Киссинджер и мировой порядок XXI века. Краткая рецензия на книгу Генри Киссинджера «Мировой порядок. Киссинджер: В новом «мировом порядке» США России не существует

Посвящается Нэнси

© Henry A. Kissinger, 2014

© Перевод. В. Желнинов, 2015

© Перевод. А. Милюков, 2015

© Издание на русском языке AST Publishers, 2015

Введение
Что такое «мировой порядок»?

В 1961 году, будучи молодым ученым, я во время выступления на конференции в Канзас-Сити вспомнил президента Гарри С. Трумэна. На вопрос о том, какими достижениями своего президентства он более всего гордится, Трумэн ответил: «Тем, что мы целиком и полностью разгромили наших врагов, а затем вернули их обратно в сообщество наций. Мне приятно думать, что только Америке удалось нечто подобное». Сознавая огромное могущество Америки, Трумэн гордился в первую очередь американским гуманизмом и приверженностью демократическим ценностям. Он хотел, чтобы его запомнили не столько как президента победоносной страны, сколько как главу государства, примирившего врагов.

Все преемники Трумэна в той или иной степени следовали его убеждениям, отраженным в этой истории, и аналогичным образом гордились вышеназванными составляющими американской идеи. Отмечу, что на протяжении многих лет сообщество наций, которое они всемерно поддерживали, существовало в рамках «американского консенсуса» – государства сотрудничали, неуклонно расширяя ряды данного мирового порядка, соблюдая общие правила и нормы, развивая либеральную экономику, отказываясь от территориальных завоеваний в пользу уважения национальных суверенитетов и принимая представительную демократическую систему управления. Американские президенты, причем их партийная принадлежность не имела значения, решительно призывали правительства других стран, нередко – весьма пылко и красноречиво – обеспечить соблюдение прав человека и поступательное развитие гражданского общества. Во многих случаях поддержка этих ценностей со стороны Соединенных Штатов и их союзников приводила к значительным преобразованиям в статусе населения конкретного государства.

Тем не менее сегодня у указанной системы, «основанной на правилах», возникли проблемы. Частые увещевания, обращенные к прочим странам, призывы «внести посильный вклад», играть «по правилам двадцать первого столетия» и быть «ответственными участниками процесса» в рамках общей системы координат отчетливо показывают, что не существует общего для всех представления об этой системе, общего для всех понимания «посильного вклада» или «справедливости». За пределами западного мира те регионы, которые принимали минимальное участие в выработке нынешних правил, ставят под сомнение эффективность данных правил в их текущих формулировках и ясно демонстрируют готовность приложить все усилия, чтобы изменить упомянутые правила. Таким образом, «международное сообщество», к которому сегодня взывают, возможно, более настойчиво, чем в любую другую эпоху, не в состоянии согласовать – или хотя бы договориться – об однозначном и непротиворечивом комплексе целей, методов и ограничений.

Мы живем в исторический период, когда налицо упорная, временами почти отчаянная погоня за ускользающей от общего понимания концепцией мирового порядка.

Хаос угрожает нам, а вместе с тем формируется беспрецедентная взаимозависимость: распространение оружия массового уничтожения, дезинтеграция былых государств, последствия хищнического отношения к окружающей среде, сохранение, к великому сожалению, практики геноцида и стремительное внедрение новых технологий угрожают усугубить привычные конфликты, обострить их до степени, превосходящей человеческие возможности и границы разума. Новые способы обработки и передачи информации объединяют регионы как никогда прежде, проецируют местные события на глобальный уровень – но так, что препятствуют их полноценному осмыслению, в то же время требуя от государственных лидеров моментальной реакции, хотя бы в форме лозунгов. Неужели мы вступаем в новый период, когда будущее станут определять силы, не признающие ни ограничений, ни какого-либо порядка вообще?

Разновидности мирового порядка

Не будем лукавить: по-настоящему глобального «мирового порядка» никогда не существовало. То, что признается ныне за таковой, сложилось в Западной Европе почти четыре столетия назад, его основы были сформулированы на мирных переговорах в немецкой области Вестфалия, причем без участия – или даже внимания – большинства стран на других континентах и большинства иных цивилизаций. Столетие религиозных распрей и политических потрясений в Центральной Европе достигло кульминации в Тридцатилетнюю войну 1618–1648 годов; это был «мировой» пожар, в котором смешались политические и религиозные противоречия; в ходе войны сражающиеся прибегали к «тотальной войне»1
Вестфальский мирный договор был подписан в середине XVII века, а концепция тотальной войны разработана немецкими военными теоретиками в начале XX века; эта концепция исходила из факта, что современная война перестала быть сражением армий и стала сражением наций – одно государство, мобилизуя все доступные ресурсы, побеждает другое, сокрушая его «дух». (Прим. перев. )

Против ключевых населенных пунктов, и в результате Центральная Европа лишилась почти четверти населения – из-за боевых действий, болезней и голода. Истощенные противники встретились в Вестфалии, чтобы договориться о совокупности мер, призванных остановить кровопролитие. Религиозное единство дало трещину благодаря утверждению и распространению протестантства; политическое многообразие явилось логичным следствием многочисленности независимых политических единиц, которые участвовали в войне. В итоге получилось так, что Европа первой восприняла привычные условия современного мира: разнообразие политических единиц, ни одна из которых не обладает мощью, достаточной для того, чтобы победить всех остальных; приверженность противоречивым принципам, идеологическим воззрениям и внутренним практикам, и все стремятся обрести некие «нейтральные» правила, регулирующие поведение и смягчающие конфликты.

