходят к совершенству. Эсхатология иудаизма базируется на том, что злу придет конец и в итоге победит добро. В книге Амоса указано, что мир будет существовать 6 тыс. лет, а разрушение продлится 1 тыс. лет. Человечество и ее историю можно разделить на три этапа: период опустошения, учение и эра Мессии.

Скандинавская эсхатология

Мифология Скандинавии отличается от других эсхатологическими аспектами, согласно которым у всех есть судьба, и боги не являются бессмертными. Концепция развития цивилизации подразумевает прохождение всех этапов: рождения, развития, угасания и гибели. В результате на руинах прошлого мира будет зарождаться новый и из хаоса формироваться мировой порядок. Многие эсхатологические мифы построены на такой концепции, и они отличаются от других тем, что боги являются не наблюдателями, а участниками событий.

Эсхатология Древней Греции

Система религиозных взглядов в древности у греков отличалась, поскольку они не имели представления о конце мира, считая, что у того, что не имеет начала, не может быть и завершения. Эсхатологические мифы Древней Греции в большей степени касались индивидуальной судьбы человека. Греки считали, что первым элементом является тело, которое является безвозвратным и исчезает навсегда. Что касается души, то эсхатология указывает, что она бессмертна, происходит и предназначена для общения с Богом.

Есть начальная точка, есть и конечная точка бытия. Ее трактуют мифы о конце света: мифы эсхатологические (греч.: эсхатос – последний).

Начавшийся когда-то мир имеет и конец. Он уничтожается по воле богов, в результате мировой катастрофы: потопа, пожара, мора, холода и др. Вина за это чаще всего возлагается на людей, которые нарушают законы, установленные богами. Происходят распри, преступления, братоубийство.

Иногда причина гибели мира отсутствует. Конец мифа становится безотносительным к любым свершениям и событиям. Он воспринимается как неизбежность, закономерность.

Формы, достигая расцвета, разрушаются и возвращаются в исходную точку. Подчас же эсхатологический миф разворачивается в историю о постепенной деградации бытия. Происходит его прогрессирующая раскосмизация.

Однако погибший мир чаще всего возобновляется. Распространено представление о циклическом ритме гибели-возрождении мира. В мифах часто содержится концепция сменяющих друг друга эонов и множественных миров. Мир сгорает в пламени космического пожара и обновляется в нем. Конец есть начало. Жизнь вечно воспроизводится и повторяется, так что все рожденное появляется на свет вновь и вновь через какие-то сроки. Она уже погибала и возрождалась – и так будет снова и снова. Мирообновление – гигантский по времени круг бытия. Гигантский период для человека, а для бога – миг.

Есть и представление об однократном творении и об окончательной гибели мира, а также об итоговом суде над ним, который совершит Бог. Здесь каждое событие уни-кально, каждое существование исключительно. Жизнь человека приобретает предельную напряженность и обращена к неизбежному, окончательному и решающему финалу. Эсхатологический миф получает характер пророчества.

Хронотоп. Время

Время мифа состоит из событий, которые случились с персонажами мифа. Отсюда специфика представлений о времени в мифах. Оно сильно отличается от времени, представление о котором заложено наукой Нового времени, а также бытовым повседневным опытом.

«Естественнонаучное» воззрение на время наделяет его следующими свойствами: время абстрактно, непрерывно, бесконечно, линейно, оно течет из прошлого через настоящее в будущее, необратимо и быстротечно. Оно не зависит от того, кто в этот поток времени включен. Но это лишь одна версия в интерпретации содержания понятия «время». Миф зачастую дает времени иное понимание.

Время в мифе связано с конкретным живым персонажем и вследствие этого имеет его признаки. Оно реагирует на события и на персонажей, как живое существо. В мифе есть время божеств и время героев, время чудовищ, трикстера, духов и человека.

Время богов сотворено божеством. Иногда оно само обожествляется (древнегреческий Хронос). В древних мифах существует идея неисчерпаемости времени, но отсутствует представление об абстрактной временной бесконечности. Время мыслится как резервуар, который невозможно опустошить. Неисчерпаемость времени в мифе предполагает принципиальную невозможность окончательного, необратимого обрыва существования, перехода в несуществование. Жизнь не кончается, а меняется.

Время мифа конкретно: это время событий, т. е. борьбы и свершений, странствий и испытаний, прежде всего в жизни богов и героев. В паузах между событиями время не существует, оттого сами события очень слабо связаны друг с другом. Время прерывно. Потому туманна хронология жизни персонажа. Неясна его биография. Хронология событий вообще выстраивается далеко не всегда. Во времени мифа нет точки, по отношению к которой все прочие события расставлены в хронологической последовательности. Время в мифе обратимо. Оно направлено не только туда, но и обратно, как пространство. Время также течет с разной скоростью, в зависимости от сопутствующих обстоятельств.

Время мифа качественно, оно зависит от качества событий и пространства. Качество времени зависит от качества божества, с которым тот или иной момент времени связан. Божество качественно дифференцирует время, создавая день и ночь, узаконивая кругооборот времен года и течение космических и человеческих судеб. Золотой век в мифах о судьбе людей – апогей высокой качественности в судьбе человечества.

Время мифа имеет символические выражения. Оно материализуется в символах. Нам знакомы простейшие символы времени, например – будильник. Миф знает и более красивые символы. Таковы трава молодости, эликсир бессмертия, дарующие бессмертие персики, молодильные яблоки и пр.

Один из универсальных символов – мировое древо. В чем выражается его времен-ной аспект? С древом связаны явления, размечающие день и ночь, сезоны года. Древо представляет собой отмер для жизни. Оно размечает течение судеб и движение родовой жизни (генеалогию). Это – древо жизни. Древо – посредствующий элемент между жизнью и смертью. Корни древа связываются с прошлым, с миром предков и их опытом. Вершина – с будущим. При движении сверху вниз по временному древу мир открывается как лабиринт, при движении снизу вверх – как райский сад. При соединении настоящего с прошлым возникает героическое время: вечное настоящее, в котором опознается тождество героя предкам. При соединении настоящего и будущего возникает божественное время небожителей. Слияние прошлого, настоящего и будущего дает в итоге Хаос (А. Косарев).

Время мифа, как говорилось, – это время его персонажей: высших существ, героев, людей... Своеобразие персонажа определяет и специфику времени.

Время высших существ – это время вечности. События мифа произошли в вечности, в которой высшие существа и пребывают. Но в вечности нет места понятиям «раньше» и «позже», «сначала» и «потом». Именно по поводу времени богов Ю. М. Лотман замечал, что в мире мифа отсутствует линейный историзм. В вечности все случается сразу – и все случившееся не кончается, иными словами – происходит вечно. Время вечности – это вечное настоящее, преизбыточествующее время. Священные события происходят всегда или регулярно воспроизводятся. Время стоит. Означает ли это, что его как бы и совсем нет? Отнюдь. Просто оно чрезвычайно своеобразно.

Длительность времени в мифе – особого рода. Время мифа – это, во-первых, время сверхвысокой длительности. Вечность предполагает такую длительность, которая запредельна, непостижима для человека; Бог жив «вовеки», «во веки веков». В Библии эта длительность противопоставляется преходящему характеру времени космического («Пред очами твоими тысяча лет, как день вчерашний, когда он прошел, и как стража в ночи», Пс. 89 .5) и времени человеческого («Дни мои – как уклоняющаяся тень... Ты же, Господи, вовек пребываешь, Пс. 101 .12 ел.)» (Словарь библейского богословия).

С другой же стороны, и в мифе о богах все-таки возникают моменты временной линейности. Но она сильно редуцирована. Линейность времени, как правило, очень коротка. Она имеет масштаб события или нескольких событий. Исключение составляет миф об умирающем и воскресающем божестве (см. о нем ниже).

Время мифических событий, происходящих с высшими существами в вечности, является сакральным временем. Оно противостоит профанному времени героя и человека, времени, текущему из прошлого в будущее навстречу смерти. Мифы фиксируют оскудение, порчу сакрального времени, когда объектом внимания в них становится человек или герой. Вечность разрушается с их появлением, их присутствием в мифе. Такую порчу сакрального времени мы видим в Библии (после грехопадения).

Время героев – это время подвигов и странствий. Его протяженность определена сроком странствий, а качество – своеобразием подвигов. Время начинает растягиваться в линию, оно становится необратимым и кончается смертью. Подробно время героев Проанализировал Дж. Кэмпбелл в книге «Тысячеликий герой».

Время трикстера есть время экспериментов и провокаций. Каждая значима» точка этого времени самодостаточна, и связана с другими точками лишь личность активного персонажа.

Время чудовищ – это таинственное время вечности. Оно близко к времени богов. Но время чудовищ может катастрофически оборваться в результате поражения в поединке с богом или героем.

Миф об умирающем и воскресающем боге. Когда мир создан и вечность установилась, нет никаких оснований в пределах традиционного мифа что-то менять Ц) куда-то двигать время. Однако бывает и так, что время в мифе растягивается в линию" без присутствия и участия героя или человека. Его порча подчас бывает связана и жизнью богов. Есть кризисная точка в божественном бытии, точка ущерба и утраты) Божество переживает катастрофу – и возвращается все-таки к самому себе.

Миф об умирающем и воскресающем боге – это сюжетная история. В этом миф» немало частных нюансов, различных в разных мифологических системах. Но стержень сюжетной истории (смерть – поиски – воскресение), ее ключевые моменты (утрата –возвращение) стабильны и обнаруживают себя снова и снова. Наиболее характерен этой сюжет для средиземноморского региона.

В мифе бог умирает, гибнет в результате поражения в поединке с каким-то сильным противником, чудовищем, демоном, другим божеством, вследствие неотрегулированных брачных отношений с партнером. В христианском мифе Бог приносит себя в жертву, чтобы спасти людей от смерти. Как бы то ни было, божество попадает в иной, загробный мир. На его поиски отправляется жена, или сестра, или мать, или подруга – и в конце концов вызволяет погибшего бога из инобытия. Бог возвращается в этот мир, воскресает. Иногда же он воскресает без постороннего участия, без посторонней помощи (христианский миф). После этого обычно происходит поединок с виновником смерти, в котором бог одерживает победу. А потом в завершение история нередко кончается священным божественным браком.

Таким образом, это действительно линейный сюжет, и нельзя сказать, что все события здесь происходят одновременно в вечности. Бог как будто выпадает на время из своего статуса, из вечности, а затем возвращается к своему изначальному бытию. Для мифа о смерти и воскресении бога характерен необычный драматизм. Здесь остро переживается событие смерти бога. Перед нами не просто космогоническая история, где подчас не обходится без драматических перипетий, но они не носят, как правило, решающего характера. В нашем же случае в центре внимания – катастрофа, которая лишь потом получает благополучное разрешение. Тайна бытия бога становится ключом к бытию мира и человека. Воскресение бога есть основание для надежды. Нужно отметить, что смерть здесь нередко (хотя и не всегда) трактуется как способ накопления жизненных сил для последующего возрождения. Это не просто пустое время небытия.

Этот миф можно считать циклическим, поскольку он тесно связан с сезонными циклами года, предполагающими регулярные смерть и возрождение природы. Так его нередко и называют. В архаических обществах миф актуализируется людьми в момент особых праздников, происходящих ежегодно и приуроченных к критическим точкам природного цикла. Поэтому миф называется также календарным. Однако нет оснований сводить содержание мифа только к натуралистическим смыслам. Значение мифа больше и глубже. Миф трактует судьбы мироздания и судьбы человека. Судьба божества является моделью и матрицей мировых судеб. Так, христианский миф вовсе не имеет никакой натуралистической семантики. Главный предмет этого мифа – судьба бога, мира и человека, ее конечные цели. Напряженность перипетии остро переживается, поскольку исход ее воспринимается как непредрешенный. Воскресения может не произойти.

Миф смерти и воскресения не всегда цикличен. Иногда события в нем происходят однократно (Иисус Христос). Бог умер однажды и воскрес навсегда.

В менее развитых мифосистемах встречается миф об умирающем и воскресающем звере (например, у североамериканских индейцев). Он имеет локальный, тотемический характер и связан с воспоминанием о первопредке, родоначальнике племени.

Время людей. Судьба человечества и человека в мифе. Время людей определено в мифах особенностями их взаимоотношений с божествами. Человеческое время является профанным. Однако в него врезаются, вторгаются сакральные моменты общения человека с высшими существами. В Библии Бог являет себя событиями линейной истории, происходящие в ней события иногда надо понимать как вмешательство Бога в жизнь мира, как участие Бога в судьбе людей. Эти вторжения образуют центральные события в жизни людей. Они – главное, что вообще происходит с людьми. Бытие человека измеряется близостью к высшим существам, к вечности, к ее сакральному времени. А обеспечивается эта близость исполнением воли богов, повторением того, что делают они, или движением человечества к некоей вневременной точке, к полноте времен, к вечности.

Кроме того, в мифах линейность человеческого времени и неизбежность конца времени могут ограничиваться за счет представления о круговороте времен, предполагающем вечный возврат всех вещей к себе самим.

Подобным образом складывается и временное измерение космоса, отделенного от божества.

Время мифа тем ценнее, полнее и значительнее, чем теснее связано с сакрумом. В мусульманском мифе профанное время не имеет вовсе никакой ценности перед лицом Бога. В христианском мифе ценность человеческого, профанного времени связана с тем, что Иисус Христос живет в историческом времени, «полностью участвовал в нашем опыте» времени. С Ним в историю приходит «полнота времен» (Гал. 4 .4).

У человека и человечества есть линейно развернутая судьба. И некоторые мифы раскрывают перипетии человеческой судьбы. В них возникает история человеческого Рода, в которой отмечены ключевые моменты его биографии. Важная веха времени, связанного с человеком,– момент сотворения мира, создание человека. Дальнейшие ключевые моменты будут рассмотрены ниже.

Последующие стадии, этапы или автономные моменты человеческой жизни:

Договор божества и человека. Принимаются взаимные обязательства, исполнение которых гарантирует поддержание стабильности бытия. Человек служит божеству и получает взамен благодеяния.

Золотой век. Эпоха благоденствия, изначальный рай, где человек ни в чем не нуждался, а только наслаждался полным блаженством, не зная никаких бед.

Следующий момент мифической истории человеческого рода – потеря рая. Выход за пределы золотого века. Человек нарушает договор, запреты, противопоставляет себя божеству, – такова самая обычная причина катастрофы. Следствие – утрата непосредственного общения человека с божеством.

Этот катаклизм разворачивается в разных формах. Изгнание из рая. Мор, потоп! (чаще всего). От гибели спасаются один или несколько персонажей. Они обычно отличаются послушанием, благочестием. Эти персонажи обычно и кладут начало новому человеческому роду. Иногда наказание человечества происходит в несколько этапов и имеет разные формы (в Ветхом Завете).

Еще один центральный момент мифа о человеке – возникновение смерти. Причины: от противного (потому что раньше не умирали), прецедент (один человек когда-то умер), утрата (как у змеи, месяца), природа людей такова (непрочный материал – у индейцев). Иногда вводится мотив вины человека. Чаще всего смерть – наказание человеку за его проступки.

Миф трактует проблему смертности. Смерть в мифе часто не есть окончательное уничтожение. Небытия нет. Жизнь – кусок бытия между двумя инобытиями. Смерть – инобытие И всякое инобытие – смерть и рождение в ином месте и в ином облике. Смерть – некий переход, перемена. Смысл этой перемены трактуется по-разному. Если смерть – наказание человеку за его проступки, то посмертное существование оказывается заведомо хуже здешней жизни. Однако есть и альтернативные версии: у египтян полноценное существование начинается именно после смерти, а здешняя жизнь – только приготовление к иному, высшему бьггию. Все зависит от того, насколько ценна здешняя жизни и что следует за ней.

Иногда посюстороннее бессмертие дается в наказание: им наказан Агасфер, Вечный Жид, отказавшийся помочь Христу, который нес крест на Голгофу.

При отрицательном восприятии факта смерти и феномена смертности становится значимой проблема воскресения, возвращения к жизни. Наиболее последовательно она решена в христианском мифе.

Хронотоп. Пространство

Пространство мифа – это место, где находится его персонаж. Пространство создается обитанием, существованием высших существ, а также, в некоторой степени, героев, чудовищ и др.

Отсюда особенности представлений о пространстве в мифах. Эти представления в древности, да и не только в древности противоречат мирскому восприятию, представлениям науки Нового времени и сложно соотносятся с нашим повседневным опытом. Согласно научным понятиям, пространство – это среда, где находятся все предметы: непрерывная, однородная, бесконечная. В таком пространстве каждый предмет имеет свое отдельное место. Он существует в трех измерениях. Это пространство можно измерить абстрактной меркой. Ему безразлично, куда в нем текут события. В мифе же пространство определяется иначе, особыми признаками, нам уже известными. Это конкретность, качественность, оживотворенность.

Оживотворенность: пространства как место существования персонажа сакрально я идентично самому этому персонажу, то есть содержит жизненную силу последнего.

Конкретность означает, что пространство создается персонажами, вещами и событиями. Нет незаполненного пространства. Поэтому оно прерывисто и неоднородно. В нашем опыте обычно мы именно так размечаем пространство нашей жизни (пример: путь в университет).

Качественность: разнородность отдельных мест, которые определенным образом оцениваются, обретают специфические качества, смысл, цвет, аромат, проницаемость и пр. в соответствии с особенностями пребывающего в данной точке пространства персонажа. Существенное качество мифического пространства – завершенность, законченность. Пространство в мифе, как правило, замкнуто. Такая замкнутость предполагает сопряженность каждого предмета, каждого явления со всеми остальными, целостность и гармоничность.

Главное пространство мифа – пространство богов. Наиболее значимо пространство, в котором пребывает высшее существо. В мифе и в сознании человека, моделируемом мифом, пространство состоит из таких мест; каждое из них – это теменос (греч.: место храма). Мифолог Курт Хюбнер говорил, что «теменосы – строительные элементы космоса» в мифах. А Мирча Элиаде отмечал, что «мир поддается восприятию как мир, как Космос, лишь настолько, насколько он открывается как мир священный (...) человек может жить лишь в священном мире, так как только такой мир участвует в бытии, т.е. существует реально». Божественное присутствие обеспечивает сакральный, космический статус пространства. Созданное или порожденное божествами пространство несет печать божественной жизни.

Поскольку высшее существо может обитать одновременно в разных местах, с ним может быть связано бессчетное количество участков профанного пространства. Так, божество обитает в каждом храме, ему посвященном, во всяком случае – в момент осуществления таинства.

Дифференциация пространства производится на основе фиксации меры божественного присутствия. Эта мера и определяет деление на различные сферы. Отсутствие бога влечет за собой десакрализацию и хаотизацию пространства. Итак, дифференциация пространства – это градация элементов сакрального и профанного, космизированного и хаотического. Можно говорить о сакральных и профанных участках, о зонах космоса и хаоса. Причем космизированная сфера, в свою очередь, более или менее сакрализована, и внутри нее есть градация.

Средоточие сакральности – это некая центральная точка пространства – или его центральный стержень, ось мира, на которую нанизаны миры и существования. Эта таинственная незримая столпообразная ось связует миры, соединяет этажи многоэтажной вселенной. Зримо она может быть представлена символическими образами.

Главный такой образ – мировое древо. Мировое древо – ось или опора космоса. Оно поддерживает космос в устойчивом состоянии. На нем держится все, что ни на есть в мире. Иногда повествуется, что мировое древо первым появляется из вод мирового океана. Корнями оно уходит в первозданные воды.

Мировое древо концентрирует вокруг себя персонажей и события мифа. Под его к родной рождаются и собираются на совет высшие существа, герои, цари.

Инварианты мирового древа – древо жизни, древо познания, древо восхождения, Древо плодородия, мистическое древо, небесное древо и др.

Мировое древо также упорядочивает общие представления о пространстве. Оно по вертикали соединяет три основные пространственные зоны: небо, наземный мир, преисподнюю. Эти три мира знаменуются ветвями, стволом (основанием) и корнями. С тремя ярусами связаны различные существа. Птицы – лошади, коровы, олени, человек – змеи, рыбы, мыши, чудовища. Они маркируют уровни космоса по вертикали.

Деление мира по вертикали именно на три яруса актуализирует идею триады. Триада – образ идеи динамического совершенства (возникновение – развитие – завершение).

Трехчастный по вертикали, мир четырехчастен по горизонтали. Тетрада – образ, идеи статической целостности (четыре страны света, основных направления, времен, года, космических века, элемента мира...). Суммируя 3 и 4, получаем 7 – число, синтезирующее статический и динамический аспект вселенной (а 12 – образ полноты бытия) (В. Н. Топоров). В горизонтальной проекции от древа начинается отсчет пространствам которое расходится в четыре стороны света и затухает у границ неведомого, теряя позитивную качественность, сакральность по мере удаления от центра. В горизонтально раз вернутом пространстве (точнее, пространствах) происходят основные события мифа си герое. Убыль позитивного качества с удалением от древа сопровождается нередко нарастанием качества негативного. Космос и хаос, культура и природа получают таким образом образно-символическое выражение.

Пространство могут организовывать и другие символические образы.

С мировым древом часто связываются судьба и жертва антропоморфною божества.

Мировая гора. Это еще один образ космической оси. Она находится в центре мифической модели вселенной. На вершине горы обитают боги, у подножия – люди, под горой – злые духи, существа из царства смерти. Продолжение мировой оси вверх указывает положение Полярной звезды и божественного предела, а вниз – место, где находится вход в подземный мир. Вокруг горы вращаются солнце, луна, звезды. Поднявшись в гору, можно попасть в верхний мир. Вершина – место бессмертия. Здесь возможна встреча с богом. В горе хранятся богатства, тайны. Их охраняют духи горы. С горой может быть связана тема жертвы первопредка или божества. Гора выступает как место спасения в мифах о бедствиях, потопе. Имитируют образ горы искусственные сооружения: зиккурат, пирамида, ступа, арка. Это архитектурные образы горы.

Река. Мировой столп. Посох, жезл.

Храм выступает как средоточие мира, обозначает и инспирирует «чудо совершенной центральности». «Некто в этом месте открыл вечность» (Дж. Кэмпбелл). Это воз« можно, поскольку храм в мифе является местом, где обитает божество. Это дом божество или его квартира, воплощение образа той силы, вместилищем которой он служит. У бога-быка храм – его стойло, у бога-солнца – место, где он восходит и вершит суд. Храм есть иместо, где можно застать хозяина, можно вступить с ним в общение или отдаться плодотворной медитации. Бог здесь и рядом, воплотился в священной обители. Если разрушить храм, то и бог может потерять часть своей силы. Храмы обычно ориентированы по сторонам света, а их центром является алтарь – «Точка Неистощимости» (Дж. Кэмпбелл).

Город. Священные города, стягивающие к себе и вкруг себя всё мироздание: Вавилон («Дом основания неба и земли»), Ниппур, Гелиополь, Иерусалим, Мекка и др.

Их центром является храм, главное святилище божественного основателя и покровителя. Ворота таких городов располагаются в четырех направлениях расхождения пространства.

Лингам. Лингам Шивы в храме – мировой столп.

Пуп земли – омфал. Он связан с родовым местом происхождения вселенной, человека. Самый известный центр пространства такого рода – Дельфы древних греков.

Мандала (др.-инд.: круг, диск). В Тибете и вообще на Востоке мандала – универсальная схема, план космоса. Это карта мира – но изображается на ней не эмпирическая видимость, а идеальная сущность мироздания. Изображение мандалы можно найти и на христианской иконе.

Мифические миры

Небо – верхний ярус бытия. И в то же время это его основа. Отсюда – инвертированный образ мирового древа: «Наверху корень, внизу ветви, это – вечная смоковница» (Катха-упанишада). Это древо верхнего мира, где фиксируется подлинная основа бытия.

Небо – привилегированное пространство богов. Там находится местопребывание бога или богов. Нередко небо само по себе является богом. В мифах распространено обожествление небесного свода. Небо может отождествляться с божеством, является активной творческой силой, духовной субстанцией. Все боги живут на небе, отдалились и удалились на Олимп. Небо – их наблюдательный пункт. Там же обитают и старые боги, удалившиеся от дел (деус отиозус: праздный бог).

Поэтому с небом связываются все те признаки, которые характерны для высшего существа. Это образ совершенства, вечности, власти. Небо непостижимо в своей глубине. Оно дарует блага и наказует. С неба исходят дождь, гром, град, снег, ветры, облака, радуга. Небо – твердь, твердый купол, или океан, небесная река. Звезды прикреплены к тверди или плавают в океане. Рекой считался иногда Млечный Путь. Истоки рек – на небе.

Небо может делиться на несколько небес: 3, 7, 9 (3 на 3). Они качественно дифференцированы. На различных уровнях обитают разные существа. Вертикальная модель небес в истории культуры – ступенчатые башни: пирамида, пагода, зиккурат, многоэтажные башни Москвы. Зиккурат – лестница к небу. Ярусы–небеса. Башня Этеменанки в Вавилоне. Чрезвычайно богатые представления сложились у разных народов в связи с Солнцем, Луной, планетами солнечной системы, основными звездами и зодиакальными созвездиями. Солнце – бог или око бога.

Особым образом небесные сущности связаны в мифах с судьбой человека. Эта связь определяется гороскопами. Небо – путь странствий души. Есть мифы о путешествии души по великой звездной дороге – Млечному Пути. Млечный путь имел названия Дорога мертвых, Дорога жизни, Тропинка духов, Дорога душ, Дорога птиц. Еще один образ небесной дороги – Зодиак: круг, которым проходят в восприятии человека Солнце и Луна, состоящий из 12 созвездий (Овен, Телец, Близнецы, Рак, Лев, Дева, Весы, Скорпион, Стрелец, Козерог, Водолей, Рыбы). Иногда и членение небес связано с идеей восхождения к высшим степеням блаженства или совершенства.

Иногда звезды отождествляются с душами мертвых. На небесах, согласно распространенным убеждениям, находится рай для умерших людей, избранных и взятых к себе богами: Сад (Эдем), город (Небесный Иерусалим). Там человек пребывает с Богом.

На небе – первообразы всех земных вещей и предметов. Территорий, храмов, городов. Города строят по плану, определенному расположением звезд на небе.

Поднебесье – мир людей, мир героев, мир природных стихий, всяческой наземной жизни. Разные участки пространства связаны с разными высшими существами или чудовищами и духами. Этот мир чрезвычайно пестр и неоднороден, поскольку весьма разнообразно население его. Он искривлен и изогнут. Такое качество поднебесного пространства становится очевидным в мифах о странствиях персонажа. Если многие персонажи мифа двигаются мало или быстро возвращаются в исходный пункт из недолгой отлучки, то герой имеет длительный маршрут путешествия. Для того чтобы попасть в соседнюю точку пространства ему нужно обойти весь мир. « Гак как здесь речь идет о различных нуминозных местах, то переход от одних к другим сразу невозможен» (К. Хюбнер). А на пути герой попадет в самые качественно различные сферы. Эти сферы разделены рубежами, границами, порогами, на которых обычно происходят многие основные события. Такова, например, у греков река Лета.

Особое значение в пространственности мифа имеет перекресток, на котором впервые происходит выбор судьбы, это место ответственных решений и роковых событий. На перекрестке пересекаются «нуминозные сферы влияния», потому там можно было сбиться с дороги и положить начало несчастиям. Ср.: былинный перекресток.

Преисподняя. Нижний ярус бытия – это антинебо. Часто живая и божественная сфера, полная таинственной жизни, протекающей в глубоком мраке, в тайне и в ужасе. Преисподняя может делиться на ярусы и сегменты с качественно разнородными признаками, определяемыми качеством того или иного персонажа.

Это местопребывание некоторых божеств, а также антиподов божеств – таинственных и всемогущих чудовищ. В христианском народном мифе там находятся дьявол и его свита: черти, бесы.

Преисподняя – место прописки загробного мира, и ее основное население составляют души умерших.

Тот и этот свет. В мире мифа при определении перспектив человека обычно возникает антитеза: этот свет противопоставляется тому свету, иному, потустороннему, загробному миру.

О том, что этим светом все кончается, в древности вообще речи не шло. Человек, острее ощущавший факт разрыва с высшим бытием, вспоминавший о былом величии и тосковавший о вечности, искал вечности.

Этот свет связан с загробным существованием человека. Это смена его статуса, а также и временное, и пространственное перемещение.

Тот свет находится часто на небе или в преисподней. Это две альтернативные вечности. Средний мир – он для преходящей жизни, которой и суждено прейти вверх – или вниз. Ибо куда же еще? Небо: звезды, Млечный Путь, солнце. Иногда тот свет имеет прописку и на земле. В этом случае он удален куда-нибудь на периферию. Часто он находится в стране запада. В неразвитых мифосистемах место ему отводится в ближием лесу или болоте. Это локальные очаги опасности. Иногда известно было лишь направление, в котором уходили умершие.

Тот свет качественно определен. Иногда это мир безальтернативно унылого, мрачного, безотрадного существования. Мир скорбного прозябания. Часто тот свет делится на две сферы: качественно хорошую и плохую. Рай и ад. Качества рая и ада зависят от представлений об идеале, о высшем состоянии человека.

Обитателям рая бог дарует блаженство, адские жители обречены на муки и страдания. Попадание в рай становится результатом особых заслуг или особой милости богов. Иногда для отбора претендентов собирается суд богов, решающий, кому из умерших куда направляться. В христианской культуре существует идея апокатастасиса: всеобщего спасения и приобщения к райской жизни.

Обычная топография рая: небесный сад, чудесный город. Там звучит райское пение, светит неземной свет, попавшие туда праведники ни в чем не знают ограничения, однако ведут себя обычно в соответствии с проявленной в земном существовании благочестивостью.

Ад предназначен для грешников, неверных, безбожников, богохульцев. Адские места также часто описаны в деталях. Мифологический образ ада – это подземное пекло, реки и поля забвения, бездны и огонь неугасимый (апокалипсис, продленный в вечность), разнообразные кары, пытки и терзания.

Различна длительность наказаний в аду. Иногда (у католиков) появляется мифообраз чистилища.

Христианство. Ад и рай души. Иной мир пронизывает все мироздание. Человек здесь и теперь создает себе ад и рай. Богооставленность как результат личного выбора. Ад – напоминание о страхе и об угрызениях совести, неотделимых от ощущения греха. Ад – запретные или неудовлетворимые желания.

На тот свет можно попасть, только умерев. Однако иногда героям удается совершить туда путешествие, а подчас – и вернуться. Чтобы попасть на тот свет, нужно умереть, перестать быть собой, потерять себя – и снова потом найти себя в ином качестве. Умирая – становишься ли другим или нечто оставляешь такого, чем (кем) был? Как одновременно измениться – и остаться прежним? Как вообще, не меняясь, попасть в инобытие?

Это путешествие, предполагающее нарушение обычного прохождения времени и протяжения пространства. Трудность заключается в том, что в прерывном разнокачественном пространстве мифа тот свет отделен от этого не столько расстоянием, сколько некоей качественной преградой. Эта грань почти непреодолима. Ее символизируют пропасти, огненные реки, свирепые стражи. С другой стороны, преодоление временного Рубежа также предполагает выход за пределы человеческого времени и вхождение во время богов.

Поэтому способы проникновения на тот свет необычны. Таинственный порог требует таинств его нейтрализации. Путешествие на небо может осуществляться по радуге, по солнечному лучу, по чудесной лестнице богов, в храме, путем приоткрывания волшебного покрывала или надевания особой одежды, путем восхождения на мировую гору (что идентично обретению бессмертия).

Путешествие обычно предпринимается с целью получить информацию о том свете, выведать способ продления здешней жизни, чтобы увидеть умерших родичей или другая а подчас и для того, чтобы попытаться вернуть его в мир здешний (что, как правило, не| удается). Особый сюжет: апокрифическое хождение Богородицы по мукам. В христианском мифе Иисус Христос сходит в ад, чтобы победить дьявола.

Специфический способ путешествия – видение. Душа выходит из человека и скитается по тому свету, пока человек пребывает во сне, в трансе, в лихорадке.

Человек может иметь связь с тем светом. Специалист по такой связи в древних и традиционных культурах – шаман. Шаман совершает восхождение по мировому древу, подобно тому как делают это боги или духи. Сравнительно свежий вариант транскоммуникации – спиритизм. Символическое путешествие подобного рода – сакральное! паломничество в Иерусалим, в Мекку, к святым местам.