Литургия и жизнь

Раннее утро, тихая литургия. О. Александр никогда не бывал так счастлив, просто счастлив, как тогда, когда готовился к литургии в будний день. Он шел пешком в семинарию, входил в пустую церковь, смотрел на падавшие сквозь окно первые лучи зимнего солнца и радовался тихой, молчаливой встрече с алтарем, поправлял покровы, зажигал свечи… Он знал, что скоро начнут приходить люди - сослужащие священники, нервные дьяконы, хористы, сонные студенты, и он был к ним готов. Он часто говорит о том, как любит эти тихие утренние часы. Весь день, каждый день его одолевали телефонные звонки, визиты, проблемы. Но ранняя литургия была благословенным временем, проведенным в Царстве Небесном. Для него в этом было все - радование природе, возможность освободиться от повседневных забот, стояние у Креста, высшее счастье Причастия у алтаря, ибо именно здесь с самого раннего детства желал он находиться, отсюда он проповедовал Царство Божие, здесь он больше всего страдал и острее всего радовался. Почему страдал? Потому что здесь он особенно явственно ощущал неудовлетворительность, недостаточность своей жизни, своей деятельности, своей проповеди, ощущал несоизмеримость их с Царством Божиим, в котором он находился во время литургии и которое есть любовь, и мир, и благодарение.

Вспоминаю, как во время одного из наших утренних разговоров я задавала Александру множество вопросов о смерти: что происходит через три дня? в чем значение девятого дня? что такое чистилище? что будет на Страшном Суде? и т. п. Меня все больше раздражало отсутствие ясных ответов, я начинала сердиться. И тут Александр повернулся ко мне и очень серьезно сказал: «Льяна, не подглядывай!» - и продолжил цитатой из послания апостола Павла к коринфянам: «…не видел того глаз, не слышало ухо, и не приходило то на сердце человеку, что приготовил Бог любящим Его» (2:9). Как часто он приводит эту цитату с полной верой, доверием и предвкушением! Он был интеллектуалом, мыслителем, но я знала, какой простой и доверчивой была на самом деле его вера. Эти слова - «Не подглядывай!» - являют, как простая сила веры и уверенность в незаслуженном милосердии Божием позволяют нам достичь Царства Божия: «Господи, хорошо нам здесь быть!»

Больше всего Александр любил служить, учить и, особенно, писать. Но времени на все катастрофически не хватало. Ему приходилось писать под давлением обстоятельств, его всегда поджимали сроки, к которым нужно было сдавать материал. В Лабель, во время каникул, он проводил большую часть дня за письменным столом. Но служить у алтаря было для него высшей радостью, и эту радость он умел передать окружающим - студентам, коллегам, семье. Мы все делили с ним эту радость. Именно благодаря Александру Давид Дриллок научился понимать, любить, переживать церковные службы с немеркнущей радостью и даже через двадцать лет после его смерти подходил ко мне после утрени Страстной среды, на которой поется особый, очень красивый канон, и говорил мне: «Матушка, я знаю, что отец Александр был сегодня с нами», а после кондака Вознесения: «Помните, как отец Александр его любил?» Так что теперь, размышляя о том, что было истинным центром жизни Александра, я могу с полной ответственностью сказать: Божественная литургия у алтаря Господня.

Александр часто ездил навестить своих бывших студентов, он любил их и делал все возможное, чтобы поддержать молодых священников. Один раз Александр сослужал с одним из таких своих бывших учеников, антиохийцем, на архиерейской Божественной литургии. Этот молодой священник делал так много ошибок! После литургии, сняв облачение, растрепанный, потный, счастливый молодой человек вышел к своим прихожанам и сказал: «Я научился всему, что знаю и умею, у любимого мною отца Александра!» Александр внутренне поежился и усомнился в том, что тот научился в семинарии хоть чему–нибудь. Но второй мыслью его было то, что, несмотря на все ошибки и огрехи в службе, антиохиец знал «единое на потребу», а именно - он любил Господа.

Александра часто приглашали читать лекции в католических или епископальных семинариях и церквах. Вселенский характер христианства в Америке, терпимость, разнообразие и заинтересованность такого большого числа людей наполняли Александра бесконечной благодарностью. Ехал туда он обычно неохотно, устав от многочисленных дел, но возвращался вдохновленный и полный сил: «Где двое или трое собраны во Имя Мое…»

Всю жизнь Александр очень много читал. Разнообразие его интересов поражает, но можно отметить, что больше всего он любил мемуары, дневники, биографии и автобиографии. Глубина и разнообразие человеческих жизней увлекали его. Он читал об атеистах, никогда не обрушиваясь на них с критикой, но пытаясь понять, как и почему человек придерживался таких взглядов. Он читал о гомосексуалистах, политиках, богословах, евреях, мусульманах. Никогда он не судил тех, о ком он читал. Он мог отмечать слабые стороны, фальшивые нотки, неубедительные аргументы и точки зрения, но никогда не осуждал. Он действительно давал всем шанс убедить себя, не просеивая чужие идеи сквозь фильтр собственных убеждений. Поэзия была не только близка его сердцу, она была частью его. Обладая прекрасной памятью, он наизусть читал Верлена, Пушкина, Тютчева, Роберта Фроста, Каммингса, Рембо и др.

Александр интересовался и политикой, особенно самими личностями политических деятелей, с интересом следил за выборами (пройдет? не пройдет?), никогда, впрочем, не увлекаясь узкопартийными страстями. Он действительно был настоящим демократом, уважающим способность американского народа выбирать и потом принимать результаты выборов. Следил он и за французской политикой, регулярно читал еженедельники «Экспресс», «Ле Пуант» и др.

Собираясь на лето в Лабель, Александр с пристрастием подбирал книги для летнего чтения. Он никогда не скупился покупать книги, и дом был полон книг, отражающих разносторонние интересы хозяина. Его прекрасная память хранила имена, даты, события и т. д. «О да, это тот, который написал…» Бывая в Париже, он бродил по любимым книжным магазинам, таким как «Либрери Галлимар», а рыться в книгах было его любимым занятием, и я до сих пор вспоминаю с долей стыда, как мне иногда приходилось его торопить.

На протяжении своей жизни Александр несколько раз брался за ведение дневника. Первый дневник относится к годам его юности. А дневник, начатый в 1973 году, он вел до самой смерти. Писал он для того, что «соприкоснуться с самим собой». Этот дневник впускает читателя во внутренний мир Александра, показывает, как он жил последние десять лет своей жизни. Посредством дневника он наблюдал людей, жил с ними, общался с миром. Дневник - это не пристальный анализ самого себя, а скорее способ увидеть себя в контексте всего творения, способ «объяснить» себя себе самому.

Всю жизнь Александра окружали друзья. Эти друзья принадлежали к самым разным слоям общества.

Какое–то время нас просто осаждали диссиденты, приехавшие из Советского Союза. Александр привлекал их своим гостеприимством, широтой взглядов, ясными убеждениями и пониманием того, что им пришлось пережить на родине. В пасхальную ночь они приезжали в семинарию, а после ночной службы собирались в кабинете Александра с водкой и колбасой. Курили они так много, что скоро кабинет наполнялся дымом. И эти люди, среди которых было много неверующих, или еще не верующих, были и евреи, и бывшие марксисты, тем не менее, оказывались способны полностью разделить с нами радость Пасхи, ту радость, которую излучал Александр, несмотря на жуткую усталость после Страстной недели.

Иногда я боялась, что из Александра буквально «выпьют» жизнь. Но он обладал удивительной способностью восполнять энергию посредством чтения и тишины, которых, впрочем, было так мало! Несколько часов утром между утреней и первой лекцией, дорога до семинарии и обратно, наслаждение свежевыпавшим снегом, быстро промелькнувшая перед глазами сквозь ранний утренний туман картина из чужой жизни в освещенном окошке одного из домов, - все это обновляло дух Александра и готовило его к новому дню.

Летаргический сон с медицинской точки зрения - это болезнь. Само слово «летаргия» происходит от греческих lethe (забвение) и argia (бездействие). У человека, пребывающего в летаргическом сне, замедляются жизненные процессы организма - снижается обмен веществ, дыхание становится поверхностным и незаметным, ослабляются или вовсе исчезают реакции на внешние раздражители.

Точные причины, вызывающие летаргический сон, учеными не установлены, однако было замечено, что летаргия может наступать после сильных истерических припадков, волнений, стресса, при истощении организма.

Летаргический сон может быть как легким, так и тяжелым. Больной тяжелой «формой» летаргии может стать похожим на мертвого человека. Его кожа холодеет и бледнеет, он не реагирует на свет и боль, дыхание настолько поверхностно, что может быть не заметно, а пульс практически не прощупывается. Его физиологическое состояние ухудшается - он теряет вес, прекращаются биологические выделения.

Легкая летаргия вызывает менее радикальные изменения в организме - больной остается неподвижен, расслаблен, но у него сохраняется ровное дыхание и частичное восприятие мира.