Вестфальский мир следует трактовать как практическое приближение к реальности, он вовсе не демонстрирует какого бы то ни было уникального нравственного осознания. Этот мир опирается на сосуществование независимых государств, которые воздерживаются от вмешательства во внутренние дела друг друга и сопоставляют собственные амбиции и амбиции прочих с принципом общего равновесия власти. Никакое единоличное притязание на обладание истиной, никакое универсальное правило не сумели воцариться в Европе. Вместо этого каждое государство обзавелось суверенной властью над своей территорией. Каждое соглашалось признавать внутренние структуры и религиозные убеждения соседей как жизненные реалии и воздерживалось от оспаривания их статуса. Подобный баланс сил отныне рассматривался как естественный и желательный, а потому амбиции правителей выступали противовесом друг другу, по крайней мере, в теории ограничивая масштабы конфликтов. Разделенность и многообразие (во многом случайно сложившиеся в развитии европейской истории) стали отличительными признаками новой системы международного порядка – с собственным мировоззрением, собственной философией. В этом смысле усилия европейцев по тушению их «мирового» пожара способствовали формированию и послужили прототипом современного подхода, когда от вынесения абсолютных суждений отрекаются в пользу практичности и экуменизма2
Экуменизм – единство в многообразии, принцип сосуществования различных христианских церквей. В данном случае вместо авторского термина было бы логичнее использовать определение «мультикультурализм». (Прим. перев .)

; это попытка выстроить порядок на разнообразии и сдерживании.

Переговорщики семнадцатого века, составлявшие условия Вестфальского мира, не предполагали, разумеется, что закладывают основы глобальной системы, которая раскинется далеко за пределы Европы. Они даже не попытались привлечь к этому процессу соседнюю Россию, которая в ту пору устанавливала собственный новый порядок после невзгод Смутного времени, причем возводила в закон принципы, кардинально различавшиеся с вестфальским балансом сил: абсолютная монархия, единая государственная религия – православие и территориальная экспансия во всех направлениях. Впрочем, и другие крупные центры силы не воспринимали Вестфальские соглашения (насколько они были вообще осведомлены об этих соглашениях) как имеющие отношение к их территориям и владениям.

Идея мирового порядка была реализована на географическом пространстве, известном государственным деятелям того времени; подобный подход регулярно реализуется во многих регионах. Это в значительной мере объясняется тем, что тогдашние доминирующие технологии нисколько не способствовали созданию единой глобальной системы – сама мысль о последней представлялась непозволительной. Не имея средств взаимодействовать друг с другом на постоянной основе, не располагая возможностями адекватно оценивать «температуру могущества» европейских регионов, каждая суверенная единица трактовала собственный порядок как уникальный, а всех прочих расценивала как «варваров» – которыми управляют в манере, неприемлемой для существующего строя и потому рассматриваемой в качестве потенциальной угрозы. Каждая суверенная единица считала свой порядок идеальным лекалом для общественной организации человечества в целом, воображая, что своим способом управления упорядочивает мир.

На противоположном конце евразийского материка Китай сотворил собственную, иерархическую и теоретически универсальную, концепцию порядка – с собой в ее центре. Китайская система развивалась на протяжении тысячелетий, существовала уже тогда, когда Римская империя правила Европой как единым целым, опираясь не на равенство суверенных государств, а на предполагавшуюся беспредельность притязаний императора. В китайской концепции понятие суверенитета в европейском понимании отсутствовало, поскольку император властвовал над «всей Поднебесной». Он являлся вершиной политической и культурной иерархии, отлаженной и универсальной, которая распространялась от центра мира, каковым являлась китайская столица, вовне, на остальное человечество. Окружающие Китай народы классифицировались по степени варварства, в том числе на основании их зависимости от китайской письменности и культурных достижений (эта космография благополучно дожила до современной эпохи). Китай, с китайской точки зрения, должен повелевать миром, прежде всего вызывая благоговение других обществ своим культурным великолепием и экономическим изобилием, вовлекать эти другие общества в отношения, которые, при надлежащем управлении, способны привести к цели – достижению «поднебесной гармонии».

Если рассматривать пространство между Европой и Китаем, необходимо отметить главенство на этой территории универсальной концепции мирового порядка, которую предложил ислам – с мечтой о единоличном, санкционированном Богом правлении, объединяющем и примиряющем мир. В седьмом веке ислам утвердился на трех континентах благодаря беспрецедентной «волне» религиозной экзальтации и имперской экспансии. После объединения арабского мира, захвата остатков Римской империи и подчинения Персидской империи3
Имеется в виду государство Сасанидов на территории современных Ирака и Ирана (в период расцвета занимало территорию от Александрии в Египте до Пешавара в Пакистане), существовавшее до середины VII столетия и уничтоженное Арабским халифатом. (Прим. перев. )

Ислам стал главенствующей религией на Ближнем Востоке, в Северной Африке, во многих областях Азии и части Европы. Исламская версия универсального порядка предусматривала распространение истинной веры на всю «территорию войны»4
«Территория войны» (Дар-аль-харб) – в исламском богословии земли, где большинство населения составляют неверные, не исповедующие ислам и ему враждебные. «Территории войны» противопоставляется Дар-аль-ислам – «территория ислама»; между ними находится Дар-ас-сульх – «территория перемирия», где в Аллаха не верят, но мусульман не преследуют. Ни в Коране, ни в хадисах (изречениях) Пророка о подобном делении мира не упоминается; считается, что эту концепцию ввели в обращение богословы XIII–XIV веков. (Прим. перев. )

Как мусульмане именовали земли, населенные неверными; миру суждено стать единым и обрести гармонию, внемля слову пророка Мухаммада. Пока Европа выстраивала свой мультигосударственный порядок, Османская империя, с метрополией в Турции, возродила эту претензию на единоличное «боговдохновленное» правление и распространила свою власть на арабские земли, бассейн Средиземного моря, Балканы и Восточную Европу. Она, конечно, уделяла внимание зарождающейся межгосударственной Европе, но вовсе не считала, что наблюдает модель для подражания: в европейских договоренностях османам виделся стимул для дальнейшей османской экспансии на запад. Как выразился султан Мехмед II Завоеватель, увещевая итальянские города-государства, этот ранний образчик многополярности в пятнадцатом веке: «Вас двадцать городов… Вы вечно препираетесь между собою… Должна быть одна империя, одна вера, одна власть во всем мире».

Между тем на противоположном от Европы побережье Атлантического океана, в Новом Свете, закладывались основы иного представления о мироустройстве. Европу семнадцатого столетия охватили политические и религиозные конфликты, и пуритане-переселенцы изъявили решительное намерение «исполнить Божий план» и реализовать его в «отдаленной глуши», дабы освободиться от соблюдения установлений существующей (и, по их мнению, «негодной») структуры власти. Там они собирались строить, если цитировать губернатора Джона Уинтропа, который проповедовал в 1630 году на борту корабля, направляющегося в поселение Массачусетс, «град на холме», вдохновляя мир справедливостью своих принципов и силой своего примера. В американском видении мирового порядка мир и баланс сил достигаются естественным путем, древние распри и вражду надлежит оставить в прошлом – едва другие народы усвоят те же самые принципы правления, что и американцы. Задача внешней политики, таким образом, состоит не столько в отстаивании сугубо американских интересов, сколько в распространении общих принципов. Со временем Соединенные Штаты превратились в главного защитника того порядка, который сформулировала Европа. Тем не менее, пусть США подкрепляют своим авторитетом европейские усилия, налицо некая двойственность восприятия – ведь американское видение опирается не на принятие европейской системы сбалансированной власти, а на достижение мира посредством распространения демократических принципов.

Среди всех вышеупомянутых концепций принципы Вестфальского мира рассматриваются – в рамках этой книги – в качестве единственной общепризнанной основы того, что можно определить как существующий мировой порядок. Вестфальская система распространилась по всему миру в качестве «каркаса» межгосударственного и международного порядка, охватывающего различные цивилизации и регионы, поскольку европейцы, расширяя границы своих владений, всюду навязывали собственные представления о международных отношениях. Они частенько «забывали» о понятии суверенитета по отношению к колониям и колонизируемым народам, но когда эти народы начали требовать независимости, их требования основывались именно на вестфальской концепции. Национальная независимость, суверенная государственность, национальные интересы и невмешательство в дела других – все эти принципы оказались эффективными доводами в спорах с колонизаторами, причем как в ходе борьбы за освобождение, так и при защите новообразованных государств.

Современная, ныне глобальная Вестфальская система – которую сегодня принято именовать мировым сообществом, – стремится «облагородить» анархическую сущность мира с помощью обширной сети международных правовых и организационных структур, призванных содействовать открытой торговле и функционированию стабильной международной финансовой системы, установить общие для всех принципы урегулирования международных споров и ограничить масштабы войн, когда те все-таки случаются. Эта межгосударственная система в настоящее время охватывает все культуры и регионы. Ее институты предоставляют нейтральные рамки взаимодействия различных обществ – в значительной степени независимо от исповедуемых в конкретных обществах ценностей.

При этом вестфальские принципы оспариваются со всех сторон, иногда, как ни удивительно, во имя мирового порядка. Европа намеревается отойти от системы межгосударственных отношений, которую сама спроектировала, и придерживаться впредь концепции объединенного суверенитета5
Имеется в виду передача значительной части полномочий государственной власти в суверенном национальном государстве наднациональной структуре, в данном случае – Европейскому союзу. (Прим. перев. )

По иронии судьбы, Европа, которая придумала концепцию баланса власти, теперь сознательно и существенно ограничивает власть своих новых институтов. Сократив собственное военное могущество, она практически утратила способность адекватно реагировать на попирание этих универсалистских норм.

На Ближнем Востоке джихадисты обоего толка, как сунниты, так и шииты, продолжают разделять общества и демонтировать национальные государства в стремлении к глобальной революции на основе фундаменталистских версий мусульманской религии. Само понятие государства, наряду с основанной на нем региональной системой отношений, находится ныне в опасности, его атакуют идеологии, отвергающие налагаемые государством ограничения как незаконные, и террористические формирования, которые в ряде стран оказываются сильнее вооруженных сил правительства.

Азия, отчасти добившаяся наиболее удивительных успехов среди регионов, которые приняли концепцию суверенной государственности, до сих пор ностальгирует по альтернативным принципам и демонстрирует миру многочисленные примеры регионального соперничества и исторических притязаний наподобие тех, что подрывали европейский порядок сто лет назад. Почти каждая страна считает себя «молодым драконом», провоцируя разногласия на грани открытой конфронтации.

Соединенные Штаты то прилагают усилия по отстаиванию вестфальской системы, то критикуют ее основополагающие принципы баланса сил и невмешательства во внутренние дела как безнравственные и устаревшие – причем порой делают то и другое одновременно. США продолжают считать универсально востребованными свои ценности, которые следует заложить в основу мирового порядка, и оставляют за собой право на их поддержку в глобальном масштабе. Тем не менее после трех войн на протяжении жизни двух поколений – каждая война начиналась с идеалистических устремлений и широкого общественного одобрения и завершалась общенациональной травмой – Америка сегодня пытается составить пропорцию между своим могуществом (по-прежнему очевидным) и принципами государственного строительства.

Все основные центры силы на планете используют в той или иной степени элементы вестфальского порядка, но ни один не считает себя «прирожденным» поборником этой системы. Все указанные центры претерпевают значительные внутренние изменения. Способны ли регионы со столь различными культурами, историей и традиционными для себя теориями мирового порядка принять в качестве закона какую-то глобальную систему?

Успех в достижении подобной цели требует подхода, который уважает как разнообразие традиций человечества, так и укорененное в человеческой природе стремление к свободе. Именно в данном смысле можно говорить о мировом порядке, но он не может быть навязан. В особенности это верно в эпоху мгновенной коммуникации и революционных политических перемен. Любой мировой порядок, чтобы оказаться жизнеспособным, должен восприниматься как справедливый – не только лидерами, но и простыми гражданами. Он должен отражать две истины: порядок без свободы, даже одобряемый поначалу, в порыве экзальтации, в конечном счете порождает собственную противоположность; однако свобода не может быть обеспечена и закреплена без «каркаса» порядка, призванного помочь сохранить мир. Порядок и свободу, порой трактуемые как противоположные полюса шкалы человеческого опыта, следует рассматривать как взаимозависимые сущности. Способны ли сегодняшние лидеры подняться над насущными текущими заботами ради обретения такого баланса?

Легитимность и власть

Ответ на эти вопросы должен учитывать три уровня концепции государственного порядка. Мировой порядок подразумевает состояние конкретного региона или цивилизации, в рамках которого действует комплекс справедливых договоренностей и существует распределение власти, которое считается приложимым к миру в целом. Международный порядок есть практическое применение указанной системы взглядов к значительной части земного шара, причем территория охвата должна быть достаточно большой, чтобы повлиять на глобальный баланс сил. Наконец, региональный порядок основывается на тех же самых принципах, применяемых в определенной географической зоне.

Любой из перечисленных выше уровней порядка базируется на двух компонентах – совокупности общепринятых правил, определяющих пределы допустимых действий, и на балансе сил, необходимого для сдерживания в условиях нарушения правил, что не позволяет одной политической единице подчинить себе все прочие. Консенсус в отношении легитимности существующих механизмов – сейчас, равно как и в прошлом – не исключает полностью соперничества или конфронтации, но помогает гарантировать, что конкуренция будет принимать лишь форму корректировки существующего порядка, не обернется фундаментальным вызовом этому порядку. Баланс сил сам по себе не может обеспечить мир, однако, если он тщательно проработан и неукоснительно соблюдается, этот баланс может ограничивать масштабы и частоту фундаментальных противостояний и не допустить их превращения в глобальную катастрофу.

Никакая книга не способна вместить в себя все без исключения исторические традиции международного порядка даже в рамках одной страны, активно участвующей ныне в формировании политического ландшафта. В своей работе я уделяю основное внимание тем регионам, чьи концепции порядка оказали наибольшее влияние на современные представления.

Баланс между легитимностью и властью – чрезвычайно сложный и хрупкий; чем меньше территориально географическая зона, в которой он применяется, чем гармоничнее культурные принципы в его пределах, тем легче достичь жизнеспособного согласия. Но современному миру необходим глобальный миропорядок. Многообразие сущностей, политических единиц, никак не связанных друг с другом исторически или ценностно (за исключением тех, что расположены на расстоянии вытянутой руки), определяющих себя преимущественно по границам своих возможностей, скорее всего, генерирует конфликт, а не порядок.

В ходе моего первого визита в Пекин, состоявшегося в 1971 году и призванного восстановить контакты с Китаем после двух десятилетий вражды, я упомянул, что для американской делегации Китай является «страной загадок и тайн». Премьер-министр Чжоу Эньлай ответил: «Вы сами увидите, что в Китае нет ничего таинственного. Когда вы познакомитесь с нами поближе, мы перестанем казаться вам столь таинственными». В Китае, добавил он, живут 900 миллионов человек, и в своей стране они не видят ничего необычного. В наше время стремление к установлению мирового порядка требует учитывать мнение обществ, чьи взгляды вплоть до недавних дней оставались в значительной степени самодостаточными. Тайна, которую следует раскрыть, едина для всех народов: как наилучшим образом совместить различные исторические опыты и традиции в общем мировом порядке.

В книге «Мировой порядок» (World Order), вышедшей в свет две недели назад, Генри Киссинджер (Henry Kissinger), который, занимая пост Госсекретаря США, работал с такими американскими президентами, как Ричард Никсон и Джеральд Форд, проливает свет на многие сложные темы. В их числе ИГИЛ («Исламское государство Ирака и Леванта»), украинский кризис, Сирия, отношения с Ираном. Киссинджер, служивший не только двум вышеназванным президентам, но и практически всем лидерам последнего времени в качестве советника по национальной безопасности, является лауреатом Нобелевской премии мира (1973) и обладателем Президентской медали Свободы.

Киссинджер многократно посещал и нашу страну, он прекрасно осведомлен в вопросах международных отношений и особенно Ближнего Востока. Он не просто знает, но и определяет внешнюю политику США. Что касается активно обсуждаемого в последние годы вопроса о «новом мировом порядке», у Киссинджера есть очень прозрачные и ясные комментарии на этот счет.

Порядок создает сильнейший

Каждая крупная цивилизация пыталась выработать концепцию мирового порядка в соответствии с собственными представлениями. В первые столетия своего возникновения ислам создал такой «мировой порядок», который в тот момент можно было считать беспрецедентным по части справедливости и доверия. До своего упадка Османская империя была преемницей этой системы. Предполагалось, что созданный исламом порядок навсегда сохранится в этой форме и соединит все существующие религии.

Явление «демократии», получившее развитие вместе с капитализмом, поставило на повестку дня вопрос о необходимости нового мироустройства, которое было бы создано при лидирующей роли Запада. Формировать новый миропорядок после Османской империи пыталась Европа, но сегодня она выглядит как сила, застрявшая между прошлым и будущим и не способная решить, что делать дальше. Между тем новая экономическая, социальная и политическая среда показывает, что единственным страной, способной создать новый порядок, являются США.

Новый порядок наших дней

Глобализация и демократия рано или поздно должны были привести к тому, чтобы Советский Союз перестал быть единой силой и превратился в группу отдельных национальных государств. После этого США с энтузиазмом принялись реализовывать идею «нового мирового порядка».

Определяющую роль в процессе формирования нового мироустройства играют два важных фактора. Первый из них заключается в том, чтобы другие государства мира считали новую систему «справедливой» и «надежной». Однако со временем такие понятия, как справедливость и надежность, претерпевают определенные изменения. При этом лидирующие страны должны уметь идти в ногу с этими изменениями.

Второй фактор состоит в том, чтобы ведущие страны мира могли поддерживать новый баланс сил. Даже если былая сила Советского Союза не будет восстановлена, нельзя игнорировать феномен роста Китая, под эгидой которого и пройдет новый век. Правила игры установит справедливый и сильный.

В балансе сил, который складывается сегодня, «порядок, распространяющий западные принципы» и «порядок, оправдывающий радикальный ислам» сталкиваются друг с другом. Ранее полагали, что модель «умеренного ислама» ослабит влияние радикального ислама, но она не оправдала надежд.

Естественно, новый порядок не может быть создан усилиями одной страны. Глобальная система должна получить широкую международную поддержку. США в этом вопросе могут быть только лидером, подводит итог Киссинджер.

Роль государственного деятеля Генри Киссинджера в политике Америки и мировой политике в целом очень велика. С этим согласны не только сторонники его идей, но и противники. В книге «Мировой порядок» он рассматривает состояние мировой политики, выражая своё мнение и пытаясь донести важную информацию до людей, прежде всего до тех, кто стоит у власти.

Автор этой книги начинает издалека, давая возможность читателям понять, как развивалась мировая политика. Он возвращает нас в прошлое, в те события, которые происходили более трёх веков назад. Он пишет о Вестфальском мире, французской революции, Венском конгрессе, общем состоянии Европы, России, США, восточных стран.

В книге Генри Киссинджер говорит о положительных и отрицательных сторонах тех или иных действий. Он сравнивает прошлое с тем, что происходит сейчас. И хотя кажется, что все страны направлены на развитие, но зачастую именно это и становится причиной конфликтов. В мире, где происходит глобализация всего, странам сложно сохранять свои традиции, национальность. Некоторые из них не могут найти верного пути, чтобы войти в мировую систему, но при этом сохранить свои особенности. Очень сложно поддерживать баланс сил. Это может привести к войнам, когда одни не желают понимать других. Автор этой книги рассматривает несколько самых остро стоящих проблем и говорит о том, что мировая политика сейчас находится в тяжёлом положении. Она должна быть подвергнута изменениям в обязательном порядке, иначе ни к чему хорошему это не приведёт.

На нашем сайте вы можете скачать книгу "Мировой порядок" Киссинджер Генри бесплатно и без регистрации в формате fb2, rtf, epub, pdf, txt, читать книгу онлайн или купить книгу в интернет-магазине.

Генри Киссинджер

Мировой порядок

Посвящается Нэнси

© Henry A. Kissinger, 2014

© Перевод. В. Желнинов, 2015

© Перевод. А. Милюков, 2015

© Издание на русском языке AST Publishers, 2015

Введение

Что такое «мировой порядок»?

В 1961 году, будучи молодым ученым, я во время выступления на конференции в Канзас-Сити вспомнил президента Гарри С. Трумэна. На вопрос о том, какими достижениями своего президентства он более всего гордится, Трумэн ответил: «Тем, что мы целиком и полностью разгромили наших врагов, а затем вернули их обратно в сообщество наций. Мне приятно думать, что только Америке удалось нечто подобное». Сознавая огромное могущество Америки, Трумэн гордился в первую очередь американским гуманизмом и приверженностью демократическим ценностям. Он хотел, чтобы его запомнили не столько как президента победоносной страны, сколько как главу государства, примирившего врагов.

Все преемники Трумэна в той или иной степени следовали его убеждениям, отраженным в этой истории, и аналогичным образом гордились вышеназванными составляющими американской идеи. Отмечу, что на протяжении многих лет сообщество наций, которое они всемерно поддерживали, существовало в рамках «американского консенсуса» – государства сотрудничали, неуклонно расширяя ряды данного мирового порядка, соблюдая общие правила и нормы, развивая либеральную экономику, отказываясь от территориальных завоеваний в пользу уважения национальных суверенитетов и принимая представительную демократическую систему управления. Американские президенты, причем их партийная принадлежность не имела значения, решительно призывали правительства других стран, нередко – весьма пылко и красноречиво – обеспечить соблюдение прав человека и поступательное развитие гражданского общества. Во многих случаях поддержка этих ценностей со стороны Соединенных Штатов и их союзников приводила к значительным преобразованиям в статусе населения конкретного государства.

Тем не менее сегодня у указанной системы, «основанной на правилах», возникли проблемы. Частые увещевания, обращенные к прочим странам, призывы «внести посильный вклад», играть «по правилам двадцать первого столетия» и быть «ответственными участниками процесса» в рамках общей системы координат отчетливо показывают, что не существует общего для всех представления об этой системе, общего для всех понимания «посильного вклада» или «справедливости». За пределами западного мира те регионы, которые принимали минимальное участие в выработке нынешних правил, ставят под сомнение эффективность данных правил в их текущих формулировках и ясно демонстрируют готовность приложить все усилия, чтобы изменить упомянутые правила. Таким образом, «международное сообщество», к которому сегодня взывают, возможно, более настойчиво, чем в любую другую эпоху, не в состоянии согласовать – или хотя бы договориться – об однозначном и непротиворечивом комплексе целей, методов и ограничений.

Мы живем в исторический период, когда налицо упорная, временами почти отчаянная погоня за ускользающей от общего понимания концепцией мирового порядка. Хаос угрожает нам, а вместе с тем формируется беспрецедентная взаимозависимость: распространение оружия массового уничтожения, дезинтеграция былых государств, последствия хищнического отношения к окружающей среде, сохранение, к великому сожалению, практики геноцида и стремительное внедрение новых технологий угрожают усугубить привычные конфликты, обострить их до степени, превосходящей человеческие возможности и границы разума. Новые способы обработки и передачи информации объединяют регионы как никогда прежде, проецируют местные события на глобальный уровень – но так, что препятствуют их полноценному осмыслению, в то же время требуя от государственных лидеров моментальной реакции, хотя бы в форме лозунгов. Неужели мы вступаем в новый период, когда будущее станут определять силы, не признающие ни ограничений, ни какого-либо порядка вообще?

Разновидности мирового порядка

Не будем лукавить: по-настоящему глобального «мирового порядка» никогда не существовало. То, что признается ныне за таковой, сложилось в Западной Европе почти четыре столетия назад, его основы были сформулированы на мирных переговорах в немецкой области Вестфалия, причем без участия – или даже внимания – большинства стран на других континентах и большинства иных цивилизаций. Столетие религиозных распрей и политических потрясений в Центральной Европе достигло кульминации в Тридцатилетнюю войну 1618–1648 годов; это был «мировой» пожар, в котором смешались политические и религиозные противоречия; в ходе войны сражающиеся прибегали к «тотальной войне» против ключевых населенных пунктов, и в результате Центральная Европа лишилась почти четверти населения – из-за боевых действий, болезней и голода. Истощенные противники встретились в Вестфалии, чтобы договориться о совокупности мер, призванных остановить кровопролитие. Религиозное единство дало трещину благодаря утверждению и распространению протестантства; политическое многообразие явилось логичным следствием многочисленности независимых политических единиц, которые участвовали в войне. В итоге получилось так, что Европа первой восприняла привычные условия современного мира: разнообразие политических единиц, ни одна из которых не обладает мощью, достаточной для того, чтобы победить всех остальных; приверженность противоречивым принципам, идеологическим воззрениям и внутренним практикам, и все стремятся обрести некие «нейтральные» правила, регулирующие поведение и смягчающие конфликты.

Вестфальский мир следует трактовать как практическое приближение к реальности, он вовсе не демонстрирует какого бы то ни было уникального нравственного осознания. Этот мир опирается на сосуществование независимых государств, которые воздерживаются от вмешательства во внутренние дела друг друга и сопоставляют собственные амбиции и амбиции прочих с принципом общего равновесия власти. Никакое единоличное притязание на обладание истиной, никакое универсальное правило не сумели воцариться в Европе. Вместо этого каждое государство обзавелось суверенной властью над своей территорией. Каждое соглашалось признавать внутренние структуры и религиозные убеждения соседей как жизненные реалии и воздерживалось от оспаривания их статуса. Подобный баланс сил отныне рассматривался как естественный и желательный, а потому амбиции правителей выступали противовесом друг другу, по крайней мере, в теории ограничивая масштабы конфликтов. Разделенность и многообразие (во многом случайно сложившиеся в развитии европейской истории) стали отличительными признаками новой системы международного порядка – с собственным мировоззрением, собственной философией. В этом смысле усилия европейцев по тушению их «мирового» пожара способствовали формированию и послужили прототипом современного подхода, когда от вынесения абсолютных суждений отрекаются в пользу практичности и экуменизма; это попытка выстроить порядок на разнообразии и сдерживании.

Переговорщики семнадцатого века, составлявшие условия Вестфальского мира, не предполагали, разумеется, что закладывают основы глобальной системы, которая раскинется далеко за пределы Европы. Они даже не попытались привлечь к этому процессу соседнюю Россию, которая в ту пору устанавливала собственный новый порядок после невзгод Смутного времени, причем возводила в закон принципы, кардинально различавшиеся с вестфальским балансом сил: абсолютная монархия, единая государственная религия – православие и территориальная экспансия во всех направлениях. Впрочем, и другие крупные центры силы не воспринимали Вестфальские соглашения (насколько они были вообще осведомлены об этих соглашениях) как имеющие отношение к их территориям и владениям.

Идея мирового порядка была реализована на географическом пространстве, известном государственным деятелям того времени; подобный подход регулярно реализуется во многих регионах. Это в значительной мере объясняется тем, что тогдашние доминирующие технологии нисколько не способствовали созданию единой глобальной системы – сама мысль о последней представлялась непозволительной. Не имея средств взаимодействовать друг с другом на постоянной основе, не располагая возможностями адекватно оценивать «температуру могущества» европейских регионов, каждая суверенная единица трактовала собственный порядок как уникальный, а всех прочих расценивала как «варваров» – которыми управляют в манере, неприемлемой для существующего строя и потому рассматриваемой в качестве потенциальной угрозы. Каждая суверенная единица считала свой порядок идеальным лекалом для общественной организации человечества в целом, воображая, что своим способом управления упорядочивает мир.

Генри Киссинджер – архитектор нового мирового порядка

В силу гигантского многообразия хорошо обоснованных причин, в глазах миллионов людей доктор Генри Киссинджер выглядит одной из самых зловещих личностей , которых ещё носит или когда-либо носила земля. Проблема с восприятием доктора Киссинджера как «зла» в том, что внутри каждого из нас сидит маленький доктор Киссинджер, которому не хватило питания, чтобы вырасти до высот пользования сатанинскими благами, которых достиг доктор Киссинджер.

Киссинджер , без преувеличений, не лучше , и надо быть очень близоруким, чтобы рисовать себе моральное превосходство Генри Киссинджера над Гитлером. Идеалы доктора Киссинджера абсолютно так же смертоносны , но применительно к другим демографическим категориям.

Как и его заместитель и подчинённый в Новом мировом порядке, Киссинджер получил Нобелевскую премию мира – явное свидетельство Оруэлловского мира, контролируемого олигархической пропагандой. Любой здравомыслящий человек теперь рассматривает Нобелевскую премию мира, как омерзительный значок убийцы – печать бесовского пиршества, стремящегося к устроению самого мрачного за всю историю порядка для человечества. Среди мнений, изложенных доктором Киссинджером, есть идея о том, что пожилые являются бесполезными иждивенцами – вот, каков «мир» , а ведь доктор Киссинджер уже стар, и по-прежнему переводит пищу.

• «Пожилые – ненужные едоки…» (Генри Киссинджер, цитата из книги «Последние дни»).
• «Военные – «глупые, тупые животные, которых надлежит употреблять в качестве пешек во внешней политике…» (Генри Киссинджер, цитата из книги «Последние дни»).
• «Депопуляция должна стать наивысшим приоритетом внешней политики по отношению к третьему миру, потому что американской экономике потребуются большие и растущие объёмы полезных ископаемых из-за рубежа, особенно из менее развитых стран…» (Генри Киссинджер, Меморандум-200 о национальной безопасности, датированный 24 апреля 1974 года).
• «Сегодня американцы были бы в ярости, войди войска ООН в для восстановления порядка; завтра они будут благодарны. Это было бы ещё большей правдой, если бы им сказали, что есть внешняя угроза извне – реальная ли, или провозглашённая – которая угрожает самому нашему существованию. И вот тогда все народы мира будут умолять мировых лидеров избавить их от этого зла. Единственное, чего боится каждый – неизвестность. Будучи представленными этому сценарию, люди с охотой откажутся от личных прав, лишь бы их мировое правительство гарантировало им их благополучие…» (Генри Киссинджер, выступление во французском Эвиане на встрече 21 мая 1992 года. Речь Киссинджера без его ведома была записана швейцарским делегатом собрания)
• «Власть – самый сильный афродизиак…» (Генри Киссинджер, цитата из книги «Последние дни»)

Итак, дорогой наш сэр доктор Киссинджер , у вас и впрямь нет чести? Сэр?

Кому под силу оправдать подобное? Да, я, конечно же, знаю, что язык мой – враг мой, орудие разделения и греха, но будет вам, доктор Киссинджер ! Вы точно пошутили? Будь ваша воля, старики бы голодали, Лос-Анджелес оккупировали после инсценированной диверсии, а вас бы всё это привело в состояние приятного возбуждения? Сколько ещё зла может вместить в себя человеческое сердце? Сколько злобы? Сколько невежества у того, кого считают таким блестящим? Сколько ещё свободного от сочувствия к своим ближним пространства может иметь внутри себя человек, который воевал против ?

Что бы я ни делал, как бы ни пытался – я не могу найти оправдания отвратительной и безнравственной философии доктора Генри Киссинджера , но самая горькая истина в том, что его почитают великим человеком, ведущим государственным деятелем, философом и учителем! Как вообще это стало возможным? Какой достойный поступок совершил для этого мира доктор Генри Киссинджер? Что он вообще сделал достойного , за исключением добросовестной службы на европейском театре войны в ходе вторжения союзников на ту самую землю, откуда он когда-то бежал? Делал ли он когда-нибудь хоть что-нибудь ради своих ближних? Скорее всего, нет – Генри Киссинджер является именно той тупой, глупой тварью, пешкой внешней политики, какими он описывал людей в форме – и в то же время самого себя, ветерана войны. Ирония не знает пределов, как их не знает чёрное сердце Генри Киссинджера.

Давайте окинем взглядом жизнь доктора Генри Киссинджера – главного архитектора .

Генри Киссинджер в молодости

Генри Киссинджер родился в 1923 году в Баварии под именем Хайнца Альфреда Киссингера в традиционной семье немецких евреев. Отец Генри был школьным учителем, и, несомненно, это решающим образом отразилось на его становлении в качестве учёного. Киссингеры видели и ощущали бурный политический климат Германии 30-х годов, и в 1938 году благоразумно переехали в Нью-Йорк. Генри быстро и охотно усвоил , но слушая речь доктора Киссинджера, понимаешь, что он так и не избавился от своего франко-немецкого акцента.

Видите, как резко очерчены формы нашего доктора Киссинджера на фотографии вверху? Дело в том, что после того, как Генри окончил среднюю школу, он сразу же поступил в колледж и, чтобы помочь в оплате расходов, работал неполный рабочий день на старинной фабрике помазков для бритья. Генри делал успехи в учёбе, да и от часов на работе тоже получал удовольствие. В Сити-колледже Нью-Йорка он изучал бухучёт, но занятия его были прерваны, когда в 1943 году его призвали в армию.

В армии будущий доктор Киссинджер познакомился с другим очень одарённым из Германии по имени Фриц Кремер , а поскольку оба они очень бегло говорили по-немецки, их таланты были весьма востребованы. Генри не был трусом, он вызывался добровольцем на рискованные задания во время Арденнского сражения. Когда силы союзников продвигались по центральным районам Германии, Генри Киссинджер отличился блестяще проведённой работой с немецкими мирными жителями; его быстро повысили до сержанта и поручили выслеживать офицеров гестапо и прочих диверсантов. За достигнутые успехи он был награждён Бронзовой звездой.

Вскоре молодой Генри получит ещё большие полномочия – содействуя денацификации вверенных районов оккупированной Западной Германии.

Доктор Генри Киссинджер

После своей достойной и по заслугам оценённой службы в годы Второй мировой войны, Генри Киссинджер вернулся в и с головой ушёл в книги – он учился в Гарвардском колледже, а в 1954 году получил степень доктора философии в Гарвардском университете. Генри остался членом его профессорско-преподавательского состава, и изначальный механизм его влияния проходил через правительство и международные дела. Находясь в составе Лиги плюща, можно оказывать огромное влияние на государственную власть, поскольку такие университеты как Гарвард фактически являются частью федерального . Генри шёл к тому, чтобы стать философом абсолютного глобализма – породой человека, который совершенно антипатриотичен, испытывает ненависть к правам и культуре нации, с такой лёгкостью и любовью принявшей его семью, бежавшую от нацистов.

Подобно Джорджу Соросу, продавшему Великобританию за миллиарды, Генри Киссинджер предаст граждан США за идею Нового мирового порядка. Полный желания определять в указанной манере с целью разрушения Соединённых Штатов изнутри, Генри Киссинджер сформирует команду единомышленников из таких же антиамерикански настроенных американцев, в числе которых губернатор штата Нью-Йорк Нельсон Рокфеллер . От влияния на губернатора одного из самых населённых и богатых штатов, Киссинджер затем перескочит в одну из наименее заслуживающих доверия и самых непорядочных администраций президента в истории США, и, должно быть, Ричард Никсон не мог не почуять в Генри родственную душу – в 1969-м он сделал его советником по национальной безопасности. Вскоре Генри Киссинджер был уже государственным секретарём и остался им при после публичного унижения Никсона.

Реальная политика с Генри Киссинджером

Пожалуй, с 1969 до 1977 года Генри Киссинджер был наиболее влиятельной фигурой во внешней политике Соединённых Штатов, и он действительно организовал кое-какие изящные манёвры в том, что касается отношений с гигантскими зверьми – советской Россией и коммунистическим Китаем. Генри не имел отношения к началу войны во Вьетнаме, но он на самом деле приложил большие усилия для её прекращения, за что и был удостоен Нобелевской премии мира, несмотря на то, что организованное им прекращение огня большей частью успеха не имело – и сдаётся мне, что у него могли быть намерения, чтоб так оно и было.

В 1974 году, находясь в должности советника по , Киссинджер руководил работой над Меморандумом-200 по анализу проблем национальной безопасности, и уж мирным этот документ и (или) план назвать было просто невозможно. Если вы изучите этот уже рассекреченный документ, то обнаружите, что политика лауреата Ноблевской премии «мира» Киссинджера была какой угодно, но только не мирной . Скорее, она была более холодной и детерминированной потребностью защитить богачей вместе с их богатством, так как конечной целью всегда было глобальное правление сверхбогатых олигархов , на которых так молится Киссинджер.

Пожалуйста, отметьте ключевое слово «эксплуатация» в нижеследующем: