Трифон туркестанов о блудном сыне. Митрополит Трифон (Туркестанов). «Земное небо» архипастыря

27.11.2023

Вехи биографии

Митр. Трифон, в миру - Борис Туркестанов родился 11 декабря 1861 в семье князя Петра Николаевича Туркестанова (1830-1891) и Варвары Александровны Туркестановой (урожденной Нарышкиной, 1834-1913). Борис был вторым ребенком в семье - после своей старшей сестры Екатерины. Всего же в семье было шесть детей.
По отцу он принадлежал к грузинскому княжескому роду, восходящему к XV веку, его прапрадед, князь Борис (Баадур) Панкратьевич Туркестанишвили, переселился из Грузии в Россию при Императоре Петре I (1689-1725).
Раннее детство его протекало в Москве и в подмосковном имении матери - селе Говорове (недалеко от теперешнего Востряковского кладбища), где в большом старинном парке с двумя прудами располагался одноэтажный дом с террасой; здесь же, в парке, стоял каменный храм в честь Рождества Пресвятой Богородицы. С детских лет Борис привык к церковным службам, говениям и праздникам, к размеренному, устоявшемуся и освященному церковному быту.

В младенчестве Борис был очень слаб и часто болел. В одно время он так расхворался, что врачи не надеялись на его выздоровление, и тогда верующая мать прибегла к Врачу небесному. Она любила молиться в церкви мученика Трифона, находившейся на окраине Москвы, и теперь стала просить святого мученика за своего малютку-сына, обещая, если он выздоровеет, посвятить его на служение Богу. После этого мальчик стал быстро поправляться и скоро совсем выздоровел.

Однажды Варвара Александровна совершила поездку с сыном Борисом в Оптину пустынь. Когда они подходили к хибарке преподобного Амвросия, старец неожиданно сказал стоявшему перед ним народу: «Дайте дорогу, архиерей идет». Расступившиеся люди с удивлением увидели вместо архиерея приближавшуюся женщину с ребёнком.

Монашеский постриг и рукоположение

Митрополит Трифон (Туркестанов)

31 декабря 1889 года пострижен в монашество с именем Трифон. Чин пострижения был совершен в церкви Тифлисской духовной семинарии за всенощным бдением ректором архимандритом Николаем (Зиоровым).
На следующий день, 1 января 1890 года рукоположён во иеродиакона экзархом Грузии архиепископом Палладием (Раевым).
6 января 1890 года рукоположён во иеромонаха.
28 июня 1901 года в Московской синодальной Конторе был наречен, а 1 июля того же года в Успенском соборе Кремля хиротонисан во епископа Дмитровского, викария Московской епархии.

Святительский путь

22 августа 1914 года отправился на фронт; около года провёл в армии, исполняя обязанности полкового священника 168-го пехотного Миргородского полка и благочинного 42-й пехотной дивизии. За отличие во время военных действий был высочайше пожалован панагией на Георгиевской ленте из кабинета Его Императорского Величества.
Был в действующей армии дважды - сначала на польском (август 1914-1915), а затем на румынском (1916) фронтах. Сохранился его фронтовой дневник первого периода, дающий достаточно ясное представление о жизни святителя на фронте, о его подвиге военного священника.
На польском фронте получил контузию и вынужден был возвратиться в Москву. В 1916 году вновь уезжал на фронт, на сей раз - румынский. Здоровье его было сильно расстроено, на фронте он потерял зрение одного глаза. 2 июня 1916 года Высочайшим повелением первый викарий Московской епархии епископ Дмитровский Трифон был уволен на покой. Одновременно он был назначен управляющим Ново-Иерусалимским Воскресенским монастырём.
1 апреля 1918 года постановлением Патриарха Тихона «епископ бывший Дмитровский Трифон был освобожден, согласно прошению, по болезни, от управления ставропигиальным Воскресенским Ново-Иерусалимским монастырем с назначением ему местопребывания в Донском ставропигиальном монастыре».
5 мая 1918 года провёл последнюю службу в Успенском соборе Кремля перед его закрытием.

Митрополит Трифон (Туркестанов)

В 1923 году возведен в сан архиепископа.
14 июля 1931 года возведён в сан митрополита с правом ношения белого клобука и креста на митре по случаю 30-летия архиерейского служения.

Блаженная кончина

Скончался 14 июня 1934 года в Москве. Отпевали митрополита Трифона митрополит Сергий (Страгородский) в сослужении нескольких архиереев в храме Адриана и Наталии, в котором владыка Трифон любил молиться и где находилась тогда чудотворная икона мученика Трифона. В гроб положили всё, что он сам успел приготовить к пострижению в великую схиму.
Затем в сопровождении множества людей гроб с телом митрополита Трифона перевезли на Введенское (Немецкое) кладбище (могила на 23-м участке).
Шёл сильный дождь, но собралось так много людей, что приходилось останавливать движение по пути следования процессии. Люди выходили из домов, машин, трамваев и спрашивали, кого хоронят.

На могиле святителя

Акафист «Слава Богу за все»

Незадолго до своей смерти митрополит Трифон написал свой знаменитый благодарственный акафист, ставший его духовным завещанием, в котором нашел выражение опыт всей многострадальной жизни Владыки.
Внешне это гимнографическое произведение построено по всем правилам классического акафиста: в нем 25 строф, из которых 13 носят название кондака, а 12 названы икосами. 1 кондак, соответсвующий древнему кукулию, и все икосы оканчиваются рефреном «Слава Тебе, Боже, во веки». Кондаки, начиная со второго, оканчиваются рефреном «Аллилуиа». В каждом икосе, кроме рефрена, также содержится несколько припевов, обращенных к Триединому Богу, начинающихся с молитвенного восклицания «Слава Тебе…». Эти припевы можно условно назвать херетизмами, хотя они начинаются не с «Радуйся…», как все припевы в акафистах Богородице и святым, а имеют свое особое начало, как и припевы акафиста Иисусу Сладчайшему («Иисусе…»), акафиста Пресвятой Троице («Свят еси…») и других акафистов Господу Богу или двунадесятым Господским праздникам. Количество этих своеобразных херетизмов в икосах акафиста «Слава Богу за все» неодинаково и колеблется от семи до пяти. Так, в 1,3,4, 5, 7, 9, 10, 11 и 12 икосах содержится по 7 херетизмов, во 2 и 6 – по 6, а в 8 икосе – всего 5 херетизмов. Необходимо отметить, что, в отличие от классических акафистов, где число херетизмов в каждом икосе всегда равняется 12 и они всегда спарены, в акафисте «Слава Богу за все» херетизмы никогда не объединяются в ритмико – рифмованные или логические пары. Отсутствие парных херетизмов делает невозможным исполнение акафиста нараспев, как это принято в Русской Церкви (когда поются только 2,4 или 6 пар херетизмов и рефрен), что может свидетельствовать о том, что акафист «Слава Богу за все» мыслился Высокопреосвященнейшим автором как личная молитва, предназначенная для келейного чтения.

Еще одной характерной чертой благодарственного акафиста митрополита Трифона (Туркестанова) является отсутствие четко выраженного акростиха или т.н. акростишных слов, которые перешли в классические русские акафисты из Акафиста Пресвятой Богородице. Автор не связывает себя условностями, но свободно изливает сои молитвенные славословия, что создает впечатление абсолютно свободного, не скованного формальностью, разговора с Богом – Отцом. Только в 13 кондаке, автор, следуя традиции начинает свое молитвенное обращение ко Пресвятой Троице с междометия «О».

Но самой заметной и, наверное, самой спорной отличительной особенностью благодарственного акафиста является его язык: акафист написан классическим русским языком. Автор не стремится стилизовать свою речь под церковнославянский язык, избегая мертвящей шаблонности. Он просто стремится благодарить и славословить на простом языке, привычном ему и его современникам. В тексте практически нет славянизмов, они вставлены всего несколько раз для придания речи возвышенности (десница; доныне; елея) или являются устойчивыми выражениями, часто употребляемыми в богослужебной практике и поэтому являющимися частью художественного замысла автора (Слава Тебе за огненные языки вдохновения…; Глас Господень над полями и в шуме лесов, глас Господень в рождестве громов и шуме дождей, глас Господень над водами многими - сравни Пс.28). Отличительной особенностью русского языка акафиста является использование автором звательного падежа в обращении к Богу (Боже, Отче, Сыне, Душе Святый, Троице Божественная). Эта особенность очень ярко высвечивает церковность автора, который, несмотря на первый опыт русскоязычного песнотворчества, все же допускает некоторое, пусть даже минимальное, использование славянизма. Такой подход является основой т.н. «новославянского языка», о котором много говорилось на богослужебном отделе Поместного Собора 1917 – 1918 годов. Именно таким языком составлены и молитвы митрополита Трифона, где в узор привычных церковнославянских оборотов вплетаются русские слова и выражения, что делает молитвословие более доступным молящимся, которые не всегда знакомы с церковнославянской грамматикой. Сам факт большой популярности акафиста свидетельствует о потенциальной возможности использования русского языка в гимнографии.

Но все эти особенности внешнего построения акафиста «Слава Богу за все» не только не мешают, но в большой степени способствуют раскрытию внутреннего построения, богатства художественного языка и богословской мысли автора.

Внутреннее построение акафиста «Слава Богу за все»

По своему внутреннему построению акафист «Слава Богу за все» является благодарственной молитвой, обращенной ко Пресвятой Троице, в которой человек благодарит Триединого Создателя за все блага, обильно изливаемые на него с первого дня жизни до самой смерти. Автор, созерцая всю красоту богосозданного мира, не может сдержать славословий. Он воспевает милость Творца, выраженную в благоухании ландышей, в алмазном сиянии утренней росы, в изгибах ослепительных молний, в грохоте огнедышащих гор, в лугах, простертых как лазурный ковер, в полях, увенчанных золотом колосьев и лазурью васильков.

Прославление Царя веков

Акафист начинается с общего прославления в 1 кондаке Царя веков за все ведомые и неведомые благодеяния. Изливаемые человеку силой спасительного Промысла, которое соединяется с мольбой о дальнейших милостях Господних. Затем идет развитие темы.

В 1 икосе Высокопреосвященнейший автор, молитвенно вспоминая первые минуты своей жизни, благодарит Господа за кров ангельских крыл, охранявших колыбель беспомощного ребенка, перед которым начинает открывается красота вселенной. Тема неотмирной красоты, явленной в красоте природы, развивается в следующем 2 кондаке, который начинается с удивительного по своей глубине и неожиданности молитвенного восклицания: «Господи, как хорошо гостить у Тебя». Эта мысль затем повторится во 2 икосе: «хорошо у Тебя на земле, радостно у Тебя в гостях». Автор рассматривает свою земную жизнь не как пребывание в «юдоли скорби», но как пребывание в гостях у Бога; для него существование на земле не как плачь и стенание, но «праздник жизни», «чарующий рай». 3 кондак раскрывает силу Духа Святого, явленную в цветах и растениях, затем в 3 икосе автор видит торжество Победителя смерти в торжестве весны. В 4 икосе автор, рассматривая закат дня и начало ночи, созерцает Чертог Спаса под образом сияющих палат и облаченных сеней зари, которые торжественно зовут в селения Отца Небесного. В 5 кондаке используется широко распространенный в гимнографии образ «житейской бури», которая не страшна тем, у кого в сердце Христос, а значит тишина и свет. В 5 икосе рассматривается сияющее звездное небо, а в кондаке – мощь грозы, шторма, урагана, землетрясения и других природных катаклизмов, в которой видна могучая рука и устрашающий грешников глас Господа. На 6 кондаке заканчивается цепь удивительно поэтического восприятия природы и ее красоты как отображения (в 3 икосе – «отпечатление») «бессмертной идеальной нетленной красоты, начатая во втором кондаке.

Созерцание Естественного Откровения

Только одна строфа, четвертый кондак, врываясь в созерцание Естественного Откровения, по видимому разрушает поэтический замысел, разрывая цепь размышлений о явлении Творца в совершенстве Его творения. Но эта неуместность 4 кондака, в котором речь идет о сердечной сладости, вызываемой молитвенной беседой с Господом, лишь кажущаяся. При внимательном взгляде видна глубинная связь между созерцанием владыкой Трифоном природы и содержанием 4 кондака. Природа вызывает в душе Высокопреосвященнейшего автора чувство благоговения пред величием Создателя, непосредственно связанное с молитвой. Владыка Трифон не может не молиться, созерцая красоту природы, он как бы молится вместе с ней.

Такое обостренное чувство восприятия окружающего мира можно считать новым веянием в гимнографии. В классических литургических текстах описание природы встречается достаточно редко, но и тогда оно занимает опосредованное место, либо подчеркивая торжественность празднуемого момента, либо прообразуя то или иное событие. Так, в стихирах праздника Рождества Христова невидимая природа вместе с видимой прославляет рождение Спасителя мира, принося Ему свои дары: небо – звезду, земля – вертеп, пустыня – ясли. Картины ужасной глобальной природной катастрофы становятся ярким фоном для литургического описания грехопадения и изгнания Адама из рая. Точно такая же картина помрачения солнца, поколебавшихся звезд, разверзшейся земли сопровождает богослужебное переживание Распятия и смерти Спасителя. Но во всех этих случаях природа становится лишь иллюстрацией для поэтического описания Священной истории, усиливающей эмоциональное восприятие воспоминаемого в этот момент события. В то же время в богослужебных текстах встречается использование образов природы для описания и обозначения тех или иных лиц и событий. Такими образами особо изобилует Акафист Пресвятой Богородице. Одним из немногих случаев, когда в богослужебных текста встречается описание природы, является т.н. песнь царевича Иоасафа, находящаяся во второй службе Преподобным Варлааму и Иоасафу, царевичу Индийскому, помещенной под 19 декабря. Песнотворец вкладывает в уста стремящегося к отшельническому уединению царевича Иоасафа поэтическое описание пустыни, персонифицируя которую, подвижник умоляет принять его «в тихое и безмолвное недро свое». Но в этой песни природа только описывается, но ни как не приобретает молитвенное звучание, не побуждает к благоговейному славословию, не повествует о своем Творце, как это происходит в благодарственном акафисте. В своем взгляде на природу, который в основе своей покоится на словах апостола Павла: «Ибо невидимое Его, вечная сила Его и Божество, от создания мира через рассматривание творений видимы» (Рим. 1, 20), митрополит Трифон стоит ближе не к древним песнописцам, а к современным ему поэтам «серебряного века». В своем поэтическом описании природы он перекликается с Анной Андреевной Ахматовой, Сергеем Есениным и очень сильно с Борисом Пастернаком.

Трепетное отношение к природе

Но все же основу столь трепетного отношения к природе следует искать не в «серебряном веке русской поэзии», который можно рассматривать скорее как параллельный процесс осознания природы, а не как давление светской литературы на церковную гимнографию, а в тиши старческих келий Оптиной пустыни. Воспитанный под старческим окормлением преподобного Амвросия, владыка Трифон обнаруживает с преподобным единство в вопросе отношения к природе. Слова благодарственного акафиста «Хвала и честь животворящему Богу, … венчающему поля золотом колосьев и лазурью васильков» являются как бы поэтической иллюстрацией к иконе Пресвятой Богородицы, именуемой «Спорительница хлебов», которая была написана по благословению и описанию преподобного Амвросия.

6 икос открывает новую цепь славословий, которая начинается с образа молнии, связывающего вторую половину акафиста с первой. Но здесь молния, освещающая чертоги пирующих – уже образ, образ посещения Господня в момент самых сильных житейских радостей. В 7 кондаке автор вновь возвращается к теме прекрасного, которая находит свое продолжение в 7 икосе. Рассматривая все подлинно прекрасное как отпечаток «доброго» в контексте тождественности понятий «красота – доброта – святость», митрополит Трифон в «мелодичности пения», «в высоте музыкальных красок», «в блеске художественного творчества» видит преддверие грядущего рая. 8 кондак повествует о близости Господа, открывающейся в момент болезни, когда Господь сам посещает страждущих. Говоря о молитве в момент тяжелых испытаний, автор в 8 икосе вспоминает опыт своей первой детской молитвы, а в 9 кондаке – опыт литургической жизни внутри богослужебного цикла, озаряющего всю окружающую действительность особым торжествующим светом церковного праздника. 9 икос посвящен исполнению заповедей и доброделанию. 10 кондак, продолжая последний херетизм 9 икоса, посвящен любви, возвышенной превыше всего небесного и земного, говорит о любви божественной, восставляющую истлевшую совесть и потерянную красоту души. В 10 икосе автор молит Творца, ведущего отпадение гордого Денницы, не дать ему отпасть от Себя и усомнится в истинности своего религиозного убеждения.

Эта строфа – единственная во всем произведении, прямо свидетельствующая о времени создания акафиста. Перед глазами автора стояла картина жестоких и циничных гонений, современных ему, и поэтому он молит Господа в этот момент испытаний и искушений даровать ему твердость в исповедании. Примечателен тот факт, что для самого автора даже гонение – это проявление милости Божией; он не проклинает мучителей, а благодарит Пославшего гонения: «Слава Тебе, страданиями исцеляющего нас от угара страстей». В этих словах ярко прослеживается искренность и сердечный огонь, заключенный в молитве митрополита Трифона. В этих словах он предстает перед нами не как кабинетный поэт, отсчитывающий количество слогов в богословской поэме, а как вдохновенный старец-исповедник, остро переживающий все испытания мятежного ХХ века.

Связь времен

Его горячая молитва находит свое продолжение в тематике 11 кондака, где она как бы разрывает власть времени для того, чтобы автор поклонился Кресту и прославил Распятого. 11 икос всецело посвящен Евхаристическому опыту автора и говорит о силе благодати, действующей в Таинствах Церкви. Эти три строфы, 10 икос, 11 кондак и 11 икос, можно объединить вместе, так как они посвящены молитве. 12 кондак посвящен теме смерти, так близкой митрополиту Трифону во время составления акафиста. Тема смерти как бы завершает постепенное развитие и тематическое движение акафиста, начатое в 1 икосе «воспоминанием» о рождении. Таким образом в акафисте «Слава Богу за все» представлены все движения человеческой души на протяжении всей жизни, от рождения до отшествия в мир иной. В 12 икосе автор, завершая чреду славословий, исповедует немощь своей молитвы и похвалы по сравнению с песнопением горних сил и прославлением природы. Но хвала не может удержатся в благодарном сердце и святитель исповедует: «пока живу, я вижу любовь Твою, хочу благодарить, молиться и взывать». Затем следуют 7 херетизмов, начинающихся всем известным древним христиански возгласом «Слава Тебе, Показавшему нам свет». Во 2 херетизме прославляется любовь, в 3 – свет всех святых, осеняющий нас. Последние 4 херетизма обращены ко Пресвятой Троице и 4 херетизм именует Отца, 5 –Сына, 6 – Святого Духа. В 7 херетизме прославляется вся Пресвятая Троица в единстве трех Божественных Ипостасей. 13 кондак, завершающий акафист, по своему построению уже не славословие, а молитва о том, чтобы Господь принял благодарения и хвалы. Он начинается с обычного при таком обращении междометия «О» и, как и весь акафист обращен к Животворящей Троице.

Художественные особенности акафиста

Анализируя весь внешний и внутренний строй благодарственного акафиста «Слава Богу за все», составленного митрополитом Трифоном (Туркестановым), можно выделить несколько основных моментов, отличающих его от других молитвенно – гимнографических произведений. Это, прежде всего язык, на котором он был написан; отсутствие внешних поэтических параметров (размера, ритма, рифмы) при наличии внутренних поэтических приемов; неравное число своеобразных херетизмов и необъединение их в логические или ритмические пары; отсутствие молитвы в конце акафиста; отсутствие рефрена и рефренных слов; удивительно трепетное и благоговейное восприятие природы; глубокое молитвенное чувство и пламенное воодушевление, ясно дышащее в словах акафиста.

Составленный в один из самых тяжких моментов истории Церкви, он стал одним из самых светлых и радостных гимнографических памятников. Автор нисколько не поглащен ужасами эпохи и грязью зараженного бунтующей революцией окружающего мира, он весь в молитвенном созерцании милости Божией и прикосновение к его молитвенному опыту возвышает молящегося словами акафиста и рождает в его душе радость от причастия Божественному свету. В тексте акафиста нет ни слова о «безбожной власти», нет никакой эсхатологической истерии, но есть смиренное осознание собственной личной вины за всенародное отступничество от Христа и искренняя молитва о помиловании. Именно такое смиренно-благодарное чувство, свободное от всякой озлобленности, и характеризует эпоху новомучеников и исповедников Русских. Таким духом проникнуты последние первосвятительские послания Святого Патриарха Тихона, таким духом проникнуты призывы мноих выдающихся архипастырей (священномученика Петра Крутицкого, священномученика Агафангела Ярославского, митрополита Сергия (Страгородского) и др.), таким духом проникнута последняя речь священномученика митрополита Вениамина Петроградского, заканчивающаяся словами «Слава Богу за все», что связывает новомучеников и исповедников с древними страдальцами за Христа и Церковь, - именно этой фразой завершил свой жизненный путь святитель Иоанн Златоуст, - и символично, что эти слова стали внутренним стержнем молитвы исповедников – благодарственного акафиста митрополита Трифона (Туркестанова) «Слава Богу за все».

Примечания

Акафист Иисусу Сладчайшему.// Канноник. К., 2001. С. 62 - 72.
Акафист Пресвятей и Житвотворящей Троице// Шесть акафистов архиепископа Херсонского и Тавического Иннокентия. М.,1997. С. 12-23.
1 кондак обычно в акафистах начинается словом «Взбранной…»; 1икос – «Ангел…»; 2 кондак – «Видя…» и т.д. В греческом оригинале начальные буквы строф Акафиста, исключая 1 кондак-кукулий образовывали алфавит. В русских акафистах, возникающих как подражание греческим, в качестве акростиха используются целые слова. Практика составления акафиста с использованием таких «акростишных слов» ничем, кроме подражательной традиции, не оправдана и поэтому не может считатся обязательной.
Акафист благодарственный; кондак 1.
Там же; икос 1.
Там же; кондак 4.
Там же; икос 7.
Там же; кондак 6.
Там же; икос 12, кондак 13.
Балашов Николай, прот. Указ.соч.
Трифон (Туркестанов), митр. Проповеди и молитвы. С. 440 – 447. Акафист благодарственный. Икос 2.
Там же. Кондак 6.
Там же. Кондак 3.
Там же. Икос 3.
Месяца декабря в 24 день. Предпразство Рождества Христова. Вечер, стихиры на «Господи, воззвах».// Минея декабрь, ч.II, Изд. Московской Патриархии. 1982. С. 334.
Неделя сырная. На велицей вечерни, стихиры на литии. // Триодь Постная. М.,
Октоих, гл.2. Вторник вечера, стихиры на «Господи, воззвах».// Октоих, сиречь Осмогласник, гласы 1 - 5. Украинская Православная Церковь. Киевская Митрополия, 2001. С. 169.
Месяца ноября в 11 день. Ина служба преподобным отцем Варлааму и Иоасафу, царевичу Индийскому. На Литургии по запричастном стихе, стихира, глас 2. //Минея ноябрь. Ч. II. Изд. Московской Патриархии, 1980. С. 414. Это, пожалуй единственный случай, когда после исполнения запричастного стиха положено исполнение еще одного песнопения, названного стихирой по запричастном. Присутствие данного гимна свидетельствует о достаточно позднем происхождении этой службы.
Там же.
Акафист благодарственный. Кондак 3.
Илларий (Шишиковский), игум. Религиозно – эстетитические воззрения Древней Руси. // Труды Киевской Духовной Академии. № 3, К., 2001. С. 121.
Акафист благодарственный. Икос 10.
Там же. Икос 12.
Последование утрени.// Часослов. М.,1980. С. 64.
Месяца июлия в 31 день. Священномученика Вениамина, митрополита Петроградского и Гдовского. // Минея июль. Ч. III. Издательский Совет Русской Православной Церкви, М., 2002. С. 414.

Митрополит ТРИФОН (Туркестанов) (1861-1934)

Trifon (Turkestanov) - a metropolitan

14 июня 1984 года исполнилось 50 лет со дня кончины митрополита Трифона — ревностного архипастыря и замечательного проповедника, духоносного старца-подвижника. Память почившего иерарха почтил Святейший Патриарх Пимен, совершивший литию в Богоявленском соборе 17 июня. Накануне дня кончины архиепископ Волоколамский Питирим в храме Воскресения словущего на ул. Неждановой служил парастас. У могилы митрополита Трифона на московском Введенском кладбище, которая утопает в цветах и где посто¬янно теплится лампада, совершил 14 июня панихиду протопресвитер Матфей Стаднюк, настоятель Богоявленского патриаршего собора. Много верующих, в их числе духовные чада митрополита Трифона, молились в эти дни в московских храмах о упокоении души приснопамятного святителя.

Митрополит Трифон (в миру Борис Петрович Туркестанов) родился 29 ноября 1861 года в Москве. Во Святом Крещении он получил имя Борис — в честь святого благоверного князя-страстотерпца Бориса и в память о своем прапрадеде — грузинском князе Борисе (Баадуре) Панкратьевиче Туркестанове (Туркестанишвили), переселившемся из Грузии в Россию при Петре I (см. «Историю Грузии» царевича Вахушти Багратиони). Об этом, в частности, упоминает поэт Сергей Соловьев в своем стихотворном посвящении «Епископу Трифону»: О, княжеского рода цвет прекрасный! Благословен тот день, когда на север, Покинув горы Грузии цветущей, Направил путь твой предок отдаленный... (Возвращение в дом отчий. М., 1915).

Отец митрополита Трифона князь Петр Николаевич Туркестанов (1830—1891) отличался тонким умом и мягким сердцем, глубокой религиозностью. По складу своей натуры это был типичный идеалист с возвышенными стремлениями, практическая сторона жизни мало его занимала.

Его супруга Варвара Александровна Туркестанова, мать будущего святителя, урожденная княжна Нарышкина, была племянницей декабриста Михаила Михайловича Нарышкина и унаследовала лучшие традиции этой семьи. Воспитывавшая ее тетка княгиня Евдокия Михайловна Голицына привезла девочку вскоре после смерти ее матери к митрополиту Московскому Филарету за благословением. Утешая малютку, митрополит сказал: «Твоя мать была святая. Она теперь — в раю... Будь и ты хорошей». «А что делают в раю?» — спросила малышка с обычной непринужденностью. «Там молятся», — отвечал святитель. Разочарованная как будто таким ответом, девочка воскликнула: «Только молятся? Как это скучно!» Тогда митрополит положил ей руку на головку и задумчиво произнес: «Дай Бог тебе, дитя, познать впоследствии сладость молитвы!..» (см. 36). Господь Промыслитель привел Варвару Александровну впоследствии к познанию сладости молитвы, которая стала внутренним средоточием чуткой души, касающейся «миров иных», жизнью сердца, бьющегося на пороге «как бы двойного бытия...»

Выйдя замуж, Варвара Александровна имела шестерых детей, а потом более двадцати лет вдовела. Но сладость молитвы неизменно сопутствовала ей всю жизнь. «Ее пленяло все возвышенное, прекрасное, в ней соединялось изящество с простотой, достоинство со смирением, сила воли с уступчивостью, глубокое благочестие со светской жизнерадостностью. Словом, это был своего рода тип русской женщины, идеал мирянки-христианки» (36).

Лучшие черты родителей нашли отражение и развитие в характере детей, особенно в Борисе. Раннее его детство протекало в Москве и подмосковном селе Говорове (недалеко от теперешнего Востряковского кладбища) — в одноэтажном доме с террасой, расположившемся в большом старинном парке с двумя прудами. Здесь же, в парке, стоял каменный храм в честь Рождества Пресвятой Богородицы. С детских лет Борис привык к церковным службам, к святочным торжествам и великопостному говению — к размеренному, устоявшемуся и освященному Церковью быту.

В отроческие годы Борису Туркестанову довелось слышать много разнообразных, но всегда интересных и задушевных бесед, увлекательных рассказов, которые велись в гостиной родительского дома. Они будили пытливый ум мальчика, подготовили его к вопросам духовной жизни, к недоуменным порой вопрошаниям о смысле жизни и смерти со стороны образованной части общества.

До пострижения в монашество Борис Туркестанов не знал о том, что с детства он, по обету матери, был посвящен Богу. Об этом рассказывала сама Варвара Александровна: «Мой Боря во младенчестве был очень слаб и часто прихварывал. В одно время он так расхворался, что врачи не надеялись на его выздоровление тогда я прибегла к Врачу Небесному. Особенно я любила молиться в церкви мученика Трифона, находившейся на окраине Москвы. Церковь эта в то время не отличалась ни богатством, ни обширностью. Молилась я святому мученику Трифону за своего малютку Борю. Слезно просила у святого мученика его ходатайства пред Богом за больного сына, обещая, если он выздоровеет, посвятить его на служение Богу и, если ему суждено будет отречься от мира, назвать его при пострижении в монашество Трифоном. После этого Боря стал быстро поправляться, скоро он совсем выздоровел... И, как видите, обещание выполнено» (31, с. 10).

Вскере после выздоровления сына Варвара Александровна совершила поездку с маленьким Борей в Оптину пустынь к прославленному святостью жизни старцу Амвросию (Гренкову; † 1891). Старец неожиданно сказал стоявшему перед ним народу: «Дайте дорогу, архиерей идет». Расступившиеся люди с удивлением увидели вместо архиерея приближавшуюся женщину с ребенком.

После успешного окончания в 1883 году знаменитой частной гимназии известного педагога Л. П. Поливанова, одной из лучших в Москве, Борис Туркестанов поступил на историко-филологический факультет Московского университета. «Но у молодого князя не лежало сердце к светскому высшему образованию; его душа стремилась к другому...» (там же). Еще гимназистом он посетил для говенья во время Петрова поста Гефсиманский скит Троице-Сергиевой Лавры. Неизгладимое впечатление на отрока произвел в скиту старец иеромонах Варнава, обладавший даром истинно-христианской любви к ближним и великой способностью к состраданию и утешению. Митрополит Трифон вспоминал впоследствии: «Не могу выразить словами, но до сих пор помню необыкновенно светлое чувство какого-то духовного восторга, какой-то неземной радости, с которыми я возвратился от отца Варнавы» (7, с. 6—7). Эта встреча, а также духовная близость к старцу Оптиной пустыни иеросхимонаху Амвросию определили дальнейший жизненный путь будущего святителя.

В 1887 году Борис Туркестанов, взяв у родителей благословение, поступил послушником в Оптину пустынь к старцу Амвросию. Юноша со смирением и усердием нес различные монастырские послушания, порой довольно тяжелые, исправно выполнял строгий Оптинский устав. Старец Амвросий ранее прозрел в нем светильника Церкви, как об этом уже было сказано. В своей маленькой скитской келье он благословил послушнику облечься в иноческие одежды и преподал ему необходимые наставления.

31 декабря 1889 года Борис Туркестанов принял иноческий постриг с именем в честь святого мученика Трифона. Затем он был рукоположен во иеродиакона, а 6 января 1890 года, в праздник Крещения Господня, Богоявления (ст. ст.), — во иеромонаха. Сбылась его заветная мечта, исполнился и обет, данный его матерью.

Молодому иеромонаху предложили занять место учителя и надзирателя в миссионерском Осетинском Духовном училище во Владикавказе (ныне г. Орджоникидзе). Отец Трифон охотно согласился, его не смущали ни отдаленность места, ни трудные условия работы. Воспитывая в своих учениках любовь к Богу и ближнему, иеромонах Трифон проявил себя ревностным воспитателем и талантливым педагогом. Все свободное от занятий время он посвящал чтению святоотеческих творений. Обращаясь к своим воспитанникам, он говорил образным, но простым и доступным языком, затрагивал актуальные вопросы, подкреплял свои мысли изречениями святых отцов или ссылками на их жития.

В октябре 1890 года иеромонах Трифон возвратился в Оптину пустынь к старцу Амвросию. В следующем году его постигла тяжелая утрата — смерть отца. Утешая своего бывшего послушника, старец Амвросий говорил, что «смерть посылается Милосердным Господом в самое лучшее время, когда душа наиболее к ней приуготовлена».

Отец Амвросий благословил иеромонаху Трифону учиться в Московской Духовной Академии, куда он и поступил в том же году. Вскоре, 10 октября 1891 года, старец Амвросий скончался в основанной им Шамординской обители. В надгробном слове иеромонах Трифон отметил, что отличительным свойством его почившего наставника была христианская любовь, «та любовь, которая во всех людях видит прежде всего образ и подобие Божие, и любит его, и плачет о его искажениях, если замечает их, и не гордым словом упрека встречает слабости и немощи человеческие, но все их несет на себе».

Будучи студентом Московской Духовной Академии, иеромонах Трифон избрал нелегкое послушание священника в пересыльной тюрьме Сергеева Посада (ныне г. Загорск). Помощниками ему назначались монахи, которые отговаривали его от этого служения. Но он продолжал служить. Обращаясь к осужденным, иеромонах Трифон назидал и утешал их: «Вы временно удалены от людей: друзей, родных и знакомых... как бы заключены в затвор для обозрения предыдущей жизни греховной. Пусть не пропадет это дорогое для вас время в нетерпеливом ропоте и сетованиях на свою долю...» (1). Великим постом, когда он произносил молитву преподобного Ефрема Сирина «Господи и Владыко живота мог его...» и арестанты в кандалах, полагали земные поклоны, служба бывала особенно волнующей. Вскоре митрополит Московский Сергий (Ляпидевский; † 1898) наградил иеромонаха Трифона золотым наперсным крестом.

В августе 1894 года иеромонах Трифон вновь посетил Оптину пустынь: в связи с кончиной ее настоятеля схиархимандрита Исаакия (Антимонова). В девятый день по его кончине отец Трифон произнес слово, в котором напомнил братии о необходимости хранить себя свободными от веяний духа того времени, противного иночеству, имея в виду, среди прочего, увлечение спиритизмом, теософией и другими подобными учениями. Значение Оптиной пустыни как духовной твердыни Православия в то время значительно возросло.

В 1895 году иеромонах Трифон окончил Московскую Духовную Академию со степенью кандидата богословия. Он превосходно знал греческий и латинский, а также французский, немецкий и английский языки. Его кандидатская диссертация «Древнехристианские и оптинские старцы» получила высокую оценку специалистов.

8 августа 1895 года иеромонах Трифон был определен смотрителем Московского Духовного училища при Донском монастыре. В этой должности он прослужил два года, проявив себя хорошим администратором. К тому времени, по-видимому, относится его знакомство с епископом Антонием (Флоренсовым; † 1918; о нем см.: ЖМП, 1981, № 9, 10), жившим на покое в Донском монастыре; впоследствии их связало чувство глубокой духовной приязни, об этом свидетельствуют, в частности, воспоминания епископа Антония.

14 июня 1897 года митрополит Московский Сергий, высоко ценя труды и заслуги иеромонаха Трифона, назначил его ректором Вифанской Духовной Семинарии, расположенной в окрестностях Сергиева Посада. Одновременно иеромонах Трифон был возведен в сан архимандрита. Вскоре он получил ответственное назначение на должность духовного цензора изданий Троице-Сергиевой Лавры. На «Троицких листках» того времени в выпусках духовно-нравственного содержания стоит его имя.

8 июля 1898 года архимандрит Трифон посетил Иверский Выксунский женский монастырь в Ардатовском уезде Нижегородской губернии, основанный старцем иеромонахом Варнавой (Меркуловым; † 1906). Сохранились две проповеди отца Трифона, произнесенные в этом монастыре.

В одной из них архимандрит Трифон говорит: «Святая молитва должна стать главным делом жизни... Преподобный авва Пимен утверждает что человек всегда должен молиться Богу и просить Его помочь, напутствовать ему во всяком деле, ибо человек не может приобрести никакой добродетели без помощи Божией. Молитвы ищут от нас и наши братья миряне: «Батюшка! Питай нас молитвами...» И горе нам, если мы вместо этого хлеба духовного подадим камень алчущему брату! Ищите молитвенного Царства Небесного, все остальное приложится вам» (см. 3).

22 сентября 1899 года архимандрит Трифон был назначен ректором Московской Духовной Семинарии. Хотя он сравнительно недолго исполнял обязанности ректора, но своей прямотой, принципиальностью в деле духовного воспитания и вниманием к нуждам учащихся оставил по себе добрую память.

Когда архимандрит Трифон, получив новое назначение, оставлял Семинарию, воспитанники преподнесли ему в знак благодарности икону апостола и евангелиста Иоанна Богослова, которую они приобрели на свои средства.

Митрополит Московский и Коломенский Владимир (Богоявленский; † 1918), благоволивший будущему святителю, пожелал видеть его среди своих викариев. Святейший Синод определил архимандриту Трифону «быть епископом богоспасаемого града Дмитрова» и одновременно настоятелем Московского Богоявленского монастыря .

28 июня 1901 года в Синодальной конторе в Москве был совершен чин наречения архимандрита Трифона во епископа Дмитровского, второго викария Московской епархии. После благодарственного молебна архимандрит Трифон произнес речь, в которой сказал: «...Промыслительную благостную руку Божию, направляющую человека ко спасению, я с раннего детства видел над собою. Он, Милосердный, от юности вложил в меня любовь к храму Своему, к Божественной службе... С помощью Божиею, неустанно работая над собою и со смирением исполняя возложенное на меня послушание, надеюсь я пройти беспреткновенно назначенное мне поприще..» (31, с. 5—8).

Хиротонию архимандрита Трифона во епископа Дмитровского 1 июля 1901 года в Большом Успенском соборе в Московском Кремле совершили митрополит Московский Владимир, епископ Рязанский и Зарайский Полиевкт (Пясковский; † 1906), епископ Можайский Парфений (Левицкий; †l921), епископ Волоколамский Арсений (Стадницкий; † 1936), ректор Московской Духовной Академии, члены Московской Синодальной конторы — епископы Нестор (Метанцев; † 1910), Григорий (Полетаев; † 1914) и Нафанаил (Соборов; † 1907). Собор не мог вместить молящихся, обширная площадь перед ним была заполнена народом.

Вручая архиерейский жезл новохиротонисанному епископу Дмитровскому Трифону, митрополит Московский Владимир обратился к нему с традиционным словом напутствия. Он отметил беспримерное усердие и любовь отца Трифона к проповеданию слова Божия и сказал: «Не оставляй вне своего пастырского воздействия и те наши сословия, к которым ты так близко стоишь по своему происхождению... Не упускай случая указывать им на возможность совмещения здравых научных познаний с искреннею верой, современных открытий и усовершенствований — с вечными началами духовной жизни, удовольствий и наслаждений— с добродетелью, труда и борьбы — с миром и спокойствием сердца» (31, с. 17).

Этому призыву Преосвященный Трифон был верен всю свою последующую жизнь. Большую известность приобрели многие его слова, сказанные по случаю разных церковных праздников, а также в дни знаменательных торжеств и юбилеев. Так, 13 января 1903 года, в день годового акта Лицея, и 24 февраля 1903 года, в день открытия Московского промышленного училища, епископ Трифон произнес поучения о святом храме и воспитании, изданные впоследствии отдельной брошюрой (см. 5). В поучении о храме им были сказаны знаменитые слова, ставшие крылатой фразой: «Храм Божий — это земное Небо» (слова эти начертаны на надгробном кресте святителя).

В сане епископа Дмитровского Преосвященный Трифон совершал богослужения и произносил проповеди в продолжение почти пятнадцати лет: с 1901 по 1914 год.

В тот период епископ Трифон часто выступал в Московском епархиальном доме, произнося слова и поучения, сбор от которых поступал в фонд различных церковно-благотворительных учреждений. Он был членом нескольких таких обществ и братств (в том числе председателем Московского отделения попечительства о слепых, членом Серафимовского благотворительного комитета, активно участвовал в деятельности Московского отделения приюта для детей, калек и умственно отсталых) .

Одновременно Преосвященный Трифон не оставлял своих научных трудов. Он являлся действительным членом Московского Археологического института, в соответствии с программой которого организовал в Большом Успенском соборе и в Богоявленском монастыре совершение древнего русского богослужебного обряда «пещного действа» (театрализованная мистерия) и составил его изъяснение, изданное в 1913 году отдельной брошюрой (см. 17).

Будучи настоятелем Московского Богоявленского монастыря, епископ Трифон поставил в его соборном храме два придела: во имя святителя Черниговского Феодосия и во имя Иоанна Предтечи. Его заботами во многие московские храмы было проведено электрическое освещение.

В Богоявленский монастырь, где Преосвященный Трифон совершал строго уставные богослужения и часто проповедовал, собиралось множество верующих, среди них немало Представителей тогдашнего образованного общества.

Питая глубокую любовь к простому народу, Преосвященный Трифон часто совершал ранние службы; он получил не только высокое имя «московский Златоуст», но и полушутливое — «кухаркин архиерей» (ввиду того, что кухарки чаще всего посещали ранние литургии).

По воспоминаниям современников, епископ Трифон был невысокого роста, худощав и сутуловат. Он обладал красивым звучным голосом, который был слышен во всех уголках храма. В его службах торжественность и красота движений сочетались с внутренней сосредоточенностью и умилением, которое находило выражение в даре слезной молитвы. Все в храме были как бы единое целое, а в алтаре стояла такая благоговейная тишина, что находившиеся там не решались даже шепотом сказать слово. Глубокая молитвенная настроенность святителя передавалась всем, и, бывало, народ молился со слезами вместе со своим архиереем.

Преосвященный Трифон, по приглашению правящих архиереев, случалось, выезжал для совершения богослужений в храмы и монастыри, расположенные в различных епархиях России. Среди них и затерявшаяся в лесах средней полосы Саровская пустынь, и далекий Соловецкий Спасо-Преображенский монастырь, и расположенный у западных границ Яблочинский Онуфриев монастырь (34 и 35).

Жизнь Преосвященного Трифона трудно рассматривать вне связи с другими замечательными подвижниками его времени — оптинским старцем Амвросием, старцем Гефсиманского скита Варнавой, с которым Владыка Трифон не прерывал духовного общения вплоть до самой его кончины († 1906), оптинским старцем Варсонофием (Владыка Трифон навещал его в Оптиной, вел с ним долгие духовные беседы, в 1912 году возвел его, по благословению Святейшего Синода, в сан архимандрита, когда он был настоятелем Голутвина монастыря под Москвой). Приезжая в Москву, отец Варсонофий обычно останавливался в Богоявленском монастыре и служил в нем. Во время служений отца Варсонофия Преосвященный Трифон не служил, а лишь молился в алтаре, выражая этим свое особое уважение к старцу.

В предреволюционные годы митрополит Трифон отчетливо сознавал, что царская империя духовно деградирует, видел, что на управление государством влияют одиозные личности, вроде Григория Распутина (Преосвященный Трифон в свое время отказался его принять). Когда началась первая мировая война, он оставил должность викария Московской епархии и поехал на фронт полковым священником. Он был на передовых позициях на польском и румынском фронтах, утешая раненых и напутствуя в вечную жизнь умирающих. Он раздавал воинам присылаемые для них его духовными детьми подарки.

Около года провел епископ Трифон в действующей армии, исполняя обязанности сначала полкового священника 168-го пехотного Миргородского полка, затем — благочинного 42-й пехотной дивизии. «За проявленную храбрость при совершении богослужений на линии огня и за беседы в окопах с воинами во время боя» Преосвященный Трифон был награжден панагией на Георгиевской ленте и орденом святого Александра Невского (38). Епископ Трифон был, пожалуй, единственным архиереем, удостоенным такой награды.

На польском фронте Преосвященный Трифон получил контузию и вынужден был возвратиться в Москву — с расстроенным здоровьем, потеряв зрение одного глаза. 2 июня 1916 года он ушел на покой в Ново-Иерусалимский Воскресенский монастырь . Проводы его из Богоявленского монастыря были трогательны. Управлявший Московской епархией епископ Волоколамский Феодор (Поздеевский) обратился к Преосвященному Трифону с проникновенным словом и преподнес ему на память от Московских викариев Казанскую икону Божией Матери. Прощаясь с братией Богоявленского монастыря, Преосвященный Трифон сказал: «Искренне желаю всем вам милости Божией, мира душевного, той светлой духовной радости, которую может испытать только христианин и выше которой нет ничего на свете».

В храмах Ново-Иерусалимского монастыря епископ Трифон служил во всех приделах, которые освящены в ознаменование земной жизни Христа Спасителя. Он вложил много своих средств в ремонт и благоукрашение этого замечательного памятника русского церковного зодчества. Его попечением близ монастыря была устроена женская гимназия.

В 1916 году Преосвященный Трифон вновь уехал на фронт, на этот раз — румынский. Вернувшись с фронта в 1917 году, он возвратился в Новый Иерусалим и с этого времени ограничил свою деятельность служениями в храме, проповедью и духовничеством, не принимая участия в административных делах Русской Православной Церкви.

С 1918 года епископ Трифон безвыездно проживает в Москве, сначала у своего брата Александра, потом — у сестры Екатерины на Знаменке (ныне ул. Фрунзе), затем — у своих духовных детей. Несмотря на то, что он находился на покое, его приглашали служить во многие московские храмы, которые во время его служб бывали переполнены молящимися. «Когда он приезжал служить литургию, — вспоминает один из ныне здравствующих иподиаконов митрополита Трифона (43), — то действительно чувствовалась архиерейская служба. Все было обставлено великолепно: синодальный хор, протодиакон Константин Розов, который даже вполголоса говорил — и гудел на весь собор, и это величественное пение входного «Достойно...». Пели медленно, следя за тем, как он прикладывается, как он идет благословлять, чтобы ни одной паузы не было. Все это производило огромное впечатление».

Были храмы, где Преосвященный Трифон мог служить без особых приглашений в любое, время: в храме Знамения Божией Матери, что в Шереметьевском переулке (ныне ул. Грановского), в Никитском монастыре (на ул. Никитской, ныне Герцена), в Афонском подворье (на ул. Никольской, ныне 25 Октября). Особенно он любил Знаменский храм, в котором на правом клиросе иногда пели А. Нежданова, Н. Голованов и другие известные впоследствии деятели искусства.

Тонкий ценитель искусства, Владыка Трифон был знаком со многими талантливыми артистами, он сознавал особое значение, которое может иметь в жизни человека театр. Среди почитателей Владыки Трифона были и старые и юные, простецы и представители интеллигенции. К нему нередко приходили советоваться по духовным и житейским вопросам его духовные дети.

В 1923 году Преосвященный Трифон был возведен Святейшим Патриархом Тихоном в сан архиепископа и удостоен права ношения бриллиантового креста на клобуке. Святейший Патриарх Тихон любил Преосвященного Трифона и часто служил с ним вместе. И хотя он был на покое, другие сослужившие архиереи уступали ему место рядом с Патриархом. Иногда Высокопреосвященный Трифон произносил проповеди во время патриарших служб. 7 апреля 1925 года Святейший Патриарх Тихон скончался; архиепископ Трифон произнес слово на его отпевании. Приводим текст этого слова по записной книжке Владыки Трифона.

«...Мы должны нести крест, и я заметил, что, как бы в напоминание об этом, нас постигают скорби, иногда ожидаемые, иногда, и большей частью, катастрофические, как теперь. И вот мы собрались и рассуждаем, что мы в нем потеряли истинного крестоносца. Но как он его нес! Можно нести крест, скорбя, и сетуя, и плача (хоть и не унывая), но он нес его благодушно. Благодушие — вот, что меня особенно в нем поражало. Никакие скорби не могли его вывести из благодушия. Что такое благодушие? Оно предполагает высокие качества души: кротость, смирение, полную покорность воле Божией, пламенную любовь ко всем людям, к добрым и злым, к друзьям и недоброжелателям; и все эти качества, озаряемые благодатью Святого Духа, — как результаты и награды непрестанной молитвы. Да, этому можно было учиться всем нам; как мы склонны раздражаться из-за мелочей, изливаться в жалобах иногда по самой незначительной причине! Он — никогда. Всегда мягкий, простой, незлобивый, с ласковым словом участия, ободрения, любви, иногда — с безобидной шуткой, с целью поднять настроение духа собеседника.

Помню, как однажды он утешал и назидал меня, увы, часто, несмотря на годы и долговременную монашескую жизнь, малодушного, способного долго волноваться и раздражаться: «Что мы [архиереи] носим на груди? Образ Богоматери. Она ли не скорбела, Ей ли не пронзило оружие сердца? Она же всегда оставалась благодушна — ни единого слова ропота, ни единой укоризны, даже при Кресте Сына Своего. А Он, Милосердный Создатель, Он и на Кресте молился за всех и на всех призывал благословение Божие!» И когда я вспоминаю о нем — а я буду до конца дней его вспоминать, — мне будет рисоваться его доброе, милое лицо, озаренное любовью и лаской, его чудные очи, сияющие светом любви... И как он жил, так и умер: сложив в последний раз слабеющие персты в крестном знамении, которое он постоянно носил в груди своей. За любовь — любовь. Ведь любовь не умирает. Приимя же от меня и всех моих дорогих москвичей последний земной поклон за всё и помолись за нас, малодушных, пред Престолом Всевышнего, да даст нам твое великое благодушие и кротость».

Архиепископ Трифон глубоко уважал Митрополита Сергия (Страгородского), высоко ценил его как ученого богослова. В 1927 году заместитель Патриаршего Местоблюстителя Митрополит Сергий обнародовал Декларацию о лояльности Церкви к Советскому государству (Известия, 19 августа 1927 года). Архиепископ Трифон принял принципы декларации и дополнение к великой ектений — моление «о властех».

Следует особо подчеркнуть, что в период так называемого обновленчества Владыка Трифон, не колеблясь, оставался верен Патриаршему престолу и отвергал какие-либо компромиссы с обновленческими группировками.

14 июля 1931 года заместитель Патриаршего Местоблюстителя Митрополит Сергий возвел архиепископа Трифона в сан митрополита. К этому времени исполнилось 30 лет его епископского служения. Владыка Трифон писал, что он не стремился к такому высокому сану, но принимает его со смирением как новый этап в своем служении Русской Церкви.

В 1934 году митрополита Трифона постигла тяжелая болезнь. В день своего Ангела, 1 февраля 1934 года, он служил в храме во имя святых мучеников Адриана и Наталии и закончил свою проповедь словами, что, быть может, последний раз молится со своей паствой. Владыка Трифон завещал отпеть его по чину погребения монахов, как было в Древней Руси, и положить его во гроб в мантии и клобуке.

Последнее свое богослужение митрополит Трифон совершил в субботу Светлой седмицы в храме Малого Вознесения на Никитской (ныне ул. Герцена). Совершалась поздняя литургия. Владыка Трифон был очень слаб, его поддерживали под руки иподиаконы. После службы митрополит Трифон, сидя, благословлял всех. Все чувствовали, что это в последний раз, и с трудом сдерживали слезы...

Известно, что митрополит Трифов изъявлял желание облечься в великую схиму, но не успел осуществить это намерение .

Незадолго до кончины Владыка Трифон попросил записать и продиктовал свою предсмертную молитву: «Господи Иисусе Христе, Боже наш, молитвами Пречистыя Твоея Матере, святых Ангелов Хранителей наших и всех святых, приими мою усердную молитву за всех моих чад духовных, живых и умерших. Приими молитву и за всех благотворящих мне, и милующих мя и даруй всем им милость Твою великую: живых соблюди в мире и благостоянии, усопшим даруй вечный покой и бесконечную радость. Господи Боже мой, видиши искренность молитвы моея, ибо ничем не могу возблагодари их, токмо сею усердною моею молитвою. Приими же сия словеса моя, яко дело благотворения, и помилуй всех нас».

14 июня 1934 года Высокопреосвященный митрополит Трифон почил о Господе, оплакиваемый горячо любящими его духовными детьми. Сугубые молитвы о упокоении души почившего со святыми возносил к Престолу Божию старец схиархимандрит Захария (Зосима) .

Отпевание почившего иерарха совершил в Петропавловском храме в Лефортове Высокопреосвященный Митрополит Сергий в сослужении архиепископа Смоленского и Дорогобужского Серафима (Остроумова) и архиепископа Волоколамского Питирима (Крылова). Тело Владыки Трифона было предано земле на Введенском кладбище.

В своем благодарственном акафисте «Слава Богу за всё» (написан на русском языке белыми стихами) митрополит Трифон с удивительной духовной проникновенностью и поэтическим вдохновением, с поистине неземной силой глубокой сердечной молитвы писал незадолго до своей кончины: «Господи! Хорошо гостить у Тебя: благоухающий воздух, горы, простертые в небо, воды, как беспредельные зеркала, отражающие золото лучей и легкость облаков... Ты ввел меня в эту жизнь, как в чарующий рай... Хорошо у Тебя на земле, радостно у Тебя в гостях... Благословенная мать-земля с ее скоротекущей красотой пробуждает в нас тоску по Вечной отчизне, где в нетленной красоте непрестанно звучит: Аллилуиа».

ПРИМЕЧАНИЯ

Кладбище расположено в районе Введенских гор, в Лефортове; место это отведено под захоронения по указу Екатерины II в 1772 году. Первоначально предназначалось для погребения христиан инославных исповеданий и нерусской национальности — немцев, англичан и др., отсюда его другое, неофициальное название — «Немецкое».

Богоявленский монастырь основан в 1296 году святым благоверным великим князем Московским Даниилом, сыном святого князя Александра Невского. Первым игуменом монастыря был преподобный Стефан, старший брат Преподобного Сергия Радонежского. В 1788 году монастырь стал местопребыванием викарного епископа Московской епархии. С 1863 года им управляли епископы — викарии Московской митрополии. Епископ Трифон был предпоследним настоятелем Богоявленского монастыря (см. 32).

Ново-Иерусалимский монастырь под Москвой основан в ХVII веке Святейшим Патриархом Никоном и освящен им 18 октября 1675 года.

Об этом свидетельствует письмо управляющего делами Московской Патриархии архиепископа Волоколамского Питирима (Крылова) митрополиту Трифону: «Ваше Высокопреосвященство! На выраженное Вами желание облечься в схиму Блаженнейший Сергий, Митрополит Московский и Коломенский, изъявил полнейшее свое согласие и преподал свое благословение. Молитвенно желаем Вам от Господа Бога, да укрепит Он Ваши душевные и телесные силы Своею благодатью во славу Матери-Церкви. Вашего Высокопреосвященства усердный богомолец и слуга А. Питирим, 1934 г., мая 24 дня».

Когда старец схиархимандрит Захария (Зосима) смертельно занемог в 1934 году и готовился к переходу в вечность, он вдруг почувствовал, что очень нужен Владыке Трифону. Приложив четки ко лбу, старец помолился: «Друже мой, Трифон, приходи ко мне сейчас же...» В тот же день состоялось их трогательное свидание. Митрополит Трифон со слезами молился о выздоровлении старца Захарии, который выздоровел и прожил еще два года. Все это время, помня о предсмертной просьбе Владыки Трифона, старец Захария усердно молился о упокоении его души (см. 39).

К 80-летию со дня кончины
митрополита Трифона (Туркестанова)

14 июня 2014 года исполняется 80 лет со дня кончины митрополита Трифона (в миру Борис Петрович Туркестанов). К нему в полной мере можно отнести слова церковных песнопений: «Земный ангел и человек небесный». Многие из его духовных чад и сподвижников уже прославлены в лике святых нашей Церкви. Господь оградил его от тюрем и лагерей во времена российского лихолетья, но это не умаляет подвига Владыки, который поистине был в те трудные времена одним из тех, чьими молитвами выстояла и победила своих гонителей Русская Церковь.

Будущий митрополит Трифон родился 29 ноября 1861 года в Москве. Отец его, князь П. Н. Туркестанов (1830–1891), был прямым потомком древнего княжеского рода из Грузии. Прадед, князь Борис Панкратьевич Туркестаношвили, в память которого он получил имя, выехал в Россию со свитой грузинского царя Вахтанга при Петре I.

Мать будущего святителя – Варвара Александровна, урожденная княжна Нарышкина, приходилась племянницей игуменье Марии (Тучковой), основательнице Спасо-Бородинского монастыря. Княгиня, духовная дочь прот. Валентина Амфитеатрова, была ревностной молитвенницей и передала любовь к Богу и к храму Божиему своим детям (их было шестеро).

Во время тяжелой болезни сына, еще младенца, когда врачи потеряли надежду на его выздоровление, мать ходила в церковь святого мученика Трифона и молилась об исцелении сына, обещая после выздоровления посвятить его Богу и, если сын сподобится монашеского чина, дать ему имя Трифон. Когда младенец выздоровел, Варвара Александровна совершила с ним поездку в Оптину Пустынь к прославленному на всю Россию старцу Амвросию. Встречая их, старец неожиданно сказал стоящему перед ним народу: «Дайте дорогу, архиерей идет». Расступившиеся люди с удивлением увидели вместо архиерея молодую женщину с ребенком.

Учился Борис в классической гимназии Л. П. Поливанова, одной из лучших в Москве. Окончив ее в 1883 году, поступил в Московский университет. Во время учебы увлекался театром, участвовал в любительских спектаклях. Еще будучи гимназистом, Борис познакомился со старцем Гефсиманского скита Варнавой, который стал впоследствии его духовным отцом.

В 1887 году Борис, получив благословение родителей, поступил послушником в Оптину Пустынь к старцу Амвросию, который и благословил его на монашество. В 1888 году он был командирован на Северный Кавказ учительствовать в только что открывшемся Александровском духовном училище.31 декабря 1889 г. в церкви Тифлисской духовной семинарии он принял монашеский постриг с именем Трифон и только после пострига узнал об обете своей матери. 1 января 1890 г. экзарх Грузии архиеп. Палладий (Раев) рукоположил его в иеродиакона, а 6 января – в иеромонаха.

В том же 1890 году ему предложили занять место учителя и надзирателя в миссионерском осетинском училище. Отец Трифон с любовью согласился, его не страшила ни отдаленность места, ни учительский труд. Все свободное от занятий время он посвящал чтению трудов святых отцов Церкви. Это чтение принесло ему огромную пользу. Обращаясь в проповедях к своим современникам, говоря образным, доступным им языком, затрагивая волнующие их вопросы, он в то же время умел вставить в свое слово наиболее подходящую, нужную, яркую цитату из произведений отцов Церкви, вспомнить соответствующий душевному состоянию кающихся эпизод из жизни святого.

В октябре 1890 года иеромонах Трифон возвратился в Оптину к старцу Амвросию, «волнуемый различными сомнениями», которые, вероятно, относились и к его будущей деятельности. Старец с любовью и лаской разрешил эти сомнения. И в час кончины своей (1891) он сумел утешить своего бывшего послушника, сказав ему, что «смерть посылается Милосердным Господом в самое лучшее время для человека, когда его душа наиболее к ней приуготовлена». Отец Амвросий благословил его учиться в Московской Духовной академии, куда он поступил в 1891 году.

Во время учебы иеромонах Трифон избрал служение в пересыльной тюрьме. Причетниками к нему назначались монахи, которые уговаривали его отказаться от этого служения, сказав, что преступники сумеют с ним расправиться. Но он продолжал служить; и Великим постом, когда он произносил молитву Ефрема Сирина и арестанты, закованные по рукам и ногам, клали поклоны, то, как он потом говорил, ни одна служба не производила на него такого впечатления. Он говорил не раз: «Дай Бог, чтобы православные христиане так каялись, как эти преступники».

После смерти отца Амвросия иеромонах Трифон перешел под духовное руководство старца Гефсиманского скита Варнавы. С ним он советовался во всяком своем деле и получал от него благословение. Это продолжалось до самой кончины старца. «Последний раз,– вспоминал Владыка,– я вместе с ним совершил Божественную литургию в четверг на первой Неделе Великого поста и навеки простился с ним. Последние слова его были: «Прежде я иногда при моих приездах в Москву объезжал тебя, ну а теперь я часто, очень часто буду тебя навещать». С этими словами он пожал мне руку, и уже более живым его я не видел». Он скончался в пятницу вечером.

В 1895 году отец Трифон окончил Академии со степенью кандидата богословия, защитив диссертацию на тему «Древнехристианские и Оптинские старцы», в которой отразил и свой духовный опыт. Действительно, владыка сподобился близко знать прпп. Амвросия, Исаакия и Варсонофия Оптинских, продолжателей традиции старчества. Кроме того, он знал пять языков: греческий, латынь, французский, немецкий и английский.

По окончании Академии иеромонах Трифон был назначен инспектором духовного училища при Донском монастыре, спустя два года возведен в сан архимандрита и назначен ректором Вифанской духовной семинарии, а в 1899 г. – ректором Московской духовной семинарии. Одновременно он являлся цензором изданий Троице-Сергиевой Лавры.

28 июня 1901 года в синодальной конторе состоялось наречение ректора Московской Духовной семинарии архимандрита Трифона во епископа Дмитровского, второго викария города Москвы. Это редкое духовное событие привлекло немало народа. Возглавил хиротонию Высокопреосвященный митрополит Владимир (будущий священномученик). В этот день протоиерей Валентин Амфитеатров сказал духовным чадам: «Возблагодарим Господа, что к нам с неба спала еще одна светлая звездочка, которая будет светить не только нам, но и всему миру». Владыка поселился в Московском Богоявленском монастыре, который был определен местом пребывания Дмитровских архиереев.

Хиротония и последующее пребывание в Богоявленском монастыре произвели на Владыку неизгладимое впечатление. Через 13 лет он так отзывается об этих событиях: «Как-то особенно ярко вспоминаются мне незабвенные дни моего наречения, когда я стоял пред сонмом архиереев, прося их молитв словами Иоанна Златоуста… Как-то необыкновенно представляется мне наш древний Успенский собор, в этот день 1 июля – день моей хиротонии, и я как бы сейчас вижу себя стоящим среди сонма священнослужителей, дающего обет, исповедующего веру, а затем преклоняющего голову пред Святым Евангелием… А затем, дальше вспоминается мне вся прошедшая жизнь моя в этой обители: как постепенно устраивалось богослужение, как постепенно усовершенствовался церковный строй, как благоукрашивались наши храмы, которые я застал закопченными, забытыми, как постепенно собралось здесь стадо овец Христовых, и как прекрасны и торжественны были здесь службы, и некоторые праздники казались особенно для меня выделяющимися, как, например, праздники Рождества Христова, навечерие Богоявления, освящение воды… молебны с общим пением, возжение свечей, дни Великого поста и в особенности первая седмица и дивные службы Страстной и Светлой седмиц; вспоминаются и отдельные эпизоды из моей жизни: как всегда светло и радостно праздновали день моего Ангела и многие другие… вспоминается, как светло и радостно праздновали мы день прославления преподобного Серафима, который поистине как бы обрел себе жилищем наш монастырь, может быть, потому, что он видел, как искренне мы его почитаем». В Богоявленском монастыре его посещали св. праведный Иоанн Кронштадтский, преподобные отцы Варсонофий Оптинский и Варнава Гефсиманский.

Богоявленский монастырь, где Владыка Трифон совершал богослужения, привлекал всю культурную Москву. Служба в монастыре была уставная и высокохудожественная. Пели монахи и мальчики, ученики Марфинского училища, находившегося в ведении Богоявленского монастыря. Любя простой народ, он совершал для него ранние службы (в шесть часов утра), и поэтому его в шутку называли «кухаркиным архиереем». Постепенно рос круг его почитателей. Они приходили задолго до службы (за час уже обязательно), чтобы занять место поближе, и терпеливо дожидались у закрытых еще монастырских ворот. Как только ворота открывались, люди, обгоняя друг друга, устремлялись в храм. В Богоявленском монастыре Владыка прослужил до первой мировой войны.

Владыка не ограничивался служением в Богоявленском монастыре. Его не раз назначали служить и в другие храмы Москвы. Он присутствовал на праздниках, торжествах, посвященных знаменательным событиям в истории храма, монастыря, а иногда и светского учреждения. В одной из проповедей Владыка сказал тогда знаменитые слова: «Храм Божий – это земное небо», начертанные теперь на его надгробном кресте.

Епископ Трифон часто совершал богослужения, очень полюбившиеся москвичам, много проповедовал, вел огромную церковную и общественную работу, не оставляя и своих научных трудов. За удивительный дар слова верующий народ прозвал его «Московским Златоустом». Владыка был духовно связан со многими подвижниками Русской Церкви – Оптинскими старцами Анатолием и Варсонофием (которого возвел в сан архимандрита), старцем Гефсиманского скита Варнавой, старцем Захарией.

За время своего епископского служения Владыка Трифон неоднократно совершал поездки в храмы и монастыри, разбросанные по разным уголкам России. В их числе и Саровская пустынь, и далекие Соловки, и расположенный на западной окраине Яблочинский монастырь.

В 1906 году Владыка уехал в Оптинский скит на отдых. Вот строки его воспоминаний об этой поездке: «Измученный тем, что пришлось пережить за это время, … я снова встретился с тобой. Сколько чудных вечеров провели мы в беседах! Какие ценные наставления ты мне делал, какие возвышенные речи вел!». Эти слова обращены к старцу Варсонофию. Быстро пролетело время в Оптиной. И снова Богоявленский монастырь, ранние обедни, проповеди, работа в Синоде…

В 1907 году Владыка послал в Оптину пустынь к старцу Варсонофию двух юношей – Николая и Ивана – братьев Беляевых, предупредив их, что в монастыре составилась партия противников отца Варсонофия и, если монахи будут наговаривать на него, не слушать их. Николай стал впоследствии иеромонахом, прожил в Оптиной до ее последних дней и кончил свою жизнь подвижником и исповедником веры. Он оставил после себя дневник, содержащий беседы старца Варсонофия и ценные материалы для его биографии. Жизнь Николая Беляева (в монашестве – Никона; в 1996 г. иеромонах Никон канонизирован в сонме преподобных Оптинских старцев) показывает нам, насколько далеко во времени и пространстве распространялись невидимые духовные связи между старцами и воспитанниками Оптиной пустыни старцами Амвросием, Варсонофием, митрополитом Трифоном, иеромонахом Никоном и многими другими, как охватывали они все новых верующих, как сохранялись они уже в то время, когда сам монастырь прекратил свое существование.

4 апреля митрополит Владимир поручил Преосвященному Трифону возвести отца Варсонофия в сан архимандрита, что Владыка Трифон и исполнил на следующий же день.

Любовь к бедным, «недугующим и страждущим» была неотъемлемой чертой характера Владыки. Он был членом нескольких благотворительных обществ и братств, в том числе председателем Московского отделения попечительства о слепых, членом Серафимовского комитета, Братства Царицы Небесной.

Нельзя не упомянуть также и о Марфо-Мариинской обители милосердия, основанной великой княгиней Елисаветой Феодоровной. В этой обители 9 сентября 1909 года Владыка освящал больничный храм во имя святых жен Марфы и Марии, небесных покровительниц обители, и сослужил вместе с епископом Анастасием при освящении митрополитом Московским Владимиром соборного храма во имя Покрова Пресвятой Богородицы 8 апреля 1912 года. 9 апреля 1910 года Преосвященным Трифоном в домовой церкви обители были посвящены по утвержденному Святейшим Синодом чину первые 17 сестер.

После начала Первой мировой войны Владыка служил в действующей армии. Он был награжден Орденом Святого Александра Невского «За проявленную храбрость при совершении богослужения на линии огня и беседы в окопах». На польском фронте Владыка получил контузию, ослеп на один глаз, и вынужден был возвратиться в Москву с расстроенным здоровьем. Вернувшись осенью 1915 году в Москву, владыка попросился на покой в родную Оптину пустынь, но Святейший Синод в 1916 году назначил его настоятелем Ново-Иерусалимского Воскресенского монастыря. После поездки на фронт он снова возвратился в 1917 году в Новый Иерусалим и находился здесь до закрытия монастыря в 1918 году. Там он служил во всех приделах, которые знаменовали земную жизнь Спасителя, и вкладывал свои средства в ремонт этого замечательного памятника русской старины. Будучи настоятелем Ново-Иерусалимского монастыря, Владыка построил вблизи от него на свои средства женскую гимназию, где читал лекции с показом диапозитивов (об Оптинском старце Амвросии и другие).

В 1917 году, когда открылся Поместный Собор Русской Церкви, который должен был избрать Патриарха, Владыке предложили выставить свою кандидатуру, но он отказался, так как митрополит Макарий, этот апостол Алтая, был обойден и насильственно устранен от Московской митрополии; с этого времени он ограничивает свою деятельность служением в храме, проповедями и духовничеством и не принимает участия в управлении Русской Церковью.

После закрытия монастыря Владыка переехал в Москву и жил около шести месяцев у брата Александра Петровича, на Поварской улице. Неподалеку находился храм святого Симеона Столпника, куда Владыку приглашали служить. Впоследствии, когда улица была переименована (ул. Воровского), Владыка говорил в шутку: «Я служил на Поварской, а теперь на Воровской».

Затем он переезжает на Знаменку к своей сестре Екатерине Петровне Бутурлиной. Сестра с мужем занимали второй этаж, где у Владыки была комната и походная церковь, которой он пользовался еще на фронте. Затем он переселился вниз, в швейцарскую. С этого времени начался новый, наиболее тяжелый период жизни митрополита Трифона, продолжавшийся до самой его смерти.

Теперь ему приходилось неоднократно менять место жительства, вместо монашеской кельи жить в коммунальных квартирах, причем даже в этих условиях он не мог быть спокоен за свое будущее, так как государство не прописывало и лишало его продовольственных карточек. Хотя Владыка ни разу не был ни арестован, ни даже выслан из Москвы, его неоднократно вызывали в ГПУ по поводу прописки. В последние годы своей жизни он жил только в домах, принадлежавших частным лицам.

Владыка служил теперь в разных храмах: то на Знаменке, то в Никитском монастыре, то на Афонском подворье (Полянский переулок). Но, несмотря на то, что в эти тяжелые годы прихожан в храмах поубавилось, Владыка не чувствовал себя одиноким, так как наиболее преданная часть паствы еще теснее сплотилась вокруг него. Теперь, когда многие из страха совсем отшатнулись от церкви, любая помощь, услуга или просто знакомство с духовным лицом приобретали особую ценность. А услуг Владыке делалось немало. Помогали чем и как могли, не жалея своих скудных средств и сил. Среди них были те, кто постоянно помогал, готовил, стирал, чинил одежду, ограждал от слишком большого притока посетителей; те, которые регулярно ходили к Владыке исповедоваться, пели на клиросе, бегали за извозчиком после служб, провожали домой; и, наконец, простой народ – те, которые знали и любили Владыку по его службам, но лично не были с ним знакомы и старались ходить в те храмы, где он служил.

Одна из духовных чад Владыки – Александра Мироновна – во время тяжелой болезни пришла к епископу Трифону. У него сидел епископ Серафим. Владыка Трифон беседовал с епископом, а потом обратился к ней: «Ну как, ты здорова?» – «Да что, Владыка,– отвечала она,– умирать собираюсь» Владыка, помолчав, возразил ей: «Как же ты умрешь, а я-то? Кто же будет за меня молиться?». Она отвечала: «Владыка, за вас молитвенников много, а за меня некому». Владыка сказал: «Нет, нет, будешь жить и будешь за меня молиться». Его предсказание исполнилось, и Александра Мироновна жила после смерти Владыки еще 15 лет. Врачи говорили: «Мы и сердца не слышим. Даже удивительно, как ты можешь жить». Но она жила вопреки всем их прогнозам.

О любви Владыки к своим духовным детям говорит сохранившийся в воспоминаниях случай. Епископ Трифон обратился к начальнице Марфо-Мариинской общины Валентине Сергеевне Гордеевой принять в обитель его духовную дочь, но Валентина Сергеевна отказала ввиду трудностей с питанием и полной укомплектованности приюта при общине. Тогда Владыка поклонился ей в ноги, после чего она уже не смогла отказать ему.

Знаменательным событием в жизни послереволюционной Москвы была последняя служба в Успенском соборе московского Кремля на Пасху 1918 году, которую возглавил епископ Трифон. Владыку любил святитель. Тихон, Патриарх Московский и часто приглашал его служить вместе с ним. В 1923 году он возвел епископа Трифона в сан архиепископа. До того Патриарх наградил его бриллиантовым крестом на клобук. И хотя Владыка был на покое, другие сослужащие архиереи уступали ему место рядом с Патриархом. Иногда он говорил и проповеди во время патриарших служб. Они были великими духовными столпами, которые поддерживали Русскую Церковь в жестокое и многоскорбное для России время. Когда Патриарх Тихон скончался (6 апреля 1925 года), Владыка сказал Слово на его отпевании. В этом Слове он вспомнил об одном разговоре с Патриархом, о котором рассказывает иеродиакон Феофан: «Когда Святейший Тихон вступил в управление Церковью, то Владыка Трифон к нему приехал и рассказал Святейшему о тех поношениях, которые терпел от людей и части московского духовенства».

После кончины патриарха Тихона в 1925 году роль архиепископа Трифона еще более возросла. Находясь формально на покое, он был поистине одним из главных духовных водителей Российского Православия. К нему постоянно шел поток посетителей за советом и по духовным, и по житейским вопросам. Верующий народ уже почитал его как великого архиерея, замечательного проповедника и духоносного старца-подвижника. Его советы и мнения нередко были решающими не только для судеб его многочисленных духовных детей, но и во многих событиях, связанных с судьбой Русской Православной Церкви после революции. В 1931 году в годовщину 30-летия своего епископского служения архиепископ Трифон был возведен в сан митрополита.

Владыка Трифон отпевал старцев Варнаву Гефсиманского, Варсонофия Оптинского, Аристоклия, а также отца Валентина Амфитеатрова.

Оптина пустынь, которую можно назвать духовной колыбелью митрополита Трифона, просуществовала до 1926 года. Последний ее старец Нектарий был сослан в деревню недалеко от Козельска, с запрещением принимать народ. Но верующие тайно продолжали к нему ездить. В 1923 году Владыка Трифон послал Марию Тимофеевну и ее сестру к отцу Нектарию.

Мария Тимофеевна вспоминает один случай, говорящий о прозорливости Владыки: «Владыка жил у Павла Павловича, он приехал с Крестовоздвиженского переулка. Его больше никуда не пускали, и П. П. уступил ему свою комнату, а сам ушел к брату в той же квартире. Один из соседей по квартире, И. О., работал в ГПУ. Он неоднократно предупреждал Варвару Тимофеевну, что ему неудобно жить в одной квартире с архиереем. Так продолжалось шесть месяцев. А сестра не знала, как сказать Владыке. Она не решалась его обижать. Ведь он и так устал. Сестра ему готовила, ухаживала за ним, и Владыка был доволен. К нему туда приходили и архиереи, и духовенство. И. О. был очень вежлив и здоровался с Владыкой. За несколько дней до вызова Владыки он предупреждал Варвару Тимофеевну: «Я больше не могу. Когда Владыка от вас уедет?». Через некоторое время Владыка служил обедню, и пришла повестка из ГПУ явиться ему на допрос. Все очень взволновались и решили ему не говорить, пока он не пообедает. Приезжает Владыка из церкви, очень взволнованный, сел на стул, даже не раздевался: «Варвара Тимофеевна, ну говорите, что случилось?». А она говорит: «Ничего». – «Как ничего не случилось? Случилось». А она: «Владыко, ничего не случилось. Я не знаю, почему вы так спрашиваете… Да ничего не случилось». – «Варвара Тимофеевна! Говорите!» Ну тогда она подает повестку. А он: «Я говорю, чувствую, я знаю!». – «Ну, Владыка, я же не давала, потому что я знала, что вы обедать не будете, вы бы пообедали, я бы вам отдала». А он говорит: «Ну, милая моя, не до обеда». Ну, и он в тот же день уехал. С ним там обошлись очень деликатно: «Там, где вы жили, вы жить не можете, потому что там живет один человек, который не может жить в одной квартире с духовным лицом».

Ел Владыка очень мало. Вернувшись домой после всенощной, он съедал одно яйцо (и то только желток) и выпивал чашку крепкого чаю. В следующий раз он принимал пишу только на другой день после обедни. Свою порцию Владыка обычно не доедал, оставляя большую часть на тарелке. Когда хозяйка жаловалась, он отвечал: «Ну, матушка, я не виноват, что меня мать так приучила».

Благодарственный акафист "Слава Богу за все" написал в послереволюционные годы митрополит Трифон (в миру Борис Петрович Туркестанов). Родился он 29 ноября 1861 года в Москве. Отец его, князь Туркестанов (1830 - 1891), был прямым потомком древнего княжеского рода из Грузии. Прадед, князь Борис Панкратьевич Туркестаношвили, в память которого он получил имя, выехал в Россию при Петре I. Мать будущего святителя - Варвара Александровна, урожденная княжна Нарышкина.

Во время тяжелой болезни сына, еще младенца, когда врачи потеряли надежду на его выздоровление, мать ходила в церковь святого мученика Трифона и молилась об исцелении сына, обещая после выздоровления посвятить его Богу и, если сын сподобится монашеского чина, дать ему имя Трифон. Когда младенец выздоровел. Варвара Александровна совершила с ним поездку в Оптину Пустынь к прославленному на всю Россию старцу Амвросию. Встречая их, старец неожиданно сказал стоящему перед ним народу: "Дайте дорогу, архиерей идет". Расступившиеся люди с удивлением увидели вместо архиерея женщину с ребенком. В 1887 году Борис, получив благословение родителей, поступил послушником в Оптину Пустынь к старцу Амвросию, который и благословил его на монашество.

В 1891 году Борис принял монашеский постриг с именем Трифон в честь святого мученика Трифона - так исполнился обет, данный матерью. Вскоре о. Трифон был рукоположен в иеродиаконы, а затем в иеромонахи. Старец Амвросий благословил его на учебу в Московской Духовной академии. Во время учебы иеромонах Трифон избрал служение в пересыльной тюрьме. В 1895 году о. Трифон окончил Академию со степенью кандидата богословия, защитив диссертацию на тему "Древнехристианские и Оптинские старцы". Он знал пять языков: греческий, латынь, французский, немецкий и английский.

С 1895 по 1901 год о. Трифон был смотрителем Московского Духовного училища, ректором Вифанской, а затем Московской Духовных семинарий. 18 июля 1901 года он стал епископом Дмитровским, викарием Московской епархии, и был на этом посту почти 15 лет. Епископ Трифон часто совершал богослужения, очень полюбившиеся москвичам, много проповедовал, вел огромную церковную и общественную работу, не оставляя и своих научных трудов. За удивительный дар слова верующий народ прозвал его "Московским Златоустом". Владыка был духовно связан со многими подвижниками Русской Церкви - Оптинскими старцами Анатолием и Варсонофием (которого возвел в сан архимандрита), старцем Гефсиманского скита Варнавой, старцем Захарией. После начала Первой мировой войны епископ служил в действующей армии. На польском фронте он получил контузию и вынужден был возвратиться в Москву с расстроенным здоровьем. В 1916 году епископ Трифон ушел на покой в Ново-Иерусалимский Воскресенский монастырь. После поездки на фронт он снова возвратился в 1917 году в Новый Иерусалим.

С 1918 года епископ Трифон жил в Москве, не принимая участия в административных делах Церкви. К нему постоянно шел поток посетителей за советом и по духовным и по житейским вопросам. Верующий народ уже почитал его как великого архиерея, замечательного проповедника и духоносного старца-подвижника. Его советы и мнения нередко были решающими не только для судеб его многочисленных духовных детей, но и во многих событиях, связанных с судьбой Русской Православной Церкви после революции. Святой патриарх Тихон любил владыку, часто служил вместе с ним, а в 1923 году возвел его в сан архиепископа. Они были двумя великими духовными столпами, которые поддерживали святую Русскую Церковь в жестокое и многоскорбное для России время.

В 20-30-е годы слово владыки Трифона было законом для тех, кто сохранил истинную веру и духовный разум в ужасах российской жизни; народ верил, что его устами говорил сам Господь. Художник Павел Корин, написавший с натуры портрет митрополита Трифона, вспоминал, что большинство портретов духовных лиц для "Руси уходящей" он смог написать только благодаря владыке. Те, кого художник приглашал в мастерскую, соглашались позировать лишь после того, как узнавали о благословении почитаемого всеми митрополита.

Незадолго до своей кончины митрополит Трифон написал этот удивительный акафист, который стал его духовным завещанием. "Слава Богу за все" - в этих словах главный духовный опыт Русской Православной Церкви во время самых жестоких гонений, когда-либо в истории переносимых Церковью Христовой. Вспомним, что этими же словами закончил свое выступление на суде в 1924 году митрополит Петроградский Вениамин (Казанский), невинно осужденный и приговоренный к расстрелу на процессе по делу об изъятии церковных ценностей.

Сам Христос сказал: Мужайтесь: Я победил мир (Ин. 16, 33), и потому, какими бы трудными и печальными ни были события земной истории, сила Божия всегда побеждает. Идет смертельный бой, и мы знаем, что Христос уже победил врага рода человеческого, но должен победить и каждый человек. Воскресение стало возможным только после Голгофы, и кажущееся поражение миллионов умирающих за веру и правду становится победой - путем к жизни вечной, нескончаемой, радостной. Об этом и поет вдохновенно великий сын России, благодаря Бога за "все ведомые и сокровенные благодеяния Твоя, за земную жизнь и за небесные радости Царствия Твоего будущего", чтобы, "умножив вверенные нам таланты, мы вошли в вечную радость Господа своего с победной хвалой: Аллилуия!"

Скончался митрополит Трифон 14 июня 1934 года и был погребен на Введенском кладбище в Москве. Могила его и доныне является предметом почитания миллионов православных россиян.

Нетленный Царю веков, содержащий в деснице Своей все пути жизни человеческой силою спасительного промысла Твоего, благодарим Тя за все ведомые и сокровенные благодеяния Твоя, за земную жизнь и за небесные радости Царства Твоего будущего. Простирай нам и впредь Твои милости, поющим: Слава Тебе, Боже, во веки.

Икос 1

Слабым беспомощным ребенком родился я в мир, но Твой Ангел простер светлые крылья, охраняя мою колыбель. С тех пор любовь Твоя сияет на всех путях моих, чудно руководя меня к свету вечности. Славно щедрые дары Твоего Промысла явлены с первого дня и доныне. Благодарю и взываю со всеми, познавшими Тя:

Слава Тебе, призвавшему меня к жизни;

Слава Тебе, явившему мне красоту вселенной.

Слава Тебе, раскрывшему предо мною небо и землю как вечную книгу мудрости;

Слава Твоей вечности среди мира временного.

Слава Тебе за тайные и явные милости Твои;

Слава Тебе за каждый вздох грусти моей.

Слава Тебе за каждый шаг жизни, за каждое мгновение радости;

Слава Тебе, Боже, во веки.

Кондак 2

Господи, как хорошо гостить у Тебя: благоухающий ветер, горы, простертые в небо, воды, как беспредельные зеркала, отражающие золото лучей и легкость облаков. Вся природа таинственно шепчется, вся полна ласки, и птицы и звери носят печать Твоей любви. Благословенна мать-земля с ее скоротекущей красотой, пробуждающей тоску по вечной отчизне, где в нетленной красоте звучит: Аллилуия!

Икос 2

Ты ввел меня в эту жизнь, как в чарующий рай. Мы увидели небо, как глубокую синюю чашу, в лазури которой звенят птицы, мы услышали умиротворяющий шум леса и сладкозвучную музыку вод, мы ели благоуханные и сладкие плоды и душистый мед. Хорошо у Тебя на земле, радостно у Тебя в гостях.

Слава Тебе за праздник жизни;

Слава Тебе за благоухание ландышей и роз.

Слава Тебе за сладостное разнообразие ягод и плодов;

Слава Тебе за алмазное сияние утренней росы.

Слава Тебе за улыбку светлого пробуждения;

Слава Тебе за земную жизнь, предвестницу небесной.

Слава Тебе, Боже, во веки.

Кондак 3

Силою Духа Святого обоняет каждый цветок, тихое веяние аромата, нежность окраски, красота Великого в малом. Хвала и честь животворящему Богу, простирающему луга, как цветущий ковер, венчающему поля золотом колосьев и лазурью васильков, а души - радостью созерцания. Веселитесь и пойте Ему: Аллилуия!

Икос 3

Как Ты прекрасен в торжестве весны, когда воскресает вся тварь и на тысячи ладов радостно взывает к Тебе: Ты источник жизни, Ты победитель смерти. При свете месяца и песне соловья стоят долины и леса в своих белоснежных подвенечных уборах. Вся земля - невеста Твоя, она ждет Нетленного Жениха. Если Ты траву так одеваешь, то как же нас преобразишь в будущий век воскресения, как просветятся наши тела, как засияют наши души!

Слава Тебе, изведшему из темноты земли разнообразные краски, вкус и аромат;

Слава Тебе за радушие и ласку всей природы.

Слава Тебе за то, что Ты окружил нас тысячами Твоих созданий;

Слава Тебе за глубину Твоего разума, отпечатленного во всем мире.

Слава Тебе, благоговейно целую следы Твоей незримой стопы;

Слава Тебе, зажегшему впереди яркий свет вечной жизни.

Слава Тебе за надежду бессмертной идеальной нетленной красоты;

Слава Тебе, Боже, во веки.

Кондак 4

Как Ты услаждаешь думающих о Тебе, как животворно святое Слово Твое, мягче елея и сладостнее сот беседа с Тобой. Окрыляет и живит молитва к Тебе; каким трепетом наполняется сердце и как величава и разумна становится тогда природа и вся жизнь! Где нет Тебя - там пустота. Где Ты - там богатство души, там живым потоком изливается песнь: Аллилуия!

Икос 4

Когда на землю сходит закат, когда воцаряется покой ночного сна и тишина угасающего дня, я вижу Твой чертог под образом сияющих палат и облачных сеней зари. Огонь и пурпур, золото и лазурь пророчески говорят о неизреченной красоте Твоих селений, торжественно зовут: пойдем к Отцу!

Слава Тебе в тихий час вечера;

Слава Тебе, излившему миру великий покой.

Слава Тебе за прощальный луч заходящего солнца;

Слава Тебе за отдых благодатного сна.

Слава Тебе за Твою благость во мраке, когда далек весь мир;

Слава Тебе за умиленные молитвы растроганной души.

Слава Тебе за обещанное пробуждение к радости вечного невечернего дня; Слава Тебе, Боже, во веки.

Кондак 5

Не страшны бури житейские тому, у кого в сердце сияет светильник Твоего огня. Кругом непогода и тьма, ужас и завывание ветра. А в душе у него тишина и свет: там Христос! И сердце поет: Аллилуия!

Икос 5

Я вижу небо Твое, сияющее звездами. О, как Ты богат, сколько у Тебя света! Лучами далеких светил смотрит на меня вечность, я так мал и ничтожен, но со мною Господь, Его любящая десница всюду хранит меня.

Слава Тебе за непрестанные заботы обо мне;

Слава Тебе за промыслительные встречи с людьми.

Слава Тебе за любовь родных, за преданность друзей;

Слава Тебе за кротость животных, служащих мне.

Слава Тебе за светлые минуты моей жизни;

Слава Тебе за ясные радости сердца.

Слава Тебе за счастье жить, двигаться и созерцать;

Слава Тебе, Боже, во веки.

Кондак 6

Как Ты велик и близок в мощном движении грозы, как видна Твоя могучая рука в изгибах ослепительных молний, дивно величие Твое. Глас Господень над полями и в шуме лесов, глас Господень в рождестве громов и дождей, глас Господень над водами многими. Хвала Тебе в грохоте огнедышащих гор. Ты сотрясаешь землю, как одежду. Ты вздымаешь до неба волны морские. Хвала смиряющему человеческую гордыню, исторгающему покаянный вопль: Аллилуия!

Икос 6

Как молния, когда осветит чертоги пира, то после нее жалкими кажутся огни светильников - так Ты внезапно блистал в душе моей во время самых сильных радостей жизни. И после молниеносного света Твоего какими бесцветными, темными, призрачными казались они. Душа гналась за Тобою.

Слава Тебе, край и предел высочайшей человеческой мечты!

Слава Тебе за нашу неутолимую жажду Богообщения.

Слава Тебе, вдохнувшему в нас неудовлетворенность земным;

Слава Тебе, облекшему нас тончайшими лучами Твоими.

Слава Тебе, сокрушившему власть духов тьмы, обрекшему на уничтожение всякое зло;

Слава Тебе за откровения Твои, за счастье чувствовать Тебя и жить с Тобою.

Слава Тебе, Боже, во веки.

Кондак 7

В дивном сочетании звуков слышится зов Твой. Ты открываешь нам преддверия грядущего рая и мелодичность пения в гармоничных тонах, в высоте музыкальных красок, в блеске художественного творчества. Все истинно прекрасное могучим призывом уносит душу к Тебе, заставляет восторженно петь: Аллилуия!

Икос 7

Наитием Святого Духа Ты озаряешь мысль художников, поэтов, гениев науки. Силой Сверхсознания они пророчески постигают законы Твои, раскрывая нам бездну творческой премудрости Твоей. Их дела невольно говорят о Тебе: о, как Ты велик в Своих созданиях, о, как Ты велик в человеке.

Слава Тебе, явившему непостижимую силу в законах вселенной;

Слава Тебе, вся природа полна законов Твоего бытия.

Слава Тебе за все открытое нам по благости Твоей;

Слава Тебе за то, что Ты сокрыл по мудрости Твоей.

Слава Тебе за гениальность человеческого ума;

Слава Тебе за животворящую силу труда.

Слава Тебе за огненные языки вдохновения;

Слава Тебе, Боже, во веки.

Кондак 8

Как близок Ты во дни болезни, Ты Сам посещаешь больных, Ты Сам склоняешься у страдальческого ложа, и сердце беседует с Тобой. Ты миром озаряешь душу во время тяжких скорбей и страданий, Ты посылаешь нежданную помощь. Ты утешаешь, Ты любовь испытующая и спасающая, Тебе поем песнь: Аллилуия!

Икос 8

Когда я в детстве первый раз сознательно призвал Тебя, Ты исполнил мою молитву, и душу осенил благоговейный покой. Тогда я понял, что Ты - благ и блаженны прибегающие к Тебе. Я стал призывать Тебя снова и снова, и ныне зову:

Слава Тебе, исполняющему во благих желания мои;

Слава Тебе, бодрствующему надо мной день и ночь.

Слава Тебе, врачующему скорби и утраты целительным течением времени;

Слава Тебе, с Тобою нет безнадежных потерь. Ты даруешь всем вечную жизнь.

Слава Тебе, Ты одарил бессмертием все доброе и высокое, Ты обещал желаемую встречу с умершими;

Слава Тебе, Боже, во веки.

Кондак 9

Отчего вся природа улыбается во дни праздников? Отчего тогда в сердце разливается дивная легкость, ни с чем земным не сравнимая, и самый воздух алтаря и храма становится светоносным? Это веяние благодати Твоей, это отблеск Фаворского света; тогда и небо и земля хвалебно поют: Аллилуия!

Икос 9

Когда Ты вдохновлял меня служить ближним, а душу озарял смирением, то один из бесчисленных лучей Твоих падал на мое сердце, и оно становилось светоносным, как железо в огне. Я видел Твой таинственный, неуловимый Лик.

Слава Тебе, преобразившему нашу жизнь делами добра;

Слава Тебе, запечатлевшему несказанную сладость в каждой заповеди Твоей.

Слава Тебе, явно пребывающему там, где благоухает милосердие;

Слава Тебе, посылающему нам неудачи и скорби, дабы мы были чуткими к страданиям других.

Слава Тебе, положившему великую награду в самоценности добра;

Слава Тебе, приемлющему высокий порыв.

Слава Тебе, возвысившему любовь превыше всего земного и небесного;

Слава Тебе, Боже, во веки.

Кондак 10

Разбитое в прах нельзя восстановить, но Ты восстанавливаешь тех, у кого истлела совесть, Ты возвращаешь прежнюю красоту душам, безнадежно потерявшим ее. С Тобой нет непоправимого. Ты весь любовь. Ты - Творец и Восстановитель. Тебя хвалим песнью: Аллилуия!

Икос 10

Боже мой, ведый отпадение гордого ангела Денницы, спаси меня силою благодати, не дай мне отпасть от Тебя, не дай усомниться в Тебе. Обостри слух мой, дабы во все минуты жизни я слышал Твой таинственный голос и взывал к Тебе, вездесущему:

Слава Тебе за промыслительное стечение обстоятельств;

Слава Тебе за благодатные предчувствия.

Слава Тебе за откровения во сне и наяву.

Слава Тебе, разрушающему наши бесполезные замыслы;

Слава Тебе, страданиями отрезвляющему нас от угара страстей.

Слава Тебе, спасительно смиряющему гордыню сердца;

Слава Тебе, Боже, во веки.

Кондак 11

Через ледяную цепь веков я чувствую тепло Твоего Божественного дыхания, слышу струящуюся кровь. Ты уже близок, часть, времени рассеялась. Я вижу Твой Крест - он ради меня. Мой дух в прахе пред Крестом: здесь торжество любви и Спасения, здесь не умолкает во веки хвала: Аллилуия!

Икос 11

Блажен, кто вкусит вечерю во Царствии Твоем, но Ты уже на земле приобщил меня этого блаженства. Сколько раз Ты простирал мне Божественной десницей Тело и Кровь Твои, и я, многогрешный, принимал эту святыню и чувствовал Твою любовь, несказанную, сверхъестественную.

Слава Тебе за непостижимую живительную силу благодати;

Слава Тебе, воздвигшему Церковь Твою как тихое пристанище измученному миру.

Слава Тебе, возрождающему нас животворящими водами крещения;

Слава Тебе, Ты возвращаешь кающимся чистоту непорочных лилий.

Слава Тебе, неиссякаемая бездна прощения;

Слава Тебе за чашу жизни, за хлеб вечной радости.

Слава Тебе, возведшему нас на небо;

Слава Тебе, Боже, во веки.

Кондак 12

Я видел много раз отражение славы Твоей на лицах умерших. Какой неземной красотой и радостью светились они, как воздушны, нематериальны были их черты, это было торжество достигнутого счастья, покоя; молчанием они звали к Тебе. В час кончины моей просвети и мою душу, зовущую: Аллилуия!

Икос 12

Что моя хвала пред Тобой! Я не слыхал пения Херувимов, это удел высоких душ, но я знаю, как хвалит Тебя природа. Я созерцал зимой, как в лунном безмолвье вся земля тихо молилась Тебе, облеченная в белую ризу, сияя алмазами снега. Я видел, как радовалось о Тебе восходящее солнце и хоры птиц гремели славу. Я слышал, как таинственно о Тебе шумит лес, поют ветры, журчат воды, как проповедуют о Тебе хоры светил своим стройным движением в бесконечном пространстве. Что моя хвала! Природа послушна, а я - нет, пока живу, я вижу любовь Твою, хочу благодарить, молиться и взывать,

Слава Тебе, показавшему нам свет;

Слава Тебе, возлюбившему нас любовью глубокой, неизмеримой, божественной.

Слава Тебе, осеняющему нас светом, сонмами Ангелов и святых;

Слава Тебе, Всесвятый Отче, заповедавший нам Твое Царство.

Слава Тебе, Искупителю Сыне, открывший нам путь к спасению;

Слава тебе, Душе Святый, Животворящее Солнце будущего века.

Слава Тебе за все, о Троице Божественная, Всеблагая;

Слава Тебе, Боже, во веки.

Кондак 13

О Всеблагая и Животворящая Троице, прими благодарение за вся милости Твоя и яви нас достойными Твоих благодеяний, дабы, умножив вверенные нам таланты, мы вошли в вечную радость Господа своего с победной хвалой: Аллилуия!

Этот кондак читается трижды, затем
1-й икос: «Слабым беспомощным ребенком…»
и 1-й кондак: «Нетленный Царю…»

Об акафисте «Слава Богу за все» и его авторе

Благодарственный акафист «Слава Богу за все» написал в послереволюционные годы митрополит Трифон (в миру Борис Петрович Туркестанов). Родился он 29 ноября 1861 года в Москве. Отец его, князь Туркестанов (1830- 1891), был прямым потомком древнего княжеского рода из Грузии.

Прадед, князь Борис Панкратьевич Туркестаношвили, в память которого он получил имя, выехал в Россию при Петре I. Мать будущего святителя - Варвара Александровна, урожденная княжна Нарышкина.

Когда младенец выздоровел, Варвара Александровна совершила с ним поездку в Оптину Пустынь к прославленному на всю Россию .

Встречая их, старец неожиданно сказал стоящему перед ним народу: «Дайте дорогу, архиерей идет». Расступившиеся люди с удивлением увидели вместо архиерея женщину с ребенком. В 1887 году Борис, получив благословение родителей, поступил послушником в Оптину Пустынь к старцу Амвросию, который и благословил его на монашество.

В 1891 году Борис принял монашеский постриг с именем Трифон в честь святого мученика Трифона - так исполнился обет, данный матерью. Вскоре о. Трифон был рукоположен в иеродиаконы, а затем в иеромонахи. Старец Амвросий благословил его на учебу в Московской Духовной академии. Во время учебы иеромонах Трифон избрал служение в пересыльной тюрьме. В 1895 году о. Трифон окончил Академию со степенью кандидата богословия, защитив диссертацию на тему «Древнехристианские и Оптинские старцы». Он знал пять языков: греческий, латынь, французский, немецкий и английский.

Владыка был духовно связан со многими подвижниками Русской Церкви - Оптинскими старцами Анатолием и Варсонофием (которого возвел в сан архимандрита), старцем Гефсиманского скита Варнавой, старцем Захарией. После начала Первой мировой войны епископ служил в действующей армии. На польском фронте он получил контузию и вынужден был возвратиться в Москву с расстроенным здоровьем. В 1916 году епископ Трифон ушел на покой в Ново-Иерусалимский Воскресенский монастырь. После поездки на фронт он снова возвратился в 1917 году в Новый Иерусалим.

Его советы и мнения нередко были решающими не только для судеб его многочисленных духовных детей, но и во многих событиях, связанных с судьбой Русской Православной Церкви после революции. Святой патриарх Тихон любил владыку, часто служил вместе с ним, а в 1923 году возвел его в сан архиепископа. Они были двумя великими духовными столпами, которые поддерживали святую Русскую Церковь в жестокое и многоскорбное для России время.

В 20-30-е годы слово владыки Трифона было законом для тех, кто сохранил истинную веру и духовный разум в ужасах российской жизни; народ верил, что его устами говорил сам Господь. Художник Павел Корин, написавший с натуры портрет митрополита Трифона, вспоминал, что большинство портретов духовных лиц для «Руси уходящей» он смог написать только благодаря владыке. Те, кого художник приглашал в мастерскую, соглашались позировать лишь после того, как узнавали о благословении почитаемого всеми митрополита.

Незадолго до своей кончины митрополит Трифон написал этот удивительный акафист, который стал его духовным завещанием. «Слава Богу за все» - в этих словах главный духовный опыт Русской Православной Церкви во время самых жестоких гонений, когда-либо в истории переносимых Церковью Христовой. Вспомним, что этими же словами закончил свое выступление на суде в 1924 году митрополит Петроградский Вениамин (Казанский), невинно осужденный и приговоренный к расстрелу на процессе по делу об изъятии церковных ценностей.

Сам Христос сказал: Мужайтесь: Я победил мир (Ин. 16, 33), и потому, какими бы трудными и печальными ни были события земной истории, сила Божия всегда побеждает. Идет смертельный бой, и мы знаем, что Христос уже победил врага рода человеческого, но должен победить и каждый человек. Воскресение стало возможным только после Голгофы, и кажущееся поражение миллионов умирающих за веру и правду становится победой - путем к жизни вечной, нескончаемой, радостной. Об этом и поет вдохновенно великий сын России, благодаря Бога за «все ведомые и сокровенные благодеяния Твоя, за земную жизнь и за небесные радости Царствия Твоего будущего», чтобы, «умножив вверенные нам таланты, мы вошли в вечную радость Господа своего с победной хвалой: Аллилуия!»

Скончался митрополит Трифон 14 июня 1934 года и был погребен на Введенском кладбище в Москве. Могила его и доныне является предметом почитания миллионов православных.

Вконтакте

Трифон туркестанов о блудном сыне. Митрополит Трифон (Туркестанов). «Земное небо» архипастыря

Читайте также

Вехи биографии

Монашеский постриг и рукоположение

Святительский путь

Блаженная кончина

Акафист «Слава Богу за все»

Внутреннее построение акафиста «Слава Богу за все»

Прославление Царя веков

Созерцание Естественного Откровения

Трепетное отношение к природе

Связь времен

Художественные особенности акафиста

Примечания

Об акафисте «Слава Богу за все» и его авторе