Конец и начало летаргии предугадать невозможно. Впрочем, как и длительность пребывая во сне: зафиксированы случаи, когда больной спал многие годы. К примеру, известный академик Иван Павлов описывал случай, когда некий больной Качалкин находился в летаргическом сне 20 лет, с 1898 по 1918 года. Его сердце билось очень редко - 2/3 раза в минуту. В средние века ходила масса историй о том, как людей, находившихся в летаргическом сне, хоронили заживо. Эти истории часто имели под собой реальную основу и пугали людей, да так, что, к примеру, писатель Николай Васильевич Гоголь попросил хоронить его только тогда, когда на его теле появятся признаки разложения. Более того, при эксгумации останков писателя в 1931 году обнаружилось, что его череп был повернут на бок. Специалисты объяснили изменение положения черепа давление подгнившей крышки гроба.

В настоящее время медики научились отличать летаргию от реальной смерти, однако найти «средство» от летаргического сна до сих пор не удалось.

В чем отличие между летаргией и комой?

Отдаленные свойства у этих двух физических явлений существуют. Кома возникает в результате физических воздействий, травм, повреждений. Нервная система при этом находится в угнетенном состоянии, а физическая жизнь поддерживается искусственным образом. Как и при летаргическом сне, человек не реагирует на внешние стимулы. Выйти из комы можно так же, как и при летаргии, самостоятельно, но чаще это происходит при помощи терапии и лечения.

Погребение заживо - реально ли это?

Первым делом определимся, что умышленное погребение заживо - уголовно наказуемо и расценивается как убийство с особой жестокостью (ст. 105 УК РФ).

Однако одна из самых распространенных человеческих фобий, тафофобия - страх быть похороненным заживо неумышленно, по ошибке. На самом деле шансов быть погребенным живым очень мало. Современной науке известны способы как определить, что человек точно умер.

Во-первых, если у медиков возникает подозрение о возможности летаргического сна, они обязательно снимают электрокардиограмму или электроэнцефалограмму, где фиксируется активность человеческого мозга и сердечная деятельность. Если человек жив, подобная процедура даст результат, даже если пациент не реагирует на внешние раздражители.

Далее медэксперты проводят тщательный осмотр тела пациента, в поисках признаков наступления смерти. Это могут быть как явные повреждения органов тела, не совместимые с жизнью (к примеру, черепно-мозговая травма), так и окоченение тела, трупные пятна, признаки гниения. Кроме того, в морге человек лежит 1-2 дня, за время которых видимые трупные признаки должны проявиться.

Если появляются сомнения, то проверяется каппилярное кровотечение при легком надрезе, проводится химическое исследование крови. Кроме того, врачи проверяют общую картину состояния здоровья пациента - не было ли признаков, которые могут свидетельствовать о том, что пациент впал в летаргический сон. Скажем, не наблюдались ли у него истерические припадки, не терял ли он в весе, не жаловался ли он на головные боли и слабость, на снижение артериального давления.

50.00₽

Аудиозапись доклада протопресвитера Александра Шмемана «Свобода и Предание в Церкви», а также размышления о трудах последнего периода жизни знаменитого русского православного богослова XX века: «… он во многих явлениях культуры находит литургический смысл. И даже в таких, которые кажутся далекими от Церкви».

Описание

В 2013 году в переводе Елены Дорман вышла книга протопресвитера Александра Шмемана «Литургия смерти и современная культура». А в эфире радио «Град Петров» прозвучал ранее неизвестный доклад отца Александра Шмемана «Свобода и Предание в Церкви».

Книга – это четыре лекции, прочитанные на английском языке, так что потребовался вдумчивый перевод. Но и английский текст никогда не был написан отцом Александром Шмеманом – это текстовая расшифровка его устных выступлений.

В отличие от книги «Литургия смерти», доклад «Свобода и Предание в Церкви» мы можем услышать, он был произнесен отцом Александром в 1976 году в Париже на съезде РСХД на русском языке.

Аудиозапись доклада предоставил радиостанции «Град Петров» председатель радиостанции «Голос Православия» (Париж) протоиерей Владимир Ягелло .

«И, наконец, больше того: некое духовное искривление всех оттенков, само почти неправильное переживание христианства. Об этом сейчас я не могу говорить, но мог бы сказать и мог бы доказать, что если где-то извращалось церковное сознание, оно извращалось не потому, что кто-то писал какую-то книгу в Московской духовной академии. Поверьте, этой книги никто не читал. Может быть, католики читали, потому что они всё читают. И она никакого влияния на русское сознание не оказала. Но уже о том, что входит в богослужение через десять лет, говорят: это Предание. Как говорил покойный Борис Иванович Сове, читая литургику в Богословском институте: «Да-да, батюшки, пойдете на приходы – увидите. Вам будут говорить: о, это апостольское Предание, это не трогайте. Но будьте уверены, что это «апостольское предание» появилось в шестидесятых годах прошлого века». А потом скажут, что вот это – модернизм. А модернизм в том, что просто непосредственно Престол установлен в этом пункте. Когда вы чувствуете, что тут опускается какая-то темная завеса, против которой вы ничего не можете, ничего!»

Эти выступления относятся к последнему периоду жизни знаменитого русского православного богослова XX века. Они позволяют поразмышлять над богословской мыслью протопресвитера Александра Шмемана и открывают новые горизонты понимания и дальнейшего развития современного богословия.

В программе «Книжное обозрение» о книге протопресвитера Александра Шмемана «Литургия смерти и современная культура» и докладе «Свобода и Предание в Церкви» беседуют Марина Лобанова и преподаватель Института богословия и философии Константин Махлак.

Константин Махлак:

«Шмеман в конце своего творчества, когда он перешел от темы литургического богословия в чистом виде к более широкому пониманию темы богослужения, литургического предания, перешел к восприятию его через призму культуры, через призму человеческого существования здесь и теперь. Это важный поворот, который редко можно встретить в трудах специализированных, посвященных только литургическому богословию, исторической литургике, например. И здесь он выходит к очень интересным обобщениям. Эта мысль у него часто встречается, она уходит в контекст его высказываний – он во многих явлениях культуры находит литургический смысл. И даже в таких, которые кажутся далекими от Церкви».

Труды протопресвитера Александра Шмемана постоянно переиздаются, даже такие, которые уже широко известны. Однако осмысление его наследия всегда актуально.

Конечно, важно обсуждать ранее неизвестные выступления отца Александра Шмемана. Но в их свете и более ранние работы могут получить новый смысл.

Предлагаем вашему вниманию также размышление над сборником статей отца Александра «Богословие и богослужение».

В цикле 3 программы. Общая длительность 1 ч. 48 мин.

Размер zip-архива 244 МБ.

Протопресвитер Александр Шмеман «Свобода и Предание в Церкви».

Книжное обозрение: «Литургия смерти и современная культура».

Возможно Вас также заинтересует…

• 
  40.00₽ Добавить в корзину
• 
  100.00₽ Добавить в корзину
• 
  30.00₽ Добавить в корзину
• 100.00₽ Добавить в корзину
• 
  30.00₽ Добавить в корзину
• 
  40.00₽ Добавить в корзину
• 
  50.00₽ Добавить в корзину
• 
  200.00₽

5. «Вонмем» – призыв быть особенно внимательными и сосредоточенными перед чтением Священного Писания

Богослужебные тексты

Кроме текстов, взятых непосредственно из Библии (паремии, псалмы, песнопения и т. д.), мы находим в богослужениях два основных типа текстов: молитвы и песнопения. Молитвы обычно читаются или возглашаются епископом или священником и являются центром или вершиной каждого литургического действия. Они выражают смысл всей службы (молитвы на вечерни и утрени) или, когда речь идет о таинствах, совершают и выполняют тайнодействие (великая Евхаристическая Божественной литургии, разрешительная молитва таинства покаяния и т. д.). Песнопения составляют музыкальную часть богослужения. считает пение важным выражением нашего поклонения («Пою Богу моему, дóндеже есмь») и предписывает большое разнообразие песен для каждой службы.

Основными гимнографическими типами или формами являются:

1. Тропарь – короткая песнь, выражающая главную тему празднуемого события (праздник, день святого и т. д.) и прославляющая его. Например, пасхальный тропарь: «Христос воскресе из мертвых» или тропарь Воздвижения Креста: «Спаси, Господи, люди Твоя».

2. Кондак -то же, что тропарь, разница лишь в их историческом развитии. Кондак был прежде длинной литургической поэмой из 24 икосов; постепенно он вышел из богослужебного употребления, сохранившись только в виде короткой песни, исполняемой на утрени (после 6-й песни канона), за литургией и на часах. У каждого праздника есть свой тропарь и кондак.

3. Стихира – принадлежит к разряду песнопений, которые поются в определенные моменты службы, например, стихиры после псалма"Господи, воззвах» на вечерне, на утрени – стихиры на «Хвалите» и т. д.

4. Канон – большая гимнографическая форма; состоит из 9 песен, включающих по несколько тропарей. Существуют каноны на каждый день года, которые поются на утрени, например, пасхальный канон: «Воскресения день», рождественский: «Христос рождается, славите».

Всего существует восемь основных мелодий, или гласов для богослужебного пения, так что каждое песнопение исполняется на определенный глас (например, «Царю Небесный» – на 6-й глас, рождественский тропарь: «Рождество Твое, Христе Боже» – на 4-й, пасхальный канон – на 1-й и т. д.). Указание гласа всегда стоит перед текстом. Кроме того, каждая неделя имеет свой глас, так что восемь недель образуют «гимногра-фический» цикл. В структуре богослужебного года отсчет циклов начинается со дня Пятидесятницы.

Святой Храм

Место богослужения называется храмом. Двойное значение слова «Церковь», означающее и христианскую общину, и дом, в котором она поклоняется Богу, уже само указывает на функцию и природу православного храма – быть местом литургии, местом, где община верующих являет себя Божией, духовным Храмом. Православная архитектура имеет поэтому литургический смысл, свою символику, которая дополняет символику богослужения. У нее была длинная история развития, и она существует у различных народов в большом разнообразии форм. Но общая и центральная идея та, что храм – это небо на земле, место, где нашим участием в литургии Церкви мы входим в общение с грядущим веком, с Царствием Божиим.

Храм обыкновенно разделен на три части:

1. Притвор, передняя часть, теоретически в центре него должна стоять крещальная купель. Таинство Крещения открывает новокрещенному двери в , вводит его в полноту Церкви. Поэтому Крещение прежде происходило в притворе, и затем новый член Церкви торжественной процессией вводился в Церковь.

2. Центральная часть храма – это место собрания всех верующих, сама церковь. здесь собирается в единении веры, надежды и любви, чтобы прославлять Господа, слушать Его поучения, принимать Его дары, чтобы вразумляться, освящаться и обновляться в благодати Духа Святого. Иконы святых на стенах, свечи и все остальные украшения имеют одно значение – единение Церкви земной с Небесной, или, вернее, их тождество. Собранные в храме, мы – видимая часть, видимое выражение всей Церкви, глава которой-Христос, а Матерь Божья, пророки, апостолы, мученики и святые – члены, как и мы. Мы вместе с ними образуем одно Тело, мы подняты на новую высоту, на высоту Церкви в славе -Тело Христово. Вот почему Церковь приглашает нас войти во храм «с верой, благоговением и страхом Божиим». По той же причине древняя не позволяла присутствовать на службах никому, кроме верных, то есть тех, кто уже верой и крещением включены в небесную реальность Церкви (ср. на литургии: «Оглашенные, изыдите»). Войти в , быть вместе со святыми – самый великий дар и честь, поэтому храм – это место, где мы поистине приняты в Царствие Божие.

3. Алтарь – место престола. Престол – мистический центр церкви. Он изображает (являет, реализует, раскрывает нам – таково действительное значение литургического изображения): а) Престол Божий, к которому Христос вознес нас Своим славным Вознесением, которому мы вместе с Ним предстоим в вечном поклонении; б) Божественную трапезу, к которой нас призвал Христос и где Он вечно раздает пищу бессмертия и жизни вечной; в) Его Жертвенник, где совершается Его полное приношение Богу и нам.

Все три части храма украшены иконами (изображениями Христа и святых). Слово «украшение» не вполне подходит, т. к. иконы больше, чем «украшение» или «искусство». Они имеют священное и литургическое назначение, они свидетельствуют о нашем реальном общении, единении с «небом» – духовным и прославленным состоянием Церкви. Поэтому иконы больше, чем образы. По учению Православной Церкви, те, кого они изображают, действительно духовно присутствуют, они – духовная реальность, а не просто символ. Иконография – искусство сакраментальное, в котором видимое открывает невидимое. Это искусство имеет свои правила, или «канон», особый метод и технику письма, которые вырабатывались веками для выражения преображенной действительности. Сегодня люди вновь стремятся открыть истинное значение икон, постичь настоящее иконографическое искусство. Но еще много надо сделать, чтобы убрать из наших церквей приторные и сентиментальные изображения, которые ничего не имеют общего с православным пониманием иконы.

Православный храм по своей форме, структуре и украшениям предназначен для литургии. «Материальный» храм должен помогать в построении духовного храма – Церкви Божией. Но, как и все другое, он никогда не может стать самоцелью.

Священник и приход

В православном учении о Церкви (и, следовательно, богослужении, которое есть священнодействие и выражение Церкви) духовенство и миряне не могут быть противопоставлены друг другу, но не могут и смешиваться. Вся – это миряне, народ Божий, каждый в ней прежде всего член церковного тела, активный участник в общей жизни. Но внутри церковного народа существует порядок служений, Богом установленный для правильной жизни Церкви, для сохранения единства, для верности ее Божественному назначению. Основное служение – священство, которое продолжает в Церкви священническое служение Самого Христа в трех его аспектах: священства (Христос – Первосвященник, Который принес Себя в жертву Отцу за спасение всех), учительства (Христос – Учитель, учащий нас заповедям новой жизни) и пастырства (Христос – Добрый Пастырь, знающий Своих овец и называющий каждую по имени). Единственное в своем роде священство Христа продолжено в Церкви священной иерархией, которая существует и действует в трех служениях – епископа, священника и диакона. Полнота священства принадлежит епископу, который есть глава Церкви. Он разделяет свои священнические обязанности с пресвитерами, которых он посвящает, чтобы они были его помощниками в управлении и возглавляли отдельные приходы. Епископу и священникам помогают диаконы, которые не могут совершать таинств, но их назначение – поддерживать живую связь между иерархией и народом. Это иерархическое построение, или порядок в Церкви выражается в ее богослужении, каждый член участвует в нем согласно своему призванию. Вся Церковь совершает литургию, и в этом общем деле каждый имеет свое назначение. Епископу (или священнику) подобает возглавлять народ, приносить Богу молитву Церкви и преподавать народу Божественную благодать, учение и дары Божий. При совершении литургии он являет видимую икону Иисуса Христа – Который как Человек стоит перед Богом, объединяя и представляя Собой всех нас, и Который как Бог дает нам Божественные дары прощения, благодать Духа Святого и пищу бессмертия. Поэтому не может быть литургии и никакой службы Церкви без священника, так как это именно его обязанность изменять или преображать земное и человеческое собрание в Церковь Божию, продолжая в ней посредническое служение Христа. И не может быть литургии без народа, общины, так как это их молитвы и приношения священник приносит Богу, и для того он получил благодать Христова священства, чтобы преображать общину в Тело Христово.

«О плавающих, путешествующих… плененных и о спасении их… » вспоминает всех, кто в затруднениях, больных и плененных. Она должна явить и исполнить Христову любовь и Его заповедь: «Я был голоден, и вы накормили Меня, Я был болен и в темнице, и вы посетили Меня» (). Христос отождествляет Себя со всяким, кто страдает, и «проверка» христианской общины заключается в том, ставит она или нет помощь ближнему в центр своей жизни.

«О избавитися нам от всякой скорби, гнева и нужды…» Мы молимся о нашей собственной спокойной жизни в этом мире и о Божественной помощи во всех наших делах.

«Заступи, спаси, помилуй и сохрани нас, Боже, Твоею благодатию». Последнее прошение помогает осознать, что «без Меня вы ничего не можете делать…» (). Вера открывает нам, как мы полностью зависим от благодати Божией, от Его помощи и милосердия.

«Пресвятую, пречистую, преблагословенную Владычицу Нашу Богородицу и Приснодеву Марию со всеми святыми помянувше, сами себе и друг друга и весь живот наш Христу Богу предадим». Замечательное заключение нашей молитвы – подтверждение нашего единства в Церкви с Небесной, чудесная возможность отдать Христу себя, друг друга и всю нашу жизнь.

С помощью Великой Ектений мы научаемся молиться вместе с , ее молитву воспринимать как свою, молиться с ней как одно целое. Необходимо каждому христианину понять, что он приходит в Церковь не для индивидуальной, частной, отдельной молитвы, но чтобы быть поистине включенным в молитву Христа.

Антифоны и Вход

За Великой Ектенией следуют три антифона и три молитвы. Антифон – это псалом или песнь, которая поется поочередно двумя хорами, или двумя частями верующих. Особые антифоны исполняются в специальные дни, времена года, праздники. Их общий смысл –радостная хвала. Первое желание Церкви, собранной для встречи с Господом, – радость, и радость выражена в хвале! После каждого антифона священник читает молитву. В первой молитве он исповедует непостижимую славу и могущество Бога, Который дал нам возможность знать Его и служить Ему. Во второй молитве он свидетельствует, что это собрание Его людей и Его достояние. В третьей молитве он просит Бога даровать нам в этом веке, т. е. в этой жизни, познание Истины, а в грядущем веке – жизнь вечную.

3 . Чтение Апостола.

4 . Пение "Аллилуйя" и каждение.

5 . Чтение Евангелия диаконом.

6. Проповедь священника.

Таким образом, все члены Церкви принимают участие в литургии Слова (миряне, диаконы, священники). Текст Священного Писания дается всей Церкви, но его толкование – особый «дар поучения» – принадлежит священнику. Литургическая проповедь, которую отцы Церкви считали важной и неотъемлемой частью Евхаристии, главное выражение учительной миссии в Церкви. Ею нельзя пренебрегать (потому что, повторяем, проповедь – органическая часть приготовления к сакраментальной части Евхаристии) , нельзя отклониться от ее единственной цели: донести народу Слово Божие, которым Церковь живет и растет. Также ошибочно говорить проповедь после Евхаристии, она по существу принадлежит к первой поучительной части службы и дополняет чтение Священного Писания .

Литургия оглашенных оканчивается сугубой ектенией, молитвой «прилежного моления», молитвами об оглашенных и возгласом: «Оглашенные, изыдите».

Сугубая Ектенья

Сугубая Ектенья и ее заключительная молитва («сугубое прошение») отличается от Великой Ектений; ее назначение – молиться о фактических и непосредственных нуждах общины. В Великой Ектений молящийся призван молиться с Церковью, сочетая свои нужды с нуждами Церкви. Здесь же Церковь молится с каждым в отдельности, упоминая различные нужды каждого и предлагая свою материнскую заботу. Любая человеческая нужда может быть здесь высказана; в конце проповеди священник может объявить об этих особых нуждах (болезнь члена прихода, или «серебряная» свадьба, или выпускной акт в школе и т. д.) и просит принять участие в молитвах о них. Эта Ектенья должна выражать единение, солидарность и взаимную заботу всех членов прихода.

Молитвы об оглашенных

Молитвы об оглашенных напоминают нам золотое время в истории Церкви, когда миссия, т. е. обращение ко Христу неверующих, считалась необходимой задачей Церкви. «Итак, идите, научите все народы» (). Эти молитвы – упрек нашим приходам, неподвижным, закрытым и «эгоцентричным» общинам, равнодушным не только к общей миссии Церкви в мире, но даже к общим интересам Церкви, ко всему, что не относится к прямым интересам прихода. Православные христиане слишком много думают о «делах» (постройка, вложение капиталов и т. д.) и недостаточно о миссии (об участии каждой общины в общем деле Церкви).

Изгнание оглашенных – последнее действие – торжественное напоминание о высоком призвании, огромной привилегии быть в числе верных, тех, кто благодатью Крещения и Миропомазания запечатлены как члены Тела Христова и как таковые допущены к участию в великом таинстве Тела и Крови Христовых.

Литургия верных

Литургия верных начинается непосредственно после удаления оглашенных (в древности вслед за этим следовало удаление отлученных, которые временно не были допущены до Св. Причастия) с двух молитв верных, в которых священник просит Бога сделать общину достойной приносить Святую Жертву: «Сотвори ны достойны быти». В это время он раскрывает Антиминс на Престоле, означая приготовление к Тайной Вечери, Антиминс («вместо стола») – знак единения каждой общины со своим епископом. На нем стоит подпись епископа, который дает его священнику и приходу как разрешение совершать таинство. Церковь не является сетью свободно «объединенных» приходов, она – органическая общность жизни, веры и любви. А епископ – основа и блюститель этого единства. По словам св. Игнатия Антиохийского , ничего в Церкви не должно совершаться без епископа, без его разрешения и благословения. «Без епископа никто не делай ничего, относящегося до Церкви. Только та Евхаристия должна почитаться истинною, которая совершается епископом или тем, кому он сам предоставит это. Где будет епископ, там должен быть и народ, так же, как где Иисус Христос, там и кафолическая Церковь» (Посл. к Смирн., 8 гл.). Имея священный сан, священник также является представителем епископа в приходе, и антиминс- знак того, что и священник, и приход находятся под юрисдикцией епископа и через него – в живой апостольской преемственности и единстве Церкви.

Приношение

Херувимская песнь, каждение престола и молящихся, перенос евхаристических даров на престол (Великий Вход) составляют первое основное движение Евхаристии: Анафору, которая есть жертвенный акт Церкви, приносящей Богу в жертву нашу жизнь. Мы часто говорим о жертве Христа, но так легко забываем, что жертва Христа требует и предполагает нашу собственную жертву, или вернее, наше приобщение к жертве Христа, так как мы Его Тело и причастники Его Жизни. Жертва есть естественное движение любви, которая есть дар отдачи себя, отречения от себя ради другого. Когда я кого-нибудь люблю, моя жизнь в том, кого я люблю. Я отдаю мою жизнь ему – свободно, радостно – и эта отдача становится самим смыслом моей жизни.

Тайна Святой Троицы – тайна совершенной и абсолютной жертвы, потому что это тайна Абсолютной Любви. Бог есть Троица, потому что Бог есть . Вся Сущность Отца предвечно сообщается Сыну, и вся Жизнь Сына – в обладании Сущностью Отца как Своей Собственной, как Совершенного Образа Отца. И, наконец, это взаимная жертва совершенной любви, это вечный Дар Отца Сыну, истинный Дух Божий, Дух Жизни, Любви, Совершенства, Красоты, всей неистощимой глубины Божественной Сущности. Тайна Святой Троицы необходима для правильного понимания Евхаристии, и в первую очередь ее жертвенного свойства. Бог так возлюбил мир, что отдал (пожертвовал) Своего Сына нам, чтобы привести нас снова к Себе. Сын Божий так возлюбил Своего Отца, что отдал Ему Себя. Вся Его жизнь была совершенным, абсолютным, жертвенным движением. Он совершил его как Бого-Че-ловек, не только по Своему Божеству, но и по Своему Человечеству, Которое Он воспринял по Своей Божественной любви к нам. В Себе Он восстановил человеческую жизнь в ее совершенстве, как жертву любви к Богу, жертву не из-за страха, не из-за какой-либо «выгоды», но по любви. И, наконец, эту совершенную жизнь как любовь, и поэтому как жертву, Он дал всем, кто принимает Его и верит в Него, восстанавливая в них изначальные взаимоотношения с Богом. Поэтому жизнь Церкви, будучи Его жизнью в нас и нашей жизнью в Нем, всегда жертвенна, она – вечное движение любви к Богу. И основное состояние, и основное действие Церкви, которая есть восстановленное Христом новое человечество, это Евхаристия – акт любви, благодарности и жертвы.

Теперь мы можем понять на этой первой стадии евхаристического движения, что Хлеб и Вино в анафоре обозначают нас, т. е. всю нашу жизнь, все наше существование, весь мир, сотворенный Богом для нас.

Они наша пища, но пища, которая дает нам жизнь, становится нашим телом. Принося его в жертву Богу, мы указываем, что наша жизнь «отдана» Ему, что мы следуем за Христом, нашей Главой, по Его пути абсолютной любви и жертвы. Еще раз подчеркиваем – наша жертва в Евхаристии не отлична от жертвы Христовой, это не новая жертва. Христос пожертвовал Собой, и Его жертва – полная и совершенная – не требует новой жертвы. Но в том именно значение нашего евхаристического приношения, что в нем нам дана бесценная возможность «вхождения» в жертву Христову, причащение Его единственной Жертве Себя Богу. Другими словами: Его единственная и совершенная Жертва сделала возможным для нас – Церкви, Его тела – быть восстановленными и вновь принятыми в полноту истинной человечности: в жертву хвалы и любви. Тот, кто не понял жертвенного характера Евхаристии, кто пришел получить, а не дать, не воспринял самого духа Церкви, которая прежде всего есть приятие Христовой жертвы и участие в ней.

Таким образом, в процессии приношения сама наша жизнь приносится к престолу, предложенная Богу в действии любви и поклонения. Поистине «Царь царствующих и Господь господствующих приходит заклатися и датися в снедь верным» (Песнопение Великой Субботы). Это Его Вход, как Священника и Жертвы; и в Нем и с Ним мы тоже на дискосе, как члены Его Тела, причастники Его Человечества. «Всякое ныне житейское отложим попечение», – поет хор, и, действительно, разве не все наши попечения и заботы восприняты в этой единственной и предельной заботе, которая преображает всю нашу жизнь, в этом пути любви, который приводит нас к Источнику, Подателю и Содержанию Жизни?

До сих пор движение Евхаристии было направлено от нас к Богу. Это было движение нашего жертвоприношения. В материи хлеба и вина мы приносили себя Богу, жертвуя свою жизнь Ему. Но с самого начала это приношение было Евхаристией Христа, Иерея и Главы нового человечества, таким образом Христос является нашим приношением. Хлеб и вино – символы нашей жизни и, следовательно, нашего духовного жертвоприношения самих себя Богу – были также символами Его Приношения, Его Евхаристии Богу. Мы соединились со Христом в Его единственном Вознесении на Небо, мы были причастниками Его Евхаристии, будучи Его , Его Телом и Его народом. Теперь благодаря Ему и в Нем наше приношение принято. Того, Кого мы принесли в жертву – Христа, мы теперь получаем: Христа. Мы отдали свою жизнь Ему и теперь получаем Его жизнь как дар. Мы себя соединили со Христом, а теперь Он соединяет Себя с нами. Евхаристия теперь движется в новом направлении: теперь знак нашей любви к Богу становится реальностью Его любви к нам. во Христе отдает Себя нам, делая нас участниками Его Царствия.

Освящение

Знаком этого принятия и совершения является освящение. Путь Евхаристического восхождения заканчивается возношением Св. Даров священником: «Твоя от Твоих Тебя приносяще…», и молитвой эпиклезиса (Призывания Святого Духа), в которой мы молим Бога ниспослать Духа Своего Святого и сотворить «хлеб сей честным Телом Христа Твоего» и вино в Чаше «честною Кровью Христа Твоего», пресуществляя их: «Преложив Духом Твоим Святым».

Дух Святой исполняет действие Божие, вернее, Он воплощает это Действие. Он –Любовь, Жизнь, Полнота. Его сошествие в Пятидесятницу означает исполнение, окончание и достижение всей истории Спасения, ее совершение. В Его пришествии спасительное дело Христа сообщается нам как Божественный Дар. Пятидесятница – начало в этом мире Царствия Божия, нового века. живет Духом Святым, в ее жизни все достигается даром Духа Святого, который исходит от Бога, пребывает в Сыне, от которого мы получаем откровение о Сыне как о нашем Спасителе и об Отце как о нашем Отце. Его совершительное действие в Евхаристии, в пресуществлении нашей Евхаристии в Дар Христа нам (отсюда в Православии особое отношение к эпиклезе, к призыванию Святого Духа) означает, что Евхаристия принята в Царствии Божием, в новом веке Духа Святого.

Пресуществление хлеба и вина в Тело и Кровь Христовы происходит на небесном Престоле в Царстве Божьем, которое вые времени и «законов» мира сего. Само пресуществление – плод Вознесения Христова и участия Церкви в Его Вознесении, в Его новой жизни. Все попытки «объяснить», что происходит в Евхаристии, в терминах материи и «превращений» (западная доктрина транссубстанции-преложения, к сожалению, иногда выдаваемая за православную) или в категориях времени («точный момент пресуществления») не достаточны, тщетны именно потому, что они применяют к Евхаристии категории «мира сего», между тем как самая сущность Евхаристии вне этих категорий, но вводит нас в измерения и понятия нового века. Пресуществление происходит не по некоей чудотворной власти, оставленной Христом некоторым людям (священникам), которые поэтому могут совершать чудо, а потому что мы, находимся во Христе, т. е. в Его Жертве Любви, Вознесении на всем Его пути к обожествлению и пресуществлению Своей Человечности Своей Божественной природой. Другими словами, потому что мы – в Его Евхаристии и приносим Его как нашу Евхаристию Богу. И когда мы так поступаем, как Он нам повелел, мы, приняты там, куда Он вошел. И когда мы приняты, «да ядите и пиете за трапезою в Царстве Моем» (). Так как Царство Небесное – Он Сам, Божественная Жизнь, дарованная нам за этой небесной трапезой, мы принимаем Его как новую пищу нашей новой жизни. Поэтому тайна Евхаристического пресуществления – это тайна самой Церкви, принадлежащей новой жизни и новому веку в Духе Святом. Для мира сего, для которого Царство Божие еще должно прийти, для его «объективных категорий» хлеб остается хлебом, и вино – вином. Но в чудесной, преображенной реальности Царства – открытой и явленной в Церкви – они поистине и абсолютно истинное Тело, и истинная Кровь Христовы.

Ходатайственные молитвы

Теперь мы стоим перед Дарами в совершенной радости Божьего присутствия и готовимся к последнему действию Божественной Литургии – принятию Даров в причастии. Тем не менее, остается последнее и необходимое – ходатайство. Христос вечно ходатайствует за весь мир. Он Сам Заступничество и Ходатайство. Причащаясь Ему, мы, следовательно, тоже полны той же любовью и как Его принимаем Его служение – ходатайство. Оно обнимает все творение. Стоя перед Агнцем Божьим, Который берет на Себя грехи всего мира, мы прежде всего вспоминаем Матерь Божью, св. Иоанна Крестителя, апостолов, мучеников и святых – бесчисленных свидетелей новой жизни во Христе. Мы ходатайствуем за них не потому, что они в этом нуждаются, но потому, что Христос, Которому мы молимся, – их Жизнь, их Священник и их Слава. не разделена на земную и небесную, она одно Тело, и все, что она делает, она делает от имени всей Церкви и для всей Церкви. Так что молитва – не только акт искупления, но и прославления Бога, «Дивного во Святых Своих», и общения со святыми. Мы начинаем свою молитву поминанием Божьей Матери и святых, потому что присутствие Христа – также их присутствие, и Евхаристия – высшее откровение об общении со святыми, о единстве и взаимной зависимости всех членов Тела Христова.

Затем мы молимся об усопших членах Церкви, «о всякой праведной душе, скончавшейся в вере» . Как далеки от истинного православного духа те, кто считает необходимым как можно чаще служить «частные заупокойные литургии» об упокоении отдельных лиц, как будто может быть что-нибудь частное во всеобъемлющей Евхаристии! Пора нам отдать себе отчет, что за умерших должна быть включенной в Евхаристию Церкви, а не наоборот: в подчинении Евхаристии личным потребностям отдельных людей. Мы хотим свою литургию для своих нужд… Какое глубокое и трагическое непонимание литургии, а также настоящих нужд тех, за кого хотим молиться! Ему или ей в их нынешнем состоянии смерти, разлуки и грусти особенно нужно вновь и вновь быть принятыми в ту единственную Евхаристию Церкви, в единение любви, которое и есть основа их участия, их принадлежности к истинной жизни Церкви. И это достижимо в Евхаристии, которая являет. в новом веке, в новой жизни. Евхаристия переходит безнадежную грань между живыми и мертвыми, потому что она выше грани между настоящим веком и веком грядущим. Ибо все «умерли, и жизнь ваша сокрыта со Христом в Боге» (); с другой стороны, мы все живем, потому что жизнь Христа нам дарована в Церкви. Усопшие члены Церкви – не только «объекты» наших молитв, но по своей принадлежности к Церкви они живут в Евхаристии, они молятся, они участвуют в литургии. Наконец, никто не может «заказать» (или купить!) Литургию, так как Единый, Кто повелевает – Христос, и он приказал Церкви приносить Евхаристию как приношение Всего Тела и всегда «за всех и за вся». Итак, хотя мы и нуждаемся в литургии для поминовения «всех и вся», но единственная действительная цель ее – объединение «всех и вся» в любви Божией.

«О Святей, Соборней и Апостольстей Церкви… о Богохранимой стране нашей, властех и воинстве ея…»: за всех людей, о всех нуждах и обстояниях. Прочтите в литургии св. Василия Великого просительную молитву, и вы поймете значение ходатайства: дар Божественной любви, которая дает нам понять, хотя бы на несколько минут, молитву Христову, любовь Христову. Мы понимаем, что настоящий грех и корень всякого греха – в эгоизме, и литургия, захватывая нас в своем движении жертвенной любви, открывает нам, что истинная религия кроме всего дает эту новую удивительную возможность заступаться и молиться за других, за всех. В этом смысле Евхаристия поистине жертва, приносимая за всех и за вся, и заступления – ее логическое и необходимое заключение.

«Во первых потяни, Господи, великого Господина… право правящих Слово Твоея истины».

«Церковь в епископе и епископ в Церкви», по слову св. Киприана Карфагенского , и когда мы молимся за епископа о действительном благосостоянии Церкви, о ее стоянии в божественной истине, о том, чтобы Церковь была бы Церковью присутствия Божия, Его исцеляющей Силы, Его Любви, Его Правды. И не была бы, как это часто бывает, эгоистической, эгоцентричной общиной, защищающей свои человеческие интересы вместо божественного назначения, для которого она существует. Церковь так легко становится учреждением, бюрократией, фондом для сбора денег, национальностью, общественным объединением, и это все искушения, уклонения, извращения той Истины, которая одна должна быть критерием, мерой, авторитетом для Церкви. Как часто люди, «алчущие и жаждущие правды», не видят Христа в Церкви, а видят в ней только человеческую гордыню, заносчивость, самолюбие и «духа мира сего». Все это Евхаристия судит и осуждает. Мы не можем быть причастниками трапезы Господней, мы не можем предстоять пред Престолом Его присутствия, приносить Богу в жертву нашу жизнь, похвалу и поклонение, мы не можем быть , если мы не осудили в себе духа «князя мира сего». Иначе то, что мы принимаем, послужит не к нашему спасению, но к осуждению. В христианстве нет волшебства, и спасает не принадлежность к Церкви, но принятие Духа Христова, и этот Дух осудит не только отдельных лиц, но собрания, приходы, епархии. Приход как человеческое учреждение легко может заместить Христа чем-нибудь другим – духом мирского успеха, человеческой гордостью и «достижениями» человеческого разума. Искушение всегда рядом; оно искушает. И тогда тот, чей священный долг всегда проповедовать Слово Истины, обязан напомнить приходу об искушениях, должен осудить во имя Христа все, что не совместимо с Духом Христовым. Именно о даровании духовенству смелости, мудрости, любви и верности мы молимся в этой молитве.

«И даждь нам едиными усты и единем сердцем славити и воспевати пречестное и великолепное Имя Твое…» Единые уста, единое сердце, одно искупленное человечество, восстановленное в любви и познании Бога, – такова конечная цель литургии, плод Евхаристии: «И да будут милости Великаго Бога и Спаса нашего Иисуса Христа со всеми вами…» Этим заканчивается «второе движение», когда отдает Себя нам в Своем непостижимом милосердии. Евхаристическая закончена, и мы подходим теперь к исполнению всего, что Евхаристия явила нам, к Причащению, то есть к нашему причастию в реальности.

Причащение

Собственно, причащение включает (1) приготовительную, тайную молитву, (2) молитву Господню, (3) возношение Св. Даров, (4) раздробление Св. Хлеба, (5) вливание «теплоты» (т. е. горячей воды) в Чашу, (6) причащение духовенства, (7) причащение мирян.

(1) Приготовительная тайная молитва: «Тебе предлагаем живот наш весь и надежду». В обеих литургиях – св. Иоанна Златоуста и св. Василия Великого – эта молитва подчеркивает, что причастие Тела и Крови Христовых – цель нашей жизни и надежда; с другой стороны, в ней выражается страх, что мы можем причаститься недостойно, причастие будет нам «во осуждение». Мы молимся о том, чтобы причастием «имамы Христа живуща в сердцах наших и будем Храм Святаго Твоего Духа». Эта выражает главную мысль всей литургии, вновь ставит нас перед значением этого Таинства, на этот раз обращая особое внимание на личный характер восприятия Тайны, на ответственность, которую она накладывает на причащающихся ей.

Нам как Церкви Божией было дано и велено «творить» все это, совершать таинство Христова Присутствия и Царства Божьего. Хотя как люди, образующие Церковь, как личности и как человеческая община мы – грешные, земные, ограниченные, недостойные люди. Мы знали это до Евхаристии (см. молитвы синаксиса и молитвы верных), и мы вспоминаем это теперь, когда стоим перед Агнцем Божиим, Который берет на Себя грехи мира. Более чем когда-либо мы сознаем необходимость нашего искупления, исцеления, очищения, будучи во славе Христова присутствия.

Церковь всегда подчеркивала важность личного приготовления к причастию (см. молитвы перед причастием), так как каждому причастнику необходимо увидеть и оценить себя, всю свою жизнь, подходя к Таинству. Этим приготовлением не следует пренебрегать; об этом нам напоминает молитва перед причастием: «да не в суд или во осуждение будет мне причащение Святых Твоих Тайн, но во исцеление души и тела».

(2) Господня «Отче наш» является приготовлением к Причастию в самом глубоком смысле этого слова. Какие бы человеческие усилия мы ни делали, какова бы ни была степень нашей личной подготовленности и очищения, ничто, абсолютно ничто не может нас сделать достойными Причастия, т. е. действительно готовыми к приятию Св. Даров. Тот, кто подходит к Причастию с сознанием своей правоты, не понимает духа литургии и всей церковной жизни. Никто не может уничтожить пропасть между Творцом и творением, между абсолютным совершенством Бога и тварной жизнью человека, ничто и никто, кроме Того, Кто, будучи Богом, стал Человеком и в Самом Себе соединил две природы. Молитва, которую Он дал Своим ученикам, – одновременно выражение и плод этого единственного и спасительного действия Христа. Это Его молитва, ибо Он – Единородный Сын Отца. И Он дал нам ее, потому что Он Себя Самого отдал нам. И в Нет Его Отец стал нашит Отцом, и мы можем обращаться к Нему словами Его Сына. Поэтому мы молимся: «И сподоби нас, Владыко, со дерзновением не осужденно сме-ти призывати Тебе, Небеснаго Бога Отца и гла-голати…». Молитва Господня – Церкви и народа Божьего, Им искупленного. В ранней Церкви она никогда не сообщалась некрещенным, и даже текст ее сохранялся в тайне. Эта молитва – дар новой молитвы во Христе, выражение наших собственных отношений с Богом. Этот дар – наша единственная дверь к Причастию, единственная основа для нашего участия в святом и поэтому наше главное приготовление к Причастию. В той мере, в какой мы восприняли эту молитву, сделали ее своей, мы готовы к Причащению. Это мера нашего единения со Христом, нашего бытия в Нем.

«Да святится имя Твое, да приидет Царствие Твое, да будет воля Твоя…» Осмыслить все, что утверждается в этих торжественных словах, осознать абсолютную сосредоточенность всей нашей жизни в Боге, высказанную в них, принять волю Христа как свою – такова цель нашей жизни во Христе и жизни Христа в нас, условие нашего участия в Его Чаше. Личная подготовка ведет нас к пониманию этого последнего приготовления, и Господня является завершением Евхаристической молитвы, преображая нас в причастников Насущного хлеба.

(3) «Мир всем», – говорит священнослужитель и затем: «Главы ваша Господеви преклоните». Причастие, как и вся жизнь Церкви, – плод мира, достигнутого Христом. Преклонение главы – самый простой, хотя и значительный акт поклонения, выражение самого послушания. Мы причащаемся в послушании и по послушанию. Мы не имеем права на Причастие. Оно превышает все наши желания и возможности. Это свободный дар Бога, и мы должны получить повеление принять его. Очень распространено ложное благочестие, из-за которого люди отказываются от Причастия по причине своего недостоинства. Встречаются священники, которые открыто учат, что миряне не должны «слишком часто» причащаться, минимум «раз в год». Это даже иногда считается православной традицией. Но это ложное благочестие и ложное смирение. В действительности это – человеческая гордыня. Ибо когда человек решает, как часто он должен причащаться Тела и Крови Христовых, он ставит себя как бы мерой и Божественных Даров, и своего достоинства. Это лукавое толкование слов апостола Павла: «Да испытывает же себя человек» (). Апостол Павел не сказал: «Да испытывает себя, и если он недоволен собой, пусть воздержится от Причастия». Он имел в виду как раз обратное: Причастие стало нашей пищей, и мы должны жить достойно его, чтобы оно не стало нам в осуждение. Но мы не свободны от этого осуждения, поэтому единственный правильный, традиционный и действительно православный подход к Причастию – это послушание, и это так хорошо и просто выражено в наших приготовительных молитвах: «несть достоин, Владыко Господи, да внидеши под кров души моея, но понеже хощеши Ты, яко Человеколюбец жити во мне, дерзая, приступаю: Ты повелеваеши…». Здесь послушание Богу в Церкви, а повелевает совершать Евхаристию, и будет большим шагом вперед в нашем понимании Церкви, когда мы поймем, что «евхаристический индивидуализм», который превратил девяносто процентов наших литургий в Евхаристию без причащающихся, – результат извращенного благочестия и ложного смирения.

Когда мы стоим с преклоненными головами, священник читает молитву, в которой он просит Бога даровать плоды Причастия каждому по его нужде (в литургии св. Иоанна Златоуста). «Преклоньшия Тебе своя главы благослови, освяти, соблюди, утверди» (литургия св. Василия Великого) . Каждое причащение – и конец нашего движения к Богу, и начало нашей обновленной жизни, начало нового пути во времени, в котором мы нуждаемся в Христовом присутствии для руководства и освящения этого пути. В другой молитве он просит Христа: «Вонми, Господи Иисусе Христе. .. зде нам невидимо пребываяй. И сподоби державною Твоею рукою преподати нам Пречистое Тело Твое и честную Кровь, и нами – всем людем…». Священник берет в свои руки Божественный хлеб и, поднимая Его, говорит: «Святая Святым». Этот древний обряд – первоначальная форма призыва к Причастию, она точно и кратко выражает антиномию, сверхъестественную природу Причастия. Она запрещает всякому, кто не свят, приобщаться Божественной Святости. Но никто не свят, кроме Святого, и хор отвечает: «Един Свят, Един Господь, ». И все же приидите и приимите, потому что Он нас освятил Своей святостью, сделал нас Своим святым народом. Снова и снова тайна Евхаристии открывается как тайна Церкви – тайна Тела Христова, в Котором мы вечно становимся тем, чем призваны быть.

(4) В первые века называла всю Евхаристическую службу «преломлением хлеба», потому что этот обряд был центральным в литургической службе. Значение понятно: один и тот же хлеб, который дается многим, – это Единый Христос, ставший жизнью многих, соединяя их в Себе Самом. «Нас же всех, от единаго Хлеба и Чаши причащающихся, соедини друг ко другу во единаго Духа Святаго причастие» (литургия св. Василия Великого , молитва по пресуществлении Св. Даров). Затем священник, преломляя хлеб, говорит: «Раздробляется и разделяется Агнец Божий, раздробляемый и неразделяемый, всегда ядомый и никогда же иждиваемый, но причащающиеся освящаяй». Это единственный источник жизни, который всех приводит к ней и возвещает единство всех людей с одним Главой – Христом.

(5) Взяв одну частицу Св. Хлеба, священник опускает Ее в Св. Чашу, что означает наше причастие Тела и Крови Воскресшего Христа, и вливает в Чашу «теплоту», т. е. горячую воду. Этот обряд византийской литургии является тем же символом жизни.

(6) Теперь все готово для последнего акта Евхаристии – Причащения. Подчеркнем снова, что в ранней Церкви этот акт поистине был совершением всей службы, запечатлением Евхаристии, нашим приношением, жертвою и благо дарением через участие в ней общины. Поэтому только отлученные не причащались и должны были оставлять Евхаристическое собрание вместе с оглашенными. Святые Дары получала вся , Они преображали ее в Тело Христово. Мы здесь не можем входить в объяснение того, почему и когда общецерковное литургическое понимание Причастия было заменено индивидуалистическим пониманием, как и когда община верующих стала «непричащающейся» общиной и почему идея участия, центральная в учении отцов Церкви, была заменена идеей присутствия. Это потребовало бы отдельного исследования. Но одно ясно: где бы и когда бы ни возникало духовное возрождение, оно всегда рождалось и вело к «жажде и голоду» реального участия в Таинстве Христова Присутствия. Мы можем только молиться о том, чтобы в теперешнем кризисе, глубоко поразившем и , и мир, православные христиане увидели в этом истинный центр всей христианской жизни, источник и условие возрождения Церкви.

«Во оставление грехов и в жизнь вечную…», – говорит священник, преподавая Дары себе и верующим. Здесь мы находим два главных аспекта, два действия этого Причастия: прощение, принятие вновь в общение с Богом, допущение падшего человека в Божественную любовь – и затем дар вечной жизни, царствия, полноты «нового века». Эти две основные нужды человека исполнены без меры, удовлетворены Богом. Христос вводит мою жизнь в Свою и Свою жизнь в мою, наполняя меня Своей любовью к Отцу и ко всем Своим братьям.

В этом кратком очерке невозможно даже суммировать то, что говорили отцы Церкви и святые про свой опыт Причастия, даже упомянуть все чудесные плоды этого причастия Христу. По крайней мере, укажем на наиболее важные направления размышлений о причастии и усилий следовать учению Церкви. Причастие дается, во-первых, во оставление грехов, и поэтому оно таинство примирения, осуществленного Христом Своей Жертвой и навеки дарованного верующим в Него. Таким образом, Причастие является основной пищей христианина, укрепляющей его духовную жизнь, исцеляющей его болезни, утверждающей веру, делающей его способным вести истинную христианскую жизнь в этом мире. Наконец, Причастие – «знак жизни вечной», ожидание радости, мира и полноты Царствия, предвкушение его Света. Причастие одновременно и соучастие в страданиях Христа, выражение нашей готовности воспринять Его «путь жизни», и участие в Его победе и торжестве. Оно – жертвенная трапеза и радостный пир. Его Тело сломано, и Кровь пролита, и причащаясь Ими, мы принимаем Его Крест. Но «Крестом радость вошла в мир», и эта радость – наша, когда мы за Его трапезой. Причастие дается мне лично для того, чтобы сделать меня «членом Христа», чтобы соединить меня со всеми, кто принимает Его, чтобы раскрыть мне Церковь как единение любви. Оно соединяет меня со Христом, и через Него я в общении со всей . Это таинство прощения, единения и любви, таинство Царства.

Сначала причащается духовенство, потом миряне. В современной практике духовенство-епископы, священники и диаконы – причащаются в алтаре отдельно Тела и Крови. Миряне получают Св. Дары у царских врат из лжицы после того, как священник вложил Частицы Агнца в Чашу. Священник призывает верующих, говоря: «Со страхом Божиим и верою приступите», и причастники подходят к Божественной трапезе один за другим, скрестив руки на груди. И вновь шествие – ответ на Божественное веление и приглашение.

После Причастия начинается последняя часть литургии, значение которой можно определить как возвращение Церкви с небес на землю, из Царства Божьего во время, пространство и историю. Но возвращаемся мы совершенно иными, чем были, когда начинали путь к Евхаристии. Мы изменились: «Видехом Свет истинный, прияхом Духа Небесного, обретохом веру истинную…». Это песнопение мы поем после того, как священник поставит Чашу на Престол и благословит нас: «Спаси люди Твоя и благослови достояние Твое». Мы пришли в как его народ, но мы были раненые, усталые, земные, грешные. За прошедшую неделю мы испытали тяготы искушения, мы узнали, как мы слабы, как безнадежно привязаны к жизни «мира сего». Но мы пришли с любовью, и надеждой, и верой в милосердие Божье. Мы пришли жаждущие и голодные, бедные и несчастные, и Христос принял нас, принял приношение нашей несчастной жизни и ввел нас в Свою Божественную Славу и сделал нас участниками Своей Божественной Жизни. «Видехом Свет истинный…» На время мы отложили «всякое житейское попечение» и дали Христу ввести нас в Его Вознесении к Своему Царству в Своей Евхаристии. От нас ничего не требовалось, кроме желания присоединиться к Нему в Его Вознесении и смиренного принятия Его искупающей любви. И Он ободрил и утешил нас, Он сделал нас свидетелями того, что Он приготовил для нас, Он изменил наше зрение, так что мы увидели небо и землю, полными Его Славы. Он насытил нас пищей бессмертия, мы были на вечном пиру Его Царствия, мы вкусили радости и покоя в Духе Святом: «Мы приняли Духа Небесного…». А теперь время возвращается. Время мира сего еще не окончилось. Час нашего перехода к Отцу всей жизни еще не настал. И Христос посылает нас обратно как свидетелей того, что мы видели, чтобы возвещать Его Царство и продолжать Его дело. Мы не должны бояться: мы – Его народ и Его наследие; Он в нас и мы в Нем. Мы вернемся в мир, зная, что Он рядом.

Священник поднимает Чашу и возглашает: «Благословен наш всегда, ныне и присно и во веки веков». Он благословляет нас Чашей, знаменуя и уверяя в том, что воскресший Господь с нами ныне, всегда и навечно.

«Да исполнятся уста наша хваления Твоего, Господи», – отвечает , – «соблюди нас во Твоей Святыне». Сохрани нас в грядущие дни в этом чудесном состоянии святости и освящения. Теперь, когда мы возвращаемся в ежедневную жизнь, даруй нам силу изменить ее.

Следует короткая ектенья и благодарности за полученные Дары: «Исправи наш путь, утверди во страхе Твоем вся, соблюди наш живот, утверди наша стопы…». Возвращение совершилось, когда священник выходит из алтаря со словами: «С миром изыдем!», присоединяется к молящимся и читает заамвонную молитву. Как в начале литургии вход священника в алтарь и восхождение к Святому Престолу (горнему месту) выражали евхаристическое движение вверх, так и теперь возвращение к верующим выражает уход, возвращение Церкви в мир. Это также означает, что евхаристическое движение священника окончено. Исполняя Священство Христово, священник вел нас к небесному Престолу, и с этого Престола он сделал нас причастниками Царствия. Он должен был исполнить и осуществить вечное посредничество Христа.

Благодаря Его человечеству мы поднимаемся до небес, а по Божеству Его Бог приходит к нам. Теперь все это совершено. Приняв Тело и Кровь Христовы, увидев Свет Истины и став причастниками Святого Духа, мы действительно Его люди и Его достояние. Священнику у Престола больше нечего делать, потому что сама стала Престолом Бога и Ковчегом Его Славы. Поэтому священник присоединяется к народу и ведет его как пастырь и учитель обратно в мир для исполнения христианской миссии.

Когда мы готовы с миром изыти, то есть во Христе и со Христом, мы просим в последней молитве о том, чтобы сохранилась полнота Церкви, чтобы Евхаристия, принесенная нами и которой мы причащались и которая снова явила полноту Христова присутствия и жизни в Церкви, была соблюдена и сохранена неповрежденной до тех пор, пока мы вместе вновь не придем как и в послушании Господу Церкви вновь не начнем восхождения в Его Царство, которое достигнет Своего свершения в Пришествии Христа во Славе.

Нет лучшего заключения для этого краткого изучения Божественной литургии, чем молитва св. Василия Великого , читаемая священником при потреблении Св. Даров: «Исполнися и совершися, елико по нашей силе, Христе, Боже наш, Твоего смотрения таинство; имеет бо смерти Твоея память, видехом Воскресения Твоего образ, наполнихомся безконечныя Твоея пищи, еяже и в будущем веце сподобитися благоволи, благодатию безначального Твоего Отца, и Святаго, и Благаго, и Животворящего Твоего Духа, ныне и присно, и во веки веков. Аминь».

И когда мы выходим из церкви и вновь вступаем в нашу повседневную жизнь, Евхаристия остается с нами как наша тайная радость и уверенность, источник вдохновения и возрастания, победы, преодолевающей зло, Присутствие, которое делает всю нашу жизнь жизнью во Христе.

«Для ранних христиан всеобщее воскресение — именно всеобщее, это — космическое событие, исполнение всего в конце времен, исполнение во Христе. И этого славного исполнения ожидают не только усопшие, его ожидают и живые и вообще все творение Божие. В этом смысле, по словам апостола Павла, мы (я имею в виду и живых, и умерших) все мертвы — не только те, кто покинул эту жизнь, но и все те, кто умер в воде Крещения и вкусил Христово воскресение в воскресении Крещения.

Мы все умерли, говорит апостол Павел, и наша жизнь — не только жизнь усопших, но и жизнь живых, — „сокрыта со Христом в Боге“ . И я еще раз повторю (потому мы так привыкли уже к этим словам, что воспринимаем их как некую музыку, не думая о ее смысле): жизнь сокрыта со Христом, а Христос — жив, смерть не имеет над Ним власти. Так, живые или мертвые, в этом ли мире, чей образ проходит, или покинув его, мы все живы во Христе, ибо мы соединены с Ним и в Нем имеем свою жизнь.

Такова христианская революция по отношению к смерти. И если мы не поймем этот поистине революционный, поистине радикальный характер христианства — революционный в отношении религии, всего, что человек относил к таинственной реальности смерти, если мы этого не поймем, то мы не сможем понять и истинный смысл обращения Церкви с умершими».

Эти строки — из новой книги замечательного пастыря и богослова, протопресвитера Александра Шмемана (1921 — 1983 г.г.). Да-да, новой: сам о. Александр предстоит ныне пред престолом в Церкви Небесной, однако продолжают быть открываемы его новые слова, актуальные для нас, христиан ХХI века.

Книга, называющаяся «Литургия смерти», рассматривает христианское отношение к смерти в его богословском, литургическом, культурном контекстах и готовится к выходу в свет осенью этого года в издательстве «Практика». Мы беседуем с переводчиком и редактором книги, заведующей Отделом музейного и архивного хранения в Доме русского зарубежья им. А. Солженицына Еленой Юрьевной Дорман.

— Написанное о. Александром давно вошло в то, что можно назвать (простите, сейчас я употреблю выражение, мною не очень любимое, но надо как-то обозначить) золотым фондом русской богословской мысли, его книги изучают в семинариях, их хорошо знают и цитируют — но, однако, в то же время о них и спорят, имя не перестает быть знамением пререкаемым, его слово будоражит, заставляет думать, переоценивать нашу убежденность в крепости и чистоте собственной веры…

И, похоже, открытия новых важных вещей из наследия о. Александра не собираются заканчиваться — вспомним, какой эффект произвел не так давно в церковной среде выход его «Дневников». Вот теперь — «Литургия смерти», книга, значение которой трудно переоценить даже заранее.

Откуда взялась эта книга? Как возник замысел ее издания?

— Назвать это книгой как-то неправильно, это просто четыре лекции на эту тему, получится брошюра. А откуда она взялась… Я могу рассказать всю чудесную историю.

Каждый год в Свято-Владимирской семинарии в Америке проходит летняя школа — семинар, посвященный какой-то одной теме. В 1979 году такой семинар вел отец Александр Шмеман, темой его была «Литургия смерти и современная культура».

Вот что он сам записал в своем дневнике: «Четверг, 28 июня 1979. Всю неделю — семинар о смерти, погребении и т. д. Читаешь лекции (с вдохновением, от души, убежденно), слушаешь, обсуждаешь — и все сильнее внутренний вопрос: ну, а ты сам? А твоя смерть? Как обстоят с нею дела?».

Этот вопрос волновал отца Александра, о смерти он много писал в «Дневниках», читал курс на эту тему в семинарии: «Сколько мыслей, сколько „откровений“ приходит, пока читаешь лекцию. Вчера („Литургия смерти“) говорил о „проблеме“ спасения, воскресения некрещеных. И вдруг таким ясным становится, что дело не в том, знали они или не знали Христа, поверили ли в Него или нет, были крещены или нет, а в том, что Христос знает их и Себя отдал им и за них. Поэтому и их смерть „поглощена победой“, поэтому она и для них встреча со Христом» (20 октября 1981 года).

Отец Александр собирался написать и книгу: «Вторник, 23 марта 1976. Вчера писал скрипты для „Свободы“ — о Вербном Воскресенье. В сущности хотелось бы до смерти написать: „Страстная. Пасха. Пятидесятница“, „Богородица“, „Литургия смерти“, „Рождество и Богоявление“. Так был бы обнят, покрыт весь круг. <…> Среда, 8 октября 1980. В связи со своей книжечкой „Liturgy of Death“ думаю и почитываю о смерти, точнее — о подходе к ней в христианском богословии».

При разборе его бумаг был найден титульный лист с названием «Death is no more». Но написать такую книгу отец Александр не успел, да и записей к лекциям не осталось. Огромное счастье, просто чудо, что студенты нередко записывали лекции на магнитофон, для себя.

Подготавливая к печати «Дневники» отца Александра, я как бы откладывала в голове на будущее идеи о том, какие материалы могли бы еще сохраниться, и что и где стоит поискать. Составляя сборник статей отца Александра, я связывалась со многими людьми в США, с родственниками, изучала эмигрантские издания, просмотрела архив отца Александра в Свято-Владимирской семинарии, но следов «Литургии смерти» не нашла.

И вот в декабре 2008 года на международной конференции «Наследие отца Александра Шмемана», проходившей в Свято-Сергиевском богословском институте в Париже, я cпросила приехавшего из отца Алексия Виноградова, не сохранились ли какие-нибудь записи лекций отца Александра о литургии смерти, и он вдруг вспомнил (а до того не вспоминал!), что один тогдашний студент расшифровал аудиозапись летнего семинара и использовал этот текст для своей выпускной работы. Он даже вспомнил имя этого студента.

Оказалось, что это служащий в настоящее время в Канаде священник Роберт Хатчен. С помощью дочери отца Александра Маши Ткачук я нашла отца Роберта, и он любезно прислал мне свою расшифровку. Пользуюсь случаем, приношу ему огромную благодарность за то, что он сохранил для нас эти четыре лекции.

— Мысль и слово о. Александра: огромный понятийный аппарат, широкая эрудиция, цитаты и гиперссылки, особенно в его радиоскриптах, проповедях… Насколько вам трудно бывает работать над написанным Шмеманом? Или всё получается легко, на чистом вдохновении?

— Работать над написанным Шмеманом легко и приятно. Ну, почти. Отец Александр был очень начитанным человеком, любил в речи и в письме цитировать, ссылаться на что-нибудь или кого-нибудь. Но делал это он почти всегда по памяти (я имею в виду его «Дневники» и устные лекции, для книг он все тщательно выверял), нередко не совсем точно, иногда путая почти до неузнаваемости, и искать источники его цитат и ассоциаций — очень увлекательное детективное занятие.

А вот переводить его тексты на русский мне очень легко. Во-первых, он в английском, который он выучил уже взрослым человеком и на котором говорил с акцентом, сохранял структуру русского языка. А во-вторых, я так много его читала, так долго работала над «Дневниками», что точно знаю, как бы он сказал то или другое по-русски, я действительно могу писать, как писал он.

Уже случалось, что переведенные мною тексты знавшие его люди принимали за написанное по-русски им самим. Когда я работала над дневниками (а я первый раз перепечатывала их с тетрадок в 1984 году! А потом заново все печатала и комментировала в Москве для издательства), точнее сказать — жила с ними, ими, долго, год или больше, мне помогал сам отец Александр. Это правда, честное слово. Я его слышала, чувствовала его присутствие…

Это счастье было — его дневники готовить. А то, что они стали пользоваться таким успехом, меня, честно говоря, потрясло и очень обрадовало.

— Читая написанное о. Александром Шмеманом, представляешь его человеком пасхальным, воочию убедившимся, что смерть таки попрана Воскресением, и эту убежденность передающего пастве Христовой. О.Александр был дружен с вашей семьей. Насколько верно это мое ощущение, таким ли он был в жизни, каким предстает со страниц своих книг?

— Таким и был, да. И его ученики — отец Михаил Меерсон-Аксенов, отец Андрей Трегубов и др. — продолжают излучать этот свет. Семьями мы дружили, отец Александр очень любил мою маму, часто заходил к ней на работу, когда бывал в Нью-Йорке. Я-то молодая совсем была и глупая. Но он крестил и мою сестру, и меня с мужем. И мы слушали его лекции. И слушали разговоры за столом. И на службы в семинарию ездили, на Пасху — всегда в семинарию.

Очень остроумный был человек, иногда даже язвительно остроумный. Когда он умирал, уже дома, Ульяна Сергеевна, жена, оберегала его, не пускала много людей, но в какой-то момент распахнула двери и сказала: «Приходите, смотрите на нашу Пасху».

— О христианском отношении к смерти и строе и символике православного заупокойного богослужения написано, казалось бы, немало. В чем вы видите особую значимость новой книги?

— Я не богослов и не могу дерзнуть говорить об этой книге с точки зрения богословия. Особую значимость лекций я вижу в том, что тема заупокойного богослужения рассматривается в контексте нашей жизни, постоянно имеется в виду секулярное общество ХХ столетия и то место, которое оно отводит смерти. Это очень важно.

Кто еще об этом писал? Я не знаю. Наверняка, писали и думали, я просто не знаю. А понимание смерти и отношение к ней постоянно менялись на протяжении двух тысяч лет, особенно резкие изменения, которые уже невозможно не заметить, произошли как раз в ХХ веке. И это ставит перед христианством совсем особые, насущные задачи. Но не хочу пересказывать, давайте дождемся выхода книжки.

— Не ошибусь, если скажу: об обществе во многом можно судить по тому, как оно относится к смерти вообще и к умирающим в частности. Елена Юрьевна, вам не понаслышке знакомо, что такое — помогать безнадежно больным, участвовать в работе хосписа. Как бы вы оценили в этом свете состояние современного российского общества?

— Современное российское общество (и не только российское, кстати) боится и делает вид, что ее нет. У нас боятся умирающих, причем я вижу, что боязнь эта того же плана, как страх заразиться чем-то нехорошим. В Церкви очень обидно наблюдать, что отпевание (впрочем, как и крещение, принятие в Церковь нового члена) перестало было общецерковным делом, а превратилось в частную требу.

Каждый умирает в одиночку, один на один с болью, с отчаянием, вместе с ним страдает без поддержки вся его семья. Что-то немножко меняется — благодаря энтузиастам, врачам паллиативной медицины, появившимся , фондам, этим хосписам помогающим. Нюта Федермессер , возглавляющая фонд помощи хосписам «Вера», отмечает, что сейчас стало легче собирать средства на хосписы. Это радует. Но это — такая капля в море! Страна-то у нас огромная. Тема табуированная, открыто не обсуждающаяся.

В моем детстве, я помню, как из соседней квартиры выносили гроб, сын соседей разбился на машине, и весь дом провожал своего соседа и утешал родителей. А когда умер учитель музыкальной школы в нашем переулке, то мы стояли на балконе и смотрели, как по улице несли гроб, и за гробом шли люди и маленький оркестр…

Я не знаю, почему так все изменилось. Но знаю точно, что если бы люди помнили, что они смертны и сами окажутся в том положении, в котором умирают сейчас, подчас в муках, другие, это memento mori могло бы преобразить наше общество во всех отношениях. Мы бы по-другому начали относиться друг к другу — и к здоровым, и к больным, и к умирающим